Жара в Архангельске

Часы в большой гостиной на первом этаже медленно пробили три раза.

Наверху, в спальне Димы Негодяева, было сумрачно, почти темно. На улице вовсю светило майское солнце, пели птички и цвела акация, лишь на окно Диминой спальни были опущены жалюзи. Дима не любил яркого солнца – дневной свет мешал ему спать.

Он лежал ничком на постели, зарывшись лицом в подушки и скинув с себя одеяло; но он уже проснулся несмотря на то, что глаза его были закрыты.

Часы в гостиной смолкли; но в передней тут же послышалась мелодичная трель дверного звонка. Не открывая глаз, Дима лениво повернулся на другой бок и ещё глубже зарылся курчавой головой в мягкие подушки.

"Открывать не буду, – сонно подумал он, – Отстаньте вы от меня все. Поспать человеку не дадут…" Однако в дверь всё звонили и звонили. Звонок был мягкий, мелодичный, затихающий через секунду – Дима ненавидел резкие звуки, так же как и резкие запахи духов: у него болела голова и от того, и от другого. Он не выносил шума, громких человеческих голосов, у него болели глаза от яркого света. А ещё он терпеть не мог в людях такое качество как настырность. Вот и теперь его раздражали звонки в дверь, но, разморенный сном, он не мог заставить себя подняться с кровати и спуститься на первый этаж.

Кто-то внизу открыл дверь: наверное, домработница. Через секунду Дима услышал до боли знакомый кашель и громкий голос. "Салтыков припёрся… – недовольно подумал он, – Чёрт бы его побрал…" – Димас! – Салтыков вихрем ворвался в спальню, – Ты чё, спишь что ли? Так и жизнь проспишь!

Дима, зевая, сел на кровати и с трудом продрал глаза.

– Андрей?

– Держи хуй бодрей!

– Да пошёл ты, – Дима опять закрыл глаза и откинулся на подушки.

– Вставай давай, я халтуру принёс, – Салтыков достал из кейса чертежи и разложил их на столе.

Диме очень не хотелось вставать и приниматься за скучные инженерные расчёты. К тому же, в дипломном проекте у него ещё конь не валялся, в то время как Салтыков, несмотря на своё вечное распиздяйство, уже успел написать больше половины диплома, и даже ухитрялся где-то находить заказчиков и брать на дом халтуры.

Конечно, не без помощи отца, который занимал пост директора Архангельскгражданпроекта и время от времени давал сыну возможность подзаработать.

– Ты пока посчитай нагрузки, а я пойду покурю, – сказал Салтыков и тут же просочился на балкон.

Он не спеша выкурил сигарету. Возвращаться обратно в комнату, где корпел над СНиПами Дима Негодяев, Салтыкову не очень хотелось и он, чтобы потянуть время, позвонил Райдеру.

– Андрюхич, здорово! – бодрым голосом начал Салтыков, едва Райдер взял трубку, – Ну чё, ты где щас? А, в универе… Яасно. А я тут халтуру взял, третий день черчу как проклятый… Ты к Сане пойдёшь сегодня? А, ходил уже… Ну как он там?

Живой? Чё говоришь? Прооперировали нормально? Аа, яасно.

Дима устало откинулся на спинку стула. Он вспомнил, что собирался сегодня навестить в больнице брата, которого положили на операцию. Саня давно был болен, и после операции чувствовал себя ещё хуже. Дима был с ним в натянутых отношениях, но всё-таки сильно переживал за брата.

Салтыков же, тем временем, переговорив с Райдером, подумал и набрал номер Оливы.

– Привет-привет! – произнёс Салтыков, но уже другим, более фамильярным тоном.

Дима, которому из комнаты было всё слышно, сразу понял, что Салтыков теперь разговаривает с девушкой, – Как настроение?.. Да с чего! Ну, броось ты, Оливка, хорош грузиццо! Этот членистоногий тебя не стоил…

Дима усмехнулся. Он даже забыл, что искал в СНиПе, и, отложив его в сторону, весь превратился в слух.

– А у вас в Москве, говорят, щас жара аномальная? – продолжал Салтыков на балконе, – Тридцать градусов?! Да ты что!.. Ну пипец, это ж все мозги расплавятся! Да, как насчёт Питера?.. Ты едешь? Когда? В июле… А в каких числах?.. О, круть! Мы с Негодом тоже поедем в Питер к Майклу после диплома… Я так хочу с тобой потусоваться! В Эрмитаж сходим. В этот, как его… в Петергоф…

Да, непременно! Какая там стенка, ты говоришь? Марсово поле?.. Да, непременно полезем на эту стенку, непременно! Можно будет ещё на носу Авроры в "Титаник" поиграть…

Димка едва не прыснул от смеха. "О как заплетает! – не без зависти подумал он, – Да уж, чего-чего, а с девчонками Салтыков умеет обращаться… Ты смотри, какой ловкий – всё манёврами, манёврами, Эрмитаж, то да сё, а у самого наверняка одно на уме… Хотел бы я знать, какую дурочку он на этот раз окучивает… Будет ей там Эрмитаж, я воображаю…" Салтыков, закончив разговор, вошёл в комнату. Дима опять принялся листать СНиП.

– Ну как у тебя продвигается? – Салтыков заглянул ему через плечо.

– Салтыков, отойди, ты мне свет затемняешь, – раздражённо выпалил Дима.

– И это всё, что ты успел сделать? – Салтыков даже присвистнул, – Тебе, Димас, деньги не нужны что ли?

– Всё равно ты большую часть себе заберёшь.

– Но-но-но! – Салтыков повысил голос, – Что ты за человек такой, а, Негодяев?

Сказал бы спасибо, что я тебе халтуры таскаю – нет, ты опять бурчишь, опять недоволен. Всё, в следующий раз один буду делать. С тобой каши не сваришь. …Саня лежал в больничной палате такой же бледный, как стены и постельное бельё.

У него несколько дней была такая высокая температура, что он всё видел как сквозь сито. Теперь же температура спала, но чувствовал он себя, мягко говоря, неважно.

Салтыков и Дима Негодяев вышли из дома и направились к нему в больницу. От весеннего воздуха у Димы, давно не выходившего на улицу, даже голова закружилась.

– Салтыков, иди помедленнее, ты так летаешь, что я за тобой не успеваю, – сказал он.

– Так мы и до завтра с тобой не дойдём, – ответил Салтыков, оглядываясь на приятеля, – Слышь, ты чё такой бледный-то как полотно! Тебе, Димас, гематоген надо жрать.

– А тебе курить надо бросать, – съязвил Негодяев, – Ты уже себе все лёгкие прокурил, и дым скоро из ушей полезет.

– Что правда, то правда, – засмеялся Салтыков, – Больше двух дней не могу выдержать без сигарет, хоть умри!

– Кстати, Мишаня звонил, спрашивал, на какое число мы в Питер поедем.