Две тайны Аптекаря

— Да, — с готовностью кивнул директор музея. — Честно сказать, в глубине души я надеялся, что отдам ему копию, но потом понял, что с ним бесполезны любые игры. Он всё равно добьет меня. Мы дошли до последней и черты, и я понял, что выбора у меня нет — либо он меня, либо я его.

— Понятно… А не удовлетворите ли вы мое любопытство? Скажите, кто именно делал для вас эту копию?

— Одна молодая особа, — охотно начал рассказывать господин Лунц. — Молодая, но невероятно талантливая. Когда мне ее рекомендовали, то говорили, что равных ей нет, что она лучше всех. Я не поверил. Но когда я лично увидел, что она может и как работает, то понял, что ее недооценивали. Она не просто лучше всех, она гениальна. Это просто невероятно!

Господин Лунц поднял глаза на Аптекаря и увидел, что тот улыбается.

— А как ее имя, вы не подскажете?

— Ее фамилия Луговская, — сказал директор музея. — А замужем она за…

— Это мне не интересно, — перебил его Аптекарь. — Так, значит, у вас теперь есть и оригинал и копия. А отдавать их никому не потребуется.

— Я надеюсь. — Лунц снова вытер пот на лысине.

— Знаете, что, — сказал Аптекарь. — Я не стану брать с вас денег.

— Вот как?

— Да. Вы отдадите мне за него картину.

— Картину? Подлинник? — замаячившее на горизонте призрачное счастье господина Лунца снова улетучилось.

— Именно так. За мою работу — за необходимое вам средство — вы отдадите мне подлинник… — Аптекарь выдержал паузу. — …На пару недель.

Директор музея выдохнул.

— На пару недель, не более, — повторил Аптекарь. — Пусть повисит у меня немного, я хочу просто развлечь и потешить себя этим фактом. А потом я верну вам его в целости и сохранности, вы можете даже не сомневаться. Потому что на самом деле для меня намного важнее эта копия, которую для вас только что сделали. Вы отдадите мне ее.

— Простите… — Лунц даже закашлялся. — Я хочу уточнить, правильно ли вас понял. То есть в качестве оплаты вы просите у меня копию этой картины. Именно копию?

— Вы абсолютно правильно меня поняли.

— Хорошо! Конечно же! Меня это более чем устроит. Если вы так хотите. Будем считать, что мы договорились. Оригинал — на пару недель, а потом копия — в вашу полную и безраздельную собственность.

Директор музея кинулся к Аптекарю с намерением пожать ему руку, но тот не протянул руки ему в ответ, и господин Лунц вернулся на свое место.

— Средство будет готово через четыре дня, — сказал Аптекарь. — Я дам вам знать, в какое время мне будет удобнее встретиться с вами. И постарайтесь сделать так, чтобы о вашем визите сюда никто никогда не узнал.

Директор музея изящных искусств господин Лунц потом очень часто прокручивал в памяти подробности этой встречи. А спустя четыре дня после нее он получил от Аптекаря те самые одинаковые пузырьки. В одном из них было средство от потливости и одышки, а во втором скрывалась чудовищная сила. И свобода господина Лунца. Пузырьки были совершенно одинаковыми. Лунц усмехнулся, вспомнив, как Аптекарь предложил ему сыграть в «русскую рулетку», тем самым вложив в руки судьбе маленькие прямоугольники с напечатанными на них словами «Палач» и «Жертва». Но господин Лунц не стал этого делать. Он не любил игр. Аптекарь заметил верно — директор музея изящных искусств привык быть хозяином положения.

Часть двадцать шестая

«Что ты делаешь, райская птица? Не боишься попасть в свою же ловушку? Берегись! Скоро узнаешь, кто сильней».

Я проснулась от писка телефона, когда пришло сообщение. Точнее, проснулась от того, что испугалась уже во сне, потому что теперь малейший неожиданный звук или движение вызывали у меня приступ настоящей паники. Оказалось, что я уснула на диване в гостиной. На столике стояли бокалы, в одном из них были остатки белого вина, и сейчас в нем ярко отражался солнечный луч. День еще не успел начаться, а мне уже было страшно. Даже в собственном доме я больше не чувствовала себя в безопасности.

В комнату зашел Марк, он был только что из душа, в брюках, расстегнутой рубашке и с мокрыми волосами.

— Привет! — сказал он весело. — Ты чего так рано? Я не хотел тебя будить, я подумал, тебе нужно подольше спать, во сне восстанавливаются нервы. Британские ученые доказали.

