О нас троих

Андреа Де Карло

О нас троих

Часть первая

1

С Мизией Мистрани я познакомился 12 февраля 1978 года. Утром я защищал диплом по истории — темой его был Четвертый крестовый поход — и чуть не поругался с комиссией, недовольной полемическим характером моей работы и горячностью, с которой я отстаивал свою точку зрения, но все-таки мне поставили сто десять баллов, правда, без отличия, хотя я трудился целый год и, перерыв кучу источников, написал двести пятьдесят довольно вдохновенных страниц. Председатель сказал мне своим бесцветным голосом: «Историю надо воспринимать в перспективе.О событиях семисотлетней давности нельзя говорить так, будто они имели место вчера и вы были их непосредственным участником. Вы совершенно лишены умения сдерживать эмоции, абстрагироваться и беспристрастно оценивать факты». В этом он был прав: с моими несдержанностью, злостью, страхами, необъективностью нелегко возвращаться в прошлое, а тем более относиться к нему объективно.

Нечто похожее произошло несколькими неделями ранее с моим лучшим другом Марко Траверси: его дипломная работа о Христофоре Колумбе и уничтожении коренного населения Америки вызвала жаркую дискуссию, но, не желая, в отличие от меня, отступать под яростным напором комиссии, он послал ее в полном составе ко всем чертям и отказался от диплома об окончании университета. Я жалел, что в трудную минуту не проявил такой же стойкости, а предпочел порадовать маму с бабушкой, как пай-мальчик, пусть немного наивный и импульсивный, и вернулся домой с дипломом в кармане вместо того, чтобы отстаивать до последнего свою точку зрения. Поэтому вечером после защиты я не стал звонить Марко, как собирался, но и сидеть дома с таким настроением тоже не хотелось, так что я отправился один в бар в латиноамериканском стиле, теперь на его месте открыли псевдоанглийский паб, а тогда там было полно дыма и гремела музыка, влага от разгоряченных тел конденсировалась на низком потолке и капала на головы людей, что не мешало им разговаривать, пить и танцевать на голом бетонном полу. Я сидел рядом с молчаливыми, не особо общительными парнями, с которыми был едва знаком, пил пиво, прислонясь спиной к стене, паршивые динамики чуть не лопались от однообразного ритма сальсы, и тут я увидел ее — удивительную блондинку, — девушка пришла с друзьями, и теперь они, объясняясь взглядами и знаками, направлялись к столику, где еще оставались свободные места.

Не заметить ее было трудно, какой бы густой дым ни стоял в воздухе, как бы ни мешал бьющий по барабанным перепонкам вибрирующий грохот: она словно светилась изнутри, двигалась легко и непринужденно, я смотрел на ее живое, внимательное лицо, которое она поворачивала то к одному из приятелей, то к другому, слушала, отвечала и улыбалась так искренне, что у меня замирало сердце. Эта девушка излучала какой-то особенный свет, казалось, он передавался, подобно электричеству, ее спутникам и через заполненное людьми пространство доходил до меня, который поглядывал на нее, сидя у противоположной стены. В битком набитом подвальчике она привлекала не только мое внимание, и тем острее я ощущал необходимость в ней, потребность в ее присутствии и с горечью осознавал ограниченность своих возможностей.

Но за весь вечер я так и не сумел придумать благовидный предлог, чтобы подойти к ней и заговорить, даже просто приблизиться хоть на несколько шагов; я несколько раз прокрутил в уме, как кадры на монтажном столе, десятки жестов и фраз и перемотал пленку обратно, к отправной точке, холодея от ужаса при одной мысли, что такое вообще могло прийти мне в голову. Единственное, что мне удалось сделать, это выпить еще пива и продолжить наблюдать за ней издалека, подмечая все нюансы ее общения с друзьями и пытаясь понять, нет ли у нее с кем-нибудь из них особых отношений. Я решил, что нет, хотя она явно была в центре внимания мужской части компании, а парень с густой шевелюрой при каждом удобном случае порывался взять ее за руку или сказать что-то на ухо; девушка выглядела чересчур свободной и веселой, а значит вряд ли была связана узами брака или серьезными отношениями с кем бы то ни было.

