Шаги за спиной

ц, - сказал Юра, - я устал, идем в душ.

- Я ещё потренируюсь немного, - ответила Женя.

- Я сказал, идем в душ. Не туда, в мужской.

Женя уже не раз была в мужском душе и научилась делать там все то, о чем её просили. В общем, приятная чепуха.

Тренер, Борисович, встал у двери.

- Что-то не так?

- Ей четырнадцать лет.

Зная характер Жени, он ни за что не опасался, но следует соблюсти приличия.

Женя скривила нос:

- Аркадий Борисович, мы ещё потом поиграем?

- Если у тебя будут силы.

- Я заплачу, - ответил Юра, - а если будешь мне мешать, то мои друзья изнасилуют тебя в туалете. (Он начал снимать рубашку и расстегивать шорты). И вообще, в душе я собирался только мыться.

Они вымылись и вышли в зал. Юра был только в полотенце, Женя тоже. Она шла босиком, ступая на всю ступню - те, кто много тренируются, всегда ходят мужиковато.

Она не особенно стеснялась. Плевать ей на всех.

- Веди, - приказал Юра.

Борисович привел их в маленькую комнату с портретами теннисных звезд на стенах. В комнате был стол с лампой, два стула, топчан с подушкой и ворох старых теннисных принадлежностей на полу, под стенкой. Полбутылки водки на столе.

- Я подумал, - сказал Юра, - ей все-таки четырнадцать, не стоит дразнить судьбу. Поэтому ты будешь сторожить у дверей. С той стороны, конечно. Деньги возьми в кармане.

Борисович вышел.

Чемпионка из неё все равно не получится, думал он, а ножки у неё что надо. Пусть пользуется тем, что есть. Нужно поменять освещение и не открывать окна в манеже, особенно весной. Слишком много налетает воробьев. Свили себе гнезда и живут как у себя дома. Потом не отчистишь ковер. Он пожалел о том, что не прихватил с собой полбутылки. Все-таки скучно просто стоять и ждать. А Женька-то хороша: притворяется простой, но знает, что делает.

31

В доме номер двадцать семь, комнате с вынесенным зеркалом, той самой, где ещё недавно четырнадцать бутылок стояли на столе полукругом, где гроздьями висели на шторах муравьи, сейчас разговаривали асина мать, её отец, дед и двое молодых мужчин.

Один из мужчин был спокоен, немногословен и вежлив; он сидел за столом и очень быстро исписывал карандашиком страничку блокнота. Он представился корреспондентом "Новостей" и обещал сделать сюжет об Асе, о её трагической судьбе.

На столике лежали фотографии, в конвертиках и без, один старый альбом, школьные тетрадки, листочки с записями, сделанными её рукой.

- Какой она была? - повторила мать. - Умной. Умной, но легкомысленной. Не была доброй, это я почувствовала даже на себе. Хотя она была моя дочь, моя, по-настоящему. Была легкомысленной, но во всем важном рассудительной. Могла увлечься, загореться, притвориться. Притворялась часто, любила быть фальшивой и любила, чтобы все об этом знали. Вот такая. Это все даже на фотографии видно. "Корреспондент" перелистнул несколько страничек альбома:

- А кто это?

- Ее супруг, редкая мразь. Может быть, я преувеличиваю, но в ночь перед похоронами, он