В последнее время стало модным списывать всю околонаучную ерунду на британских ученых. Я молча протянула ему телефон.

— Что же это такое? — Он болезненно поморщился и сел рядом со мной. — Ты уверена, что полиция ничего не может сделать? Тут же есть слово «берегись», разве это не угроза?

— Нет. Это предупреждение. Мне так объяснил вчера господин инспектор. Угроза — это когда тебе конкретно говорят, что тебя убьют и желательно с указанием способа и в деталях. Тогда — да, это угроза. А «берегись» — это кто-то просто шутит. Так он сказал.

— Бред какой-то.

— Марк, я не хочу тут оставаться, — сказала я. — Мне кажется, что тут везде кто-то копался, во всём доме. В моих вещах! Я всего тут боюсь! Господи, это же мой собственный дом, и мне здесь страшно!

— Ну-ну, перестань, пожалуйста. — Марк обнял меня за плечи. — Успокойся. Я не думаю, что кто-то угрожает твоей жизни или прячется в подвале. У тебя стоит отличная охранная система.

— И при этом у меня постоянно кто-то шарит!

Я так надеялась, что он предложит мне пожить у него, что он прямо сейчас заберет меня к себе домой. Мне так хотелось быть в безопасности. И, да, еще больше мне хотелось быть с Марком. Но ему нужно было ехать на работу. Он быстро собирался, а я ходила за ним по пятам, потому что боялась отпускать.

— Ты такая красивая, — сказал он мне уже в дверях.

Я обняла его и спрятала лицо у него на груди.

— Можно погладить твои волосы? — спросил он.

— Ты уже их гладишь. Зачем ты спрашиваешь? — Я подняла на него взгляд.

— Не знаю, — он пожал плечами. — Вдруг ты рассердишься.

— Рассержусь? — удивилась я. — За то, что ты меня погладил? Разве из-за этого сердятся?

— Я не знаю. Я раньше часто не знал, из-за чего на меня сердятся. Мне вообще было тяжело уживаться с этим миром, особенно когда я был маленьким. И тогда я стал рисовать дома. Чтобы спрятаться. Убежать и от всех спрятаться. Поселиться в них. И чтобы в них всегда было счастье, и все друг друга любили… И видишь, что из этого вышло — так до сих пор дома и рисую.

Я слушала его, затаив дыхание. Но он засмеялся, подхватил свою сумку и открыл дверь. Я смотрела, как он садится в машину, и потом долго махала ей вслед. «В конце концов, всё не так уж и страшно, — сказала я себе, — ведь он со мной».

Вернувшись в дом, я как раз собиралась насладиться кофе в оранжерее, когда в дверь кто-то позвонил. Я решила, что это вернулся Марк, он так торопился, что наверняка что-то забыл. Но, к моему удивлению, на пороге оказалась та самая малышка, которая вчера играла с детьми Марты у нее дома. Ангелочек с белокурыми кудряшками.

— Привет! — сказала я.

Она внимательно рассмотрела меня, а потом заявила:

— Для Агаты. — И протянула мне в руки большой букет белых роз.

— Спасибо, — улыбнулась я и хотела угостить ребенка конфетой или домашним печеньем, но девочка так быстро убежала, что я не успела опомниться.

— Видимо, тетя Марта заглаживает свою вину, — за неимением слушательницы сказала я сама себе и понесла цветы в дом. — Надеется, что я ее прощу? Ну уж нет, так просто она не отделается. Я ведь просила еще и торт!

Розы были прекрасны, и у меня сразу поднялось настроение. Они были завернуты в плотную синюю бумагу, я аккуратно положила их на кухонный стол, налила воды в вазу и стала разворачивать сверток. Еще только взяв цветы в руки, я подумала, что букет довольно тяжелый, но не придала этому значения. Но когда развязала тонкую ленточку и развернула бумагу, то сильно удивилась. Стебли и сочные темно-зеленые листья были густо пересыпаны землей. Не просто испачканы: было совершенно очевидно, что земли тут много. Не особенно задумываясь, я вытащила цветы из бумаги и хорошенько встряхнула их над раковиной. Лучше бы я не делала этого и вообще не открывала бы дверь этой девочке. Лучше бы я оставила цветы лежать на улице и не заносила бы их в свой дом. Я встряхнула их еще раз — и вместе с комьями земли и сломанными листьями в раковину упали две окровавленные птичьи лапки.