Около часа ночи вся компания встала из-за стола, она пошла к выходу все той же легкой походкой; подвал, набитый битком, кричащий, громыхающий, потерял для меня всякую привлекательность. Я остался сидеть у стены, продолжая держать в руке кружку пива и ясно осознавая, что, несмотря на окончание университета, в моей жизни ничего не изменилось. Во рту пересохло, какие-то избитые фразы вертелись у меня на языке, сердце окаменело; взрывы смеха, гул голосов, одинаковые выражения лиц, все вокруг стало мне отвратительно, оставаться здесь я больше не мог.

Ни с кем не попрощавшись, я пошел к выходу неуверенной вихляющей походкой, особенно нелепой из-за громоздкого, как одеяло, перуанского пончо из шерсти ламы. Примитивный жизнерадостный рисунок странно выглядел в городе, пропитанном сыростью; стоя посреди безлюдной улицы, я огляделся и увидел, как метрах в пятидесяти от меня та самая белокурая девушка пытается выбраться из стоящей у тротуара машины, но не может, потому что кто-то тянет ее обратно. На таком расстоянии я мог разглядеть только светлые волосы в тусклом свете фонаря, когда она на мгновение показывалась в проеме дверцы и тут же исчезала внутри, но у меня не было и тени сомнения, что это именно она.

Среагировал я мгновенно: кровь вскипела, забурлила, ударила в голову, отозвавшись ослепительной вспышкой, и я побежал к машине, шлепая ботинками по мокрому асфальту. В голове крутились слова из латиноамериканской песни, которую я только что слышал в баре, но в два с половиной раза быстрее, чем в оригинале: и я тоже, все ускоряясь, несся вниз по пустынной улице и ни о чем не думал.

Я уже поравнялся с машиной, как вдруг на меня нахлынули сомнения, и я встал как вкопанный: застыл возле дверцы, испугавшись, что буду выглядеть полным психом, когда вмешаюсь в ссору двух влюбленных. Но дверь была приоткрыта, девушка рвалась наружу, а парень упорно тянул ее обратно; все это напоминало борьбу кетч.

Я распахнул дверцу и заглянул внутрь, девушка удивленно взглянула на меня; я так и не решил, правильно ли поступаю, но мне уже было все равно, сейчас для меня главное был этот парень, который еще десять минут назад — сама любезность — сидел рядом с ней за столиком, а теперь же вцепился в нее, будто хищник, и тащил жертву к себе в логово. Он неприязненно смотрел на меня снизу вверх из-под закрывающий лоб челки, и нос у него был короткий, маленький, с раздувающимися ноздрями.

— Все в порядке? — взволнованно спросил я блондинку, с трудом переводя дыхание.

Она не ответила и посмотрела на меня скорее вопросительно, чем умоляюще.

Я перевел взгляд на парня, который продолжал держать ее, и повторил, уже обращаясь к нему:

— Все в порядке?

Он молчал и только тупо смотрел на меня остановившимся взглядом, я залез поглубже в машину и хлопнул его по плечу:

— У вас все в порядке?

Парень еще больше помрачнел, его перекосило от злобы:

— А это что еще за придурок?

Он переводил взгляд с девушки на меня и обратно и все равно не отпускал ее, я чувствовал, как нарастает в нем глухое раздражение, словно медленно сжимается пружина, которая вот-вот распрямится.

Я уже чуть ли не по пояс залез в машину, где сидели два совершенно незнакомых мне человека, и зачем-то пытался вмешаться в их ссору, которая на самом деле совершенно меня не касалась, но в тот момент я воспринимал это как дело своей жизни, и эти двое казались мне чуть ли не родными, я узнавал их взгляды, движения, на самом деле совершенно мне незнакомые. Я чуть сильнее ударил парня по плечу:

— Так в чем дело? Чего ты в нее вцепился?

— А ты, мать твою, здесь при чем? — возмутился парень, соображал он крайне медленно.