Ночь - царство кота

— Так уж и под суд?

— Диплом точно отберут, хорошо хоть Бихман ничего не подозревает, будет страшно неудобно.

— Так ты из-за этого и решила больницу бросить.

— Не знаю, Тема…

— А что у тебя с этим светилой произошло, что он на тебя внимание обратил?

— А-а, слушай, смех такой. Бихман у нас бог и царь, заслуженно, конечно, экстра класса хирург, таких единицы. У него сверхъестественное чутье, а история тоже — анекдот. У нас в операционной лампочка перегорела, над столом, а никто не заметил. Бихман начинает операцию, сложную, большое шунтирование, а свет не тот, что он привык. Понимаешь, кровь была на какую-то долю оттенка темнее, чем обычно.

— И что?

— Для Бихмана этого было достаточно, чтобы понять, что насыщение кислородом не в порядке. Приборы для него не указ, если он начинает чуять осложнение — то ему на пути не попадайся, говорю тебе, в Израиле точно второго такого нет. А я возьми и ляпни про лампочку, случайно заметила. Так вот, Бихман подумал, что я наперед его про кровь просекла.

— Ни фига себе, теперь он тебя возненавидеть должен.

— Да нет же, Тем, наоборот! Где он, и где я. Понимаешь Тем, я же все-таки, хирург по образованию, я операцию читаю не как сестра, а как врач. У нас в Бурденко тоже классные ребята работали, такие штуки вытворяли, но здесь уровень неизмеримо выше, я и представить себе не могла. Бихман любит со мной работать, я в его темпе иду, не отстаю, как это обычно бывает. Обычно сестре говорят, что нужно подать, а пока она сообразит, да найдет, время и уходит. А я иду вместе с ним, он не должен мне ничего говорить, он подумал, и я подумала, он протягивает руку, и я протягиваю руку, и он получает то, что ему нужно. На открытом сердце — время дорого, иногда это жизнь, Тем.

Ленка в очередной раз нагнулась за коньяком, и Артем в очередной раз перестал дышать.

— Я оттаяла, Тема, — Лена посмотрела на него пристально, — ты даже не представляешь, как я тебе благодарна, вам с Катей, я до ручки дошла, в газету, дура, писала. Трудно поверить, что такие чудеса случаются, Тем, там, в Иерусалиме, когда мы поехали, женщина эта, она на меня лишь посмотрела, и все. Я вынырнула, Тем, вынырнула на поверхность, отпала какая-то оболочка. Говорят иногда — заново родился, а я в воскресенье заново родилась. Пойдем! — Ленка вскочила.

— Куда? — она дернула Артема за руку и поволокла его в спальню.

Она сильно толкнула его на кровать:

— Только не говори, что не хочешь, я не слепая, вижу! — она стянула платье и Артем окончательно потерял дар речи.

Ленка приподняла руками волосы и рассыпала их по лицу, по плечам, по груди. Артем не дышал. Видение было до того прекрасно, что походило на изумительный сон. Синий треугольник трусиков исчез, как его и не было. Старые шорты мгновенно стали Артему тесны. Ленка расстегнула их и, вместе с трусами, медленно потянула вниз.

— Сними майку, дурик.

У нее давно не было мужика, подумал Артем, он встретил сопротивление, и оба легкими толчками пытались найти удобную позицию. Ленка первая ее уловила и, убрав ненужную опору, одним резким, неожиданным для Артема движением бросила весь свой вес на его бедра. У обоих вырвался непроизвольный стон. Ленка застыла, откинув голову и несколько раз легко выдохнув. Она почувствовала толчок боли, но она скоро прошла. Она осторожно сделала пробное движение, потом еще одно, и Артем подстроился к ней. Теперь они медленно двигались в такт, и она ощущала, как по телу поднимается теплая волна, проступающая капельками пота. Она слегка увеличила темп и открыла глаза. Артем, почувствовав ее взгляд, сделал то же самое. Обняв руками ее бедра, он медленно двинулся вверх и охватил ладонями ее грудь.

— Нет… — выдохнула она и, схватив сильными пальцами его запястья, прижала их к кровати.

