Излом

— Курить вредно, – ответил ему Заев. – Слышал же по радио, что капля никотина наповал валит ишака, а несчастного бурундучка разрывает на куски…

— Болтовня! – попытался успокоить всех Слава Дубинин.

Но в это время, бодро стуча своим костылём, подошёл Игорь.

— Мне ребята из механического позвонили, будто акцию протеста собираются проводить у памятника… Без премий нас оставило начальство.

— Кончай перекур, начинай бить морды! – заорал Заев. – Все на митинг, а я побегу лозунг писать.

Столь же бурно обсуждали ситуацию и в женской раздевалке.

«Дирекцию надо распускать, – было единодушное мнение, – а то придется в отгулы на вокзал за подаянием ходить».

С какого‑то совещания примчался Куцев.

— Без ножа режете, товарищи, – в волнении чесал лысину, стоя у выхода из цеха.

Однако отговорить никого не сумел, даже Дубинин с Семиной – и те решили идти.

Сквер оказался забит народом поплотнее курилки. Наш цех не вместился, и мы расположились рядом, на проезжей части.

— Где же администрация? – крутил головой Игорь.

— Прибегут как миленькие, – ответил ему Гондурас.

Громыхая тележкой и матерясь ещё на дальних подступах, подошёл цеховой разнорабочий.

— Ух ты, мать твою, тра–та–та–та… – с выражением высказался он, когда до его сведения довели, зачем собрались, и исчез в термичке.

Через минуту оттуда выплеснулась порядочная толпа мужиков в грязных спецовках – посмотреть на диво.

В крыле корпуса, окна которого выходили на сквер, началось оживление.

Несмотря на прохладную погоду, стеклянные створы раздвинули и глазели на нас. Самые любопытные выбежали на улицу.

Конечно, тут же нашлись сердобольные создания из тех, что подписывают анонимки словом «доброжелатель», и предупредили администрацию.

Она появилась вместе с представителями механических цехов.

Сзади ковылял старикашка из десятого отдела, бывший кэгэбэшник.

— Всем разойтись! – сипел он.

Однако сегодня на режимный отдел не обращали внимания. Подошедшее начальство пробилось поближе к Ильичу, который гневно указывал облупленной рукой в нашу сторону.

«Аг–гхи, поганцы!» – говорил его пламенный взор.

К ногам памятника жались несколько начальников цехов с монументальным Кацем в центре. Куцев куда‑то забился, никто нигде его не видел.

— Наверное, за подкреплением побежал, – предположил Игорь.

— В чём дело, товарищи?! – начал директор.

— Тамбовский волк тебе товарищ, – не слишком громко произнес запыхавшийся Пашка, высунув в сторону начальства совершенно чёрный язык.

— Дверью, что ль, прищемил? – отвлекшись от политики, высказался Игорь по поводу языка.

— Не–а! – отрицательно помотал головой Пашка. – Стержень, собака, потёк.

— А я уж грешным делом подумал, что спирт на асфальт пролил и слизывал, – поддержал Игоря.

Заев стоически молчал, держа язык за зубами.

— Как в чём дело! – между тем орал народ.

— Мать вашу! – слышался голос цехового матерщинника.

— Скоро побираться пойдем с такой зарплатой! – галдела толпа.

— Вот пропью тележку, хрен ей в колеса, тады узнаете! – подливал масла в огонь сквернослов.

Генеральный нахмурился.

— А от меня чего надо?.. Свою зарплату, что ли, отдать? – не ко времени съехидничал он.

— Милицию надо вызывать! – сипел кэгэбэшник.

— Продавайте «Волги», а тринадцатую и выслугу отдайте! – гудела толпа. – А то директор – на «Волге», секретарь парткома – на «Волге» и даже профкому «Волгу» купили. Не господа! На троллейбусе, как Ельцин, поездите.

— Не можете руководить, так уходите, другого выберем! – заорал Пашка, поднимая над головой плакат «Даёшь 13–ю заплату!» с пропущенной от спешки буквой «р» в последнем слове.

Весь вид его, начиная от хитрых серых глаз, аккуратного, чуть вздернутого носа и кончая синим уже языком, выражал полнейшее удовольствие.

