Ночь - царство кота

— Фараон приказал показать тебе своих зверей — это львы. Я вижу, ты не любишь зверей? У Фараона самая большая коллекция хищников, такой нет ни у кого в мире.

Ответить Юсенеб не смог, только помотал головой.

— Дальше — тигры, потом — пантеры, да что с тобой, ты можешь идти?

— А нельзя ли наружу, мне как-то нехорошо от вони, — Юсенеб жадно хватал воздух.

— Так ты не хочешь смотреть на зверей? Напрасно, есть много забавных обезьян. А может, тебя интересуют кошки? Здесь столько разных кошек, что их невозможно сосчитать, только тогда придется идти совсем в другую сторону.

— Я бы предпочел свежий воздух, — попросил Юсенеб.

— Что ж, пойдем наружу, Фараон приказал сделать все, что пожелает его гость.

Они повернули обратно, и Юсенеб почувствовал, что его спина и шея, и лицо, покрыты холодным потом, стекающим под одежду. Его пошатывало, приходилось то и дело опираться на стены. Идущий сзади воин несколько раз поддержал его, пока они не выбрались во внутренний двор, освещенный мириадами огней. Нагретый воздух приятно обволакивал, шум веселящейся толпы сливался с треском горящего дерева. Юсенеб постепенно приходил в себя, он отметил, что публика здесь побогаче, а его скромные одежды совсем не вписываются в окружение.

— Я хочу отдохнуть, — сказал Юсенеб своим провожатым. Он догадался, зачем Осоркон ходил в подземелье — это была шутка. Осоркон просто пошутил, а ради хорошей шутки не жалко и немного пройтись. Ничего, что Осоркон не видел результата — он ему был известен наперед.

22

Артем проснулся от того, что кто-то несильно, но настойчиво пинал подошву его сандалии.

— Что? — он открыл глаза и увидел парня в военной форме с автоматом и еще двоих поодаль.

— Ты че, мужик, заснул что ль? Тут, бля, спать нельзя, тут национальная святыня, — парень сочувственно подмигнул. — Вставай мужик, а то нас тут дрючат, если что не так, так что ты не обижайся, если что, нельзя тут спать. Ты что ль выпил, или что, а то ты что-то сам не свой, или на солнце, что ли, долго был?

Артем усмехнулся и медленно поднялся на ноги. Фраза звучала вполне по-русски, если не считать тяжелого акцента и этого «что» на каждом шагу, причем не легкое московское «што», а смачное малороссийское «чъто». Тело ломило от лежания на камнях. Перед глазами отчетливо стояли странные сцены донельзя хаотичного, скорее даже апокалиптического сна, прерванного «русским» охранником Храмовой Горы. В этом сне в какой-то прихотливой последовательности разворачивались картины различных странных событий: толпа, беснующаяся на Храмовой Горе, вокруг плотного кольца охраны «крупного» израильского политика; город-торт, утыканный свечками-небоскребами, с двумя из них чадящими, оплывающими вниз свечками-зданиями; пасхальный седер в кровавых тонах, где на заклание пожилые евреи; коррида, в которой быки-поезда рвутся на части безжалостными мулетами; грустный мальчик, ломающий двухэтажный автобус, из окон которого выпадают пассажиры; дискотека с пляшущими мертвецами; пуримский карнавал, на котором еврейских детей с шестиконечными звездами и поднятыми руками, изгоняли из игрушечных домов еврейские дети постарше; оцепленные израильскими солдатами и разрушаемые военными бульдозерами синагоги; ночные факелы горящих машин на фоне сетчатой башни; крылатые ракеты, взмывающие с кораблей и несущиеся на восток; невидимые радарам бомбардировщики, исчезающие в ночи с секретной миссией; нескончаемая череда ботинок, кроссовок, туфель, мокасин, тапочек, сапог, сабо и сапожек, в очереди на паспортный контроль под звуки Авэ Мария…

Артем в сердцах выругался: под «дворники» его «Тойоты» были подсунуты сразу две штрафные квитанции за неправильную парковку. Вот гады, подумал он, поступая, как типичный израильский водитель, то есть разрывая квитанции на мелкие кусочки и бросая их на землю. В этот час машин почти не было. Артем медленно двигался к выезду из города. Он понимал, что ехать в аэропорт бесполезно — Катерина не могла прилететь этим рейсом, но, с другой стороны, было ощущение, что все это происходило не с ним. Он все-таки завернул в Бен-Гурион, но там царила полная неразбериха. Усиленные посты перекрыли все въезды, кроме одного и проверяли багажники машин. Обнаружив чемоданы, они строго спрашивали, откуда пассажир, и сразу пропускали дальше. Встречающих отводили в сторону и долго допрашивали, как будто они сами, вместе с машинами, собирались лететь в далекие края. Толпы солдат-пограничников сновали меж машин, давали противоречивые указания и ругались между собой.

Как и ожидалось, среди прилетевших Катерины не было, зато было слишком много пассажиров, вернувшихся без багажа. Служащие компании Эль-Аль безропотно извинялись и безоговорочно принимали ответственность за утраченный багаж, обещая двойные компенсации. Артем попытался выяснить по спискам пассажиров, но какое там — никто не мог сказать, где вообще эти списки можно посмотреть. Обозлившись, он попытался мысленно воздействовать на чиновника за стойкой, но у него ничего не получилось, осечка его обескуражила, никак не удавалось даже легкое воздействие на стоящего перед ним парня.

