Неисторический материализм, или ананасы для врага народа

Он сунул телефон в карман и как ни в чем не бывало посмотрел на толпу. Толпа остолбенела и не отрывала от него сотни настороженных глаз.

– В конце концов, – продолжал вещать Сергей, – сыну Марины Мнишек было всего три года, когда его повесили рядом с матерью. Потому что, – кровожадно заключил он, – враг – он и в три года враг.

Сергей поискал взглядом подполковника Селиванова и, найдя, бурно ему обрадовался.

– И давайте поприветствуем людей, которые помогут нам в трудном деле освобождения нас от врагов великой идеи – ленинской идеи! Пусть в их руках не дрогнет карательное оружие!

И, глядя на свирепо покрасневшего подполковника, начал энергично ему аплодировать. Возле Селиванова мгновенно образовалось пустое пространство. Стоявшие рядом люди опасливо отшатнулись, некоторые матери похватали на руки детей, а глава местного НКВД бешено вращал глазами, сатанея от невозможности расстрелять Сергея прямо сейчас.

Руководство института с Иваном Сергеевичем давно спустилось с трибуны, оставив Сергея одного. На площади стояла мертвая тишина. Сергей довольно усмехнулся, торжественно выпрямился и громко, отлично поставленным голосом запел:

 «Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут...»

Зрители начали невольно стягивать с себя шапки и принимать революционную осанку.

 «В бой роковой мы вступили с врагами», – нерешительно подхватил молодой сотрудник НКВД Скворцов.

Через секунду вся толпа пообещала свято и смело поднять знамя борьбы за рабочее дело. Правда, знамя великой борьбы всех народов они собирались поднять как-то вяло, без особой убежденности в голосе. Подполковник Селиванов, свирепея на глазах, тоже вынужден был, скрежеща зубами, скомандовать:

«Марш-марш вперед, рабочий народ!»

Под эту бравую песню Сергей спустился с трибуны по шатким деревянным ступенькам, которые больше напоминали строительные леса. Булочкин подскочил к нему и, брызгая слюной, визгливо закричал:

– Ты что делаешь? Ты чего же это, мать твою, творишь?!

– Цитирую Ленина-Сталина, – гордо сказал Сергей. – Я наизусть знаю его работы. Вы с ними не согласны?

Булочкин замолчал, забыв закрыть рот, и Сергей начал пробираться к Марине, которую он заметил еще стоя на трибуне. Все это время она смотрела на него сначала с обожанием, потом – с удивлением и в конце – с некоторой опаской.

Дьяконов сзади подергал его за воротник.

– Сергей Александрович, – спросил он нерешительно. – А про товарища Сталина и товарищей по партии – это… на самом деле?

– У меня с товарищами из ЦК прямая линия, – гордо ответствовал Сергей и пошел к Марине.

Марина ждала его на том же месте.

– Ты это специально? – спросила она, взяв его за рукав.

– Умница! – восхитился Сергей. – Когда ты догадалась?

– Когда ты сказал, что революция – это грабеж, – страшным шепотом сказала Марина.

– Ты сделай вид, что идешь к пединституту, а я тебя там в переулке встречу. Познакомлю с сестрой и покатаю на машине.

Марина задумчиво покивала головой, потом безнадежно сказала:

– Теперь тебя посадят!

– Ты беги, беги, – торопливо сказал Сергей. – В машине поговорим.

Марина понуро побрела с площади. Сергей, заметив, как Селиванов рванул бежать в сторону НКВД, – наверное, выписывать ордер на обыск и арест, – стал потихоньку пробираться к машине, размышляя о том, как будет переживать Марина после его исчезновения.

В машине Марина бурно возмущалась

– В каком мире ты живешь? – восклицала она. – Ты что, не понимаешь…

– Тш-ш-ш, – шипел Сергей, прижимая ее к себе. – Послушай, – плел он, придумывая на ходу. – Меня, если и арестуют, то на два-три дня. Меня Москва прикроет, – многозначительно добавил он. – Я здесь по заданию.

– Правда? – недоверчиво спросила Марина, но успокоилась. – А теперь ты выполнил задание? Ты теперь уедешь?

Сергей молчал, соображая, как он будет без нее, когда выполнит задание Барсова.

– Не уеду, – твердо пообещал он. – Надолго не уеду. Весной я обязательно за тобой вернусь.