Народ немного развесился. Улыбнулся даже директор.

— Во, бля, даёт?! – поразился разнорабочий. – На хрена тебе столько заплаток?..

Глядя на вальяжно уже стоявшего директора и понявшего, что бить не станут, профсоюзного лидера, меня взяла злость.

— Домов сколько лет не строите, лишь две общаги возвели… У вас‑то есть квартиры, вам что!.. – заорал я, мобилизовав людей на борьбу с экономическим противником.

Спесь с генерального сбили моментом. Он много чего услышал, скрывшись в тени великого вождя мирового пролетариата. Досталось и профсоюзному лидеру. Толпа вокруг сквера росла. Ещё бы! Впервые в жизни в открытую с начальством поговорить… Обычно аплодировать привыкли.

На митинге приняли решение не начинать работу до тех пор, пока не выдадут выслугу с тринадцатой и не повысят расценки на изделия.

Через три дня исторические решения заводского собрания были воплощены в жизнь, и забастовка прекратилась.

Пашка морщил лоб, придумывая по этому поводу победный лозунг.

6

В мае меня отправили в отпуск.

«Дрова заготавливать ещё рано», – решил я, гуляя с Дениской по городу.

Создавалось впечатление, что никто, кроме моей жены, не работал, и все вышли на улицу.

Постояв у лотка с книгами и, разумеется, купив целых две, пошли дальше.

У рынка наткнулись на группу религиозных аферистов, которые называли себя «белыми братьями». Цветными портретами их «мамы» в католической шапке и с католическим посохом в руке пестрели все столбы, стены и городские помойки. Прохвосты собирали с народа деньги, аргументируя тем, что скоро грядёт конец света.

— А вам‑то тогда они зачем? – поинтересовался у прыщавого «брата» в грязном белом халате.

— Мы останемся, блин! – получил ответ.

— Ага! Будете пропивать мои кровные в кабаках… – сунул ему под нос шиш.

Купив по порции мороженого, пошли по проспекту в обратную сторону.

За кинотеатром «Центральный», в котором шел эротический фильм «Греческая смоковница», услышал звуки литавр, бубнов, барабанов, и через секунду из‑за угла вынырнула небольшая процессия красочных кришнаитов.

— Чего это они? – отвлёкся от мороженого сын, разглядывая кривляющихся лысых взрослых дядей и тётей, покрытых кусками шёлка и крашеной марли.

— Да дурью маются. Демократия! Работать не обязательно…

— Это хорошо! А то мне страх как учиться неохота…

Осенью ему предстояло идти в первый класс.

— Ха–а-аря Кришна–а! – приплясывая и кружась, вопили поклонники индусской религии и многоруких богов.

— Сам ты – харя! – сплюнул пузатый дед с орденской колодкой на пиджаке. – Сталина на вас нет!

12 июня 1991 года народ впервые прямым и тайным голосованием избрал Ельцина президентом.

— Теперь он покажет этим чинушам и коррупционерам, где раки зимуют, – было общее мнение.

К моему удивлению штурмовщины в июне не было. Не было её и в июле.

Хотя расценки повысили, но приборов собирали меньше, так что в деньгах особо не выиграли. С компенсацией, выслугой и тринадцатой на сберкнижке образовалось четыре тысячи.

«Будет на что мебель покупать! Лишь бы хату скорее дали…»

В начале августа, как всегда, полцеха болталось в курилке, где велись жаркие споры между Славой Дубининым с одной стороны и Гиви с хохлом с другой. Те были яростными сторонниками суверенитета, самостийности и незалежности.

— Гиви! Как же так?.. – вопрошал Дубинин, размахивая потухшей сигаретой, – когда ваш великий грузинский вождь, господин Гамсахурдия, ругает Россию и раньше всех собирается выходить из Союза – это хорошо и правильно? А если русские что против вякнут, то они шовинисты!.. Так? Но вот, если Южная Осетия из состава Грузии решила выйти, то все они там националисты и их следует перестрелять…

— Конэшна!.. Зачэм страну разрушать?

— То есть получается, что Россию можно разрушать, а Грузию нельзя?..

— Конэшна! Россия большой, а Грузия малэнький страна, чего там останэтся? – держал оборону Гиви.