Немного солнца в холодной воде

олен, что испортил.

- Почему ты ничего не рассказываешь? - спросила Натали.

- А мне нечего рассказывать,- ответил он.- Я в полном по-рядке. Всю дорогу любовался природой из окна вагона.

- Довольно скупое повествование...

- Поцелуй меня,- сказал он,- завтра я тебе все расскажу. Пойдем к реке. Ты будешь обедать со мной?

- Да, но мне пора возвращаться. Франсуа, наверное, уже дома. Не надо было мне приезжать,- тихо добавила она,- это ужасно - сейчас расставаться с тобой.

Они ехали по улицам Лиможа; Натали медленно вела ма-шину, и в окно вливалась вечерняя прохлада. Жиль держал На-тали за руку, он ни о чем не думал и лишь смутно ощущал, что это полное отсутствие мыслей и есть подлинное счастье. Потом он пересел в такси и в том же состоянии гипноза проехал еще тридцать километров, пока наконец не добрался до знакомого старого дома; там, разбудив Одилию и Флорана, он вдруг стрях-нул с себя оцепенение и принялся рассказывать им о своей по-ездке, хотя супруги ничего не понимали спросонья,- рассказывал долго, путано и забавно обо всем, что он собирался сообщить На-тали, думая о ней в вагоне.

Жиль лежал у самой воды, возле Натали; было жарко, оба щурились от закатных лучей солнца. Натали считала, что они с Жилем тут загорают, а он посмеивался над нею, утверждая, что по-настоящему загореть можно только на Средиземном море, а здесь они разве что чуть-чуть пожелтеют к самому концу лета. Но было так приятно лежать, расстегнув ворот рубашки и при-жимаясь щекой к свежей траве. Все то, что он безумно любил раньше,- безжалостное солнце, раскаленные пляжи, обнаженные и зачастую слишком доступные тела все это сейчас внушало ему отвращение. Теперь Жилю нужен был только вот этот мягкий пейзаж и эта сложная женщина. А она сердилась на него, он до-гадывался об этом. Рассказ о его пребывании в Париже вызвал у нее лишь два чувства: огромную жалость к Элоизе и неожидан-ный интерес к Гарнье. И полное равнодушие к переживаниям самого Жиля. Она не выказала ни капли, казалось бы, законной ревности по поводу ночи, проведенной с Элоизой, никак не оце-нила его негодования в отношении Фермона. Она нашла все это "огорчительным". И хотя Жиль своими признаниями дейст-вительно думал ее огорчить, он все же надеялся что она утешит его, не станет осуждать. Меж тем она осуждала его, осуждала за слабость.

- Ну послушай,- раздраженно и в то же время лениво го-ворил он (ведь они весь день провели у него в комнате),- послу-шай, Натали, что, по-твоему, я должен был сделать? Остаться с Элоизой? Уйти из газеты?

- Не знаю. Я не люблю подобных ситуаций. А у меня созда-ется впечатление, что ты так живешь всегда. На грани обмана. Не зная, прав ты или нет. Чувствуя себя немножко виноватым и упиваясь этим.

- Насквозь прогнил, да? - рассмеявшись, воскликнул Жиль.

- Очень возможно.

Она не смеялась. Он перевернулся на живот и обнял ее. От Натали пахло нагретой солнцем травой, и она смотрела на него пристально, широко раскрытыми, почти испуганными глазами. Но