Марина горестно вздохнула, потом поразмыслила.

– А весна совсем скоро, – осенило ее.

– И какая интересная у нас будет весна! – многозначительно пообещал Сергей, имея в виду ветер перемен, который должен будет наступить после смерти Сталина.

– Я надеюсь, – промурлыкала Марина, имея в виду их с Сергеем возможную свадьбу.

Обратно возвращались с предосторожностями. Марину высадили в безлюдном месте и отправились домой.

Подходя к воротам, Сергей набрал номер Андрея.

– Ну и?.. – вопросил он недовольно. – Почему не информируешь? Ждут нас там уже?

– Как раз тебя набирал, – ответил Андрей, что-то жуя. – Пока не ждут. У них там в кабинете Селиванова дискуссия – то ли ты по поручению Сталина вещал, то ли врал.

– Да? – заинтересовался Сергей. – И к чему склоняются?

– Селиванов настаивает, что врал. Горлом берет. Остальные тебя очень арестовывать опасаются. А Селиванов тебя ненавидит – прямо жуть! Барсов в восторге. Психологи их базар слушают и слова непонятные говорят. Про Сталина ты здорово придумал. Можешь к нам пока заскочить.

Сидя с Андреем и Катюшей в «Макдональдсе», – психологи посоветовали Барсову, что им следует расслабиться, чтобы не принимать последующий арест слишком близко к сердцу, – Сергей испытывал странные чувства. Глядя на веселые мордашки детей, вожделенно разворачивающих хэппи милзы с игрушками, на улыбающегося гипсового Макдональда, по которому ползала малышня, на стаканы фанты со льдом, он пытался осознать вторую реальность – с Селивановым, застенками НКВД, страхом смерти, поселившимся рядом с уютными абажурчиками и молочными поросятами.

Когда он доедал картошку «по-деревенски», макая ее в кислый соус, в «Макдональдс» ворвался запыхавшийся Митя.

 – Анатолий Васильевич передал – пора возвращаться. Вас решили брать, – возбужденно верещал он, глядя блестящими глазами на Сергея. Потом он разом озаботился:

– Вы как хотите, а имущество оттуда надо вывозить. А то конфискуют, и ищи потом…

Сергей вдруг разозлился.

– Барахольщики чертовы! – заорал он. – Меня там, может, расстреляют на месте, а этот только об оборудовании думает.

Митя покраснел и растерянно захлопал ресницами.

– Так ведь… Анатолий Васильевич сказал, что безопасно…

– Ладно, – вздохнул Сергей. – Проехали. Пошли.

– А что, – забеспокоился Митя, забегая вперед, – вы думаете, они прямо в квартире будут стрелять?

– Иди уже!

– Ну Сергей Александрович! Ведь Анатолий Васильевич сказал…

– Изыди! – громовым басом прорычал Сергей, и Митя испуганно умолк.

Барсов был радостно возбужден. Видеокамеры с телефонами были везде добросовестно натыканы Сергеем, поэтому собравшаяся у мониторов группа психологов сосредоточенно созерцала разные картинки и оживленно обменивалась впечатлениями.

– Обратите внимание, как радостно возбужден Селиванов, – с легким польским акцентом говорил симпатичный брюнет. – Его возбуждение носит явный сексуальный характер. Сублимация сексуальных потребностей в садизм по отношению к заключенным, независимо от их пола…

Сергей поежился.

– Здравствуйте, – громко сказал он, стараясь заглушить неприятные для него разговоры. – Насчет возможных проявлений садизма считаю необходимым заявить: я – не мазохист, – решительно сказал он. – Даже ради великой науки.

– Конечно-конечно, – поспешно сказал Барсов. – Мы не допустим…

Сергей внимательно посмотрел ему в глаза, увидел в них бешеный азарт и печально вздохнул:

– Не забудьте, Анатолий Васильевич. Я на вас надеюсь.

Он скорбно следил вместе со всеми, как черный ворон, набитый энкавэдэшниками во главе с подполковником Селивановым, воинственно раздувающим ноздри, приближался к дому.

– Пора, ребята, – торопливо сказал Барсов.

– Может, мы подождем, когда они внедрятся в квартиру? И потом как-нибудь, потихонечку… – заныл Сергей, но осекся, встретившись с яростным взглядом Андрея.