Ходили слухи о взорванном самолете, но никто конкретно ничего не знал. Ведущие новостных программ всех телевизионных каналов с заспанными мордами носились между выходящими пассажирами, тыча под нос микрофонами. Кто-то возбужденно рассказывал, что незадолго до пятичасовых новостей выступил всеизраильский слухач Мики и сообщил, что перехватил сообщение о каком-то штурме в Бен-Гурионе. Шестичасовой выпуск слушали в полной тишине, как и предшествующую ему молитву, но ничего интересного не было. Артем никак не мог сообразить, что ему делать. Звонить в Москву не хотелось — он мог насмерть перепугать Катькиных родителей. С другой стороны, Катерина просто могла не успеть поменять билет, нет, это отпадает, она звонила уже после обмена. Может быть просто overbooking? Бывает и такое, тогда волонтеры получают бесплатный билет, скажем, в Европу, Тогда Катерина сидит в аэропорту и не может ему сообщить. Но она могла бы позвонить родителям. И что значит: «информация блокирована»? Та У Которой Есть Связь С Космосом явно дала понять, что Катерине опасность не угрожает. А гроза вроде отступила, небо чистое, черт, что делать-то? Артем мысленно попытался наладить связь с Артемоном, но опять ничего не получилось. Было такое впечатление, что его благоприобретенный дар воздействовать на людей и предметы вдруг исчез, улетучился, как его и не было.

Была пятница, конец августа, раннее утро, движения на дорогах не было, и Артем часа через полтора добрался до дома. Минут через пять позвонила Анна Моисеевна потребовала отчета. Артем удачно соврал, что рейс отложили на неопределенное время, после чего попытался улечься спать.

Сон, конечно же, не шел. Артем понимал, что он должен волноваться за Катерину, но в глубине души он знал, что с ней ничего не случится. А с другой стороны, он не до конца был в этом уверен. Постепенно мысли приняли другое направление. Он чувствовал, что странные его способности исчезли без следа. Он больше не мог видеть прошлое и предвидеть будущее. Артем подумал, что он очень бестолково распорядился данной ему уникальной возможностью. Им завладело какое-то равнодушие, усталость, как после марафона; по телу разлилась истомой какая-то вязкая субстанция, как газ, заполнившая весь отведенный ей объем. Мысли плавали в голове, как сонные рыбки в аквариуме, лениво шевеля плавниками и глупо разевая рот, гоняясь одна за другой. Он думал одновременно о Катерине, про которую ничего не было известно; о самолете, благополучно приземлившемся в Бен-Гурионе; о Той У Которой Есть Связь С Космосом; о Мишке; об Артемоне; о работе; о Ленке; о полученных штрафах за стоянку…

История казалась совершенно нереальной, Артем так и не мог до конца поверить, что это произошло с ним самим. Началось, ясное дело, с кота, нет, началось с того, что Катерина передумала брать в Москву Мишку, и ему пришлось срочно идти в отпуск. Чтобы график дежурств не распался окончательно, он отработал за пультом две смены, и тут ему подсунули кота. А потом началась катавасия с Ленкой, поездка в Иерусалим, разные глупые штуки. Если конкретно, то что было необычного? Сначала, конечно, кот, а потом встреча с гадалкой этой, чтоб ее, вот оттуда-то все и пошло. То ли ему внушили, то ли собственное воображение разыгралось, но кроме странных снов, навеянных восточными сказками, ничего уж очень сверхъестественного не произошло. Да, конечно, во сне он разговаривал с Артемоном, ночь — царство кота, но на то она и ночь, чтобы сны видеть. Уж очень все похоже на розыгрыш или глупую шутку. Да и сам он не придал значения всем этим россказням о силе, ну что он такого волшебного сотворил? Несколько капель дождя в Иерусалиме — так бывает, что налетит шальная тучка. Мимо полиции промчался — наверное, показалось, что скорость большая, они на скорость очень злые. Ну а что Гай Додано попал по ошибке в Ленкину квартиру, то так ему и надо, старому козлу, на весь Израиль посмешище вышло, а он, Артем, здесь совсем ни при чем, конечно, он сто раз в том лифте ездил, но чтобы километров за сорок чью-то руку сглазить, тут ему слабо. Иерусалим был в воскресенье, в Кармиэль они отправились к полудню в понедельник, вторник и среда ушли на мелкие починки в доме — отец, деда Миша, давно просил помочь. Четверг, то есть, вчера, с утра не заладился, мать жаловалась на магнитную бурю, отца поволокли на какое-то дурацкое заседание клуба ветеранов, тоже, ветеран нашелся. Воевать по счастью и возрасту не пришлось, а потом ему, как военпреду, генеральный заботился обо всех юбилейных наградах, вот и набралось кое-что. Михал Давидыч и сам посмеивался, называл их «мой иконостас», однако, когда надо, надевал парадный пиджак и бросался в бой, что, надо ли говорить, частенько помогало.