Несколько минут они не двигались, потом между ними проскочила новая искра. Они вжимались друг в друга, направляя все давление в одну точку, им не надо было двигаться, они лишь плотнее и плотнее усиливали объятья. Ее тело стало невесомым и она поплыла, раскинув руки и отдав себя в его власть. Артем понял, что больше не может, и остановился. Ее тело выгнулось ему навстречу и он упал на нее, чувствуя, как неудержимо разливается и проникает в нее его горячий поток.

23

В словах Катерины не было ни капли правды.

Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. В небольшой комнате с низкими креслами и столиком стояло подобие раскладушки, на которой она лежала. На креслах расположились двое мужчин, одетых в темные брюки и легкие спортивные куртки. Катерина попыталась встать, но ее шатнуло, и сидевший ближе упругим кошачьим прыжком оказался возле нее, легко, но твердо поддержал за локоть и помог сесть. Второй мужчина молча подал стакан воды. Катерина одарила его благодарным взглядом, выпила воду залпом и закашлялась. Ей налили еще один стакан. На этот раз она пила медленно и постепенно вспоминала, что произошло. Мужчины, не говоря ни слова, наблюдали за ней.

— Мне надо в туалет, — объявила Катерина, поняв, что перед ней израильтяне.

— Секунду, — один из них вынул из кармана рацию, — Мири!

Дверь отворилась, и в комнату вошла девушка примерно Катиного роста в джинсах и похожей куртке.

— В туалет, — коротко бросил мужик с рацией, и Мири сделала Катерине приглашающий жест.

К ним присоединились еще две девушки, одетые так же, как и Мири. Одна из них шла впереди, другая позади, а в середине — они с Мири. Не слабо, подумала, Катерина, дело то, оказывается, приняло серьезный оборот. Они проходили мимо туалета, и Катерина попыталась свернуть к двери. Не тут-то было, Мири мгновенно схватила ее за запястье:

— Не здесь, простите.

Еще через минуту они свернули в узкий служебный коридор, и Катерине предложили одиночную кабинку для персонала. Предварительно, одна из девушек заглянула внутрь, а другие сторожили с двух сторон. Катерина закрыла дверь и задумалась. Ею явно занималась служба безопасности, своя, израильская. Уже хорошо, если бы это были русские, было бы во сто крат хуже. Она плеснула водой на лицо и посмотрела в зеркало. Волосы были в полном беспорядке, краска тоже поплыла и она смыла ее остатки. Сколько же она спала? — Катерина посмотрела на часы: часов восемь-девять. Боже, все наверняка с ума сходят, она же никому не звонила, родители, небось, вообще на голове стоят, самолет-то прилетел давно… Или не прилетел… Катерина опустила сиденье и села. Вот это номер! Голова была еще слегка мутная от снотворного. Какой же резон ее сторожить, если все нормально? — Плати себе за новый билет, и катись на все четыре. А если что-то стряслось, то после ее выкрутасов в посольстве наверняка они на нее насядут. Подумаешь, лететь отказалась, чемодан выгрузи — и вперед, что они, скорее всего, и сделали. А теперь ее сторожат аж три человека, смех да и только. Но если что-то с самолетом, то пока она себе спит, домашних уже давно Кондратий хватил, нужно срочно звонить, а тут эти стерегут. Надо все-таки выяснить, какого черта.

В дверь постучали.

— Подождите, ну! — заорала Катерина. — Что я вам, по трубе с дерьмом уплыву?

Она нажала на рычаг, открыла кран и опять посмотрела в зеркало. Сумочка с расческой осталась в комнате. Счастье, что Мишку не взяла. Она заглянула самой себе в глаза:

— Позвонить, во что бы то ни стало! Соглашайся на все, но позвони!

Она открыла дверь, и конвой отправился обратно в том же порядке. Катерина заметила, что одна из сопровождающих с трудом удерживается от смеха. Хороший признак, подумала Катерина, скорее всего, что-нибудь другое. Она по памяти попыталась свернуть в сторону знакомой комнаты, но снова была крепко схвачена Мири.

— Какого черта ты меня хватаешь все время, просто сказать нельзя? — дернулась Катерина.

— Ну, ты очень резвая, — отозвалась та, — а мы за тебя головой отвечаем.

— А чего за меня отвечать, я никуда не бегу, да и кому нужна-то?