Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей

– Нет, – ответил я, – что тут такого, это все сказки про вампиров, ведьм. А на самом деле их нет.

– Молодец, – сказал отец.

Я подумал, что на этом все и закончилось. Прошло время, С отцом мы собирались как-то на утиную охоту. Ночью он разбудил меня, я тут же вскочил с кровати, очень любил с отцом ездить на охоту. Сразу же умылся, попили чаю, тепло оделся, сел в коляску мотоцикла, и мы поехали. Остановились у кладбища, того старого, где покоится мой дед. Отец говорит: пошли к деду зайдем, надо занести краску, чтобы покрасить его оградку и памятник. Потом днем это сделаем.

Я за ним, а у самого дрожь в коленях. Дедушкина могила у забора, от калитки недалеко. Пошли с отцом, взялся за его руку, а он отдернулся, чтобы не мешал ему нести в одной руке сетку с бутылем краски-серебрянки, в другой – сложенное в чехле ружье.

Идем, кладбище освещено светом фонарей от придорожных столбов. Отец включил еще и свой фонарик, что помогло нам быстрее найти дедушкину могилу. Потом вытащил из сетки бутыль с краской, поставил его у оградки, постоял немножко, и пошли мы к мотоциклу. И вдруг папа у калитки остановился и говорит:

– Ой, Вань, ружье на могилке деда оставил, сходи, принеси. Помнишь, куда идти?

– Да, – сказал я, взял у него фонарик и пошел назад. Одну прошел могилку, вторую – оглядываюсь, отец стоит на том же месте и ждет меня. Я – дальше, третья могилка позади, четвертая, пятая – очертания отца вижу, и – дальше. А здесь меня как кто-то схватит за куртку! Я тут же – в сторону, а – держит. Тащу куртку на себя, чуть не закричал от испуга, но удалось вырваться. Смотрю – а это, оказывается, Она зацепилась молнией за оградку. Да только ноги дальше уже не идут, дрожат.

Оглядываюсь – отца уже не видно. Смотрю по сторонам, не летают ли шары с могилок, – об этом нам классная руководительница рассказывала, как она такое видела. Нет шаров, а вот у фонаря что-то летает Нет, не бабочка ночная, а, скорее всего, мышь летучая! А может, это вампир? А может, это ведьма? А может, это…

– Не бойся, ты же Иван! – слышу я слова отца. Смотрю на него – правда, отец, только не в свитере и куртке, а в костюме сером, и улыбается, седой такой.

– Да я и не боюсь, – и пошел с ним. У дедушкиной могилки осмотрелся: вот и чехол с ружьем, прямо на скамеечке лежит. Схватил его и отдаю отцу, а его нет рядом, ушел уже. И быстрее, чтобы не отстать, бегом с кладбища, чуть калитку не пробежал.

– Ну ты и скорый, – говорит отец. – Молодцом!

– Папа, – удивился я, – как ты так быстро успел переодеться – только что ведь в костюме был?

А он удивленно смотрит на меня:

– Ты о чем это?

…Но я уже был в коляске мотоцикла и только тогда понял, что там был совсем не мой отец. Скорее всего, это мне от страха показалось.

…На следующий день, когда на скамейке у столика собрались деды моих друзей, я тоже подошел к ним и спросил:

– Иван Михайлович, а вы моего деда помните?

Он посмотрел на меня, улыбнулся и погладил по голове, сказав:

– Герой он у тебя был и работяга. Такой завод на своих руках поднял! Если бы не такие, как он, мы бы и войну не выиграли. Сильно болел он, сильно, но этого старался не показывать, а потом, когда завод вернули из Урала сюда, засучил рукава и разбирал вместе со всеми нами разваленные цеха и строил новые. Да вот болезнь от ранений в гражданскую войну сказалась, не дала ему еще пожить. Когда умер, весь завод его хоронил, Ванятка, весь город.

– А как он был одет тогда?

Иван Михайлович задумался.

– А в пиджаке. Костюм от моего отца остался, вот его и надели на него. Друзьями они были большими, и Иван его ненадолго пережил, – сказал Иван Михайлович. – Так что Ванька, будь, как дед твой, молодцом. Увидел бы он тебя, рад бы был.

«…Так это точно тогда он меня встретил у своей могилки, а не отец! – подумал я. – Вот загадка-то какая, а? Ведь папа на охоту ехал в свитере и куртке, а не в сером пиджаке. Если б друзьям про это рассказал, засмеяли бы…»

Неужели это был мой дед?

Таська

Шелест тополя. Интересно, он так разговаривает с другими деревьями? О чем-то весело шелестит своим соседям и нас радует, успокаивает, хотя мы не понимаем его языка. Да и надо ли?

Но в окне на втором этаже, за той веткой тополя, которая почти касается его стекол, ни одна занавеска не дрогнет. Что она делает? Уроки – или смотрит телевизор? Вот бы превратиться на секунду в листик того тополя и подсмотреть. А лучше – в того воробья, чистящего клюв на ветке. Вот он слетел к ее окну, запрыгал по подоконнику, ловит зазевавшихся мух или комаров. Но у него заботы другие, он счастлив, его любимая сейчас греет их новорожденных желторотиков и ждет своего серенького кормильца…

А чем занимается она? Может, думает обо мне? А может, о Витьке? Она всегда смотрит на этого задиру, высокого увальня с плечами гимнаста. Улыбается ему, часто с ним разговаривает, а на меня даже глазом не ведет. Да-а, Витька – красавец. В него все девчонки влюблены, а он в их сторону даже не смотрит. У него своя пассия, девчонка из старшего класса. И сейчас, наверное, сидит в том соседнем дворе, под ее окном, болтает о чем-то с пацанами. Скорее всего – о гонках на мотоциклах. Отец его Альки катается на крутом «Сузуки». А Алька, счастливая, в черной коже, высунув лицо из-за плеча отца, дарит улыбку только ветру.

Ветру… Это благодаря ему шелестит своими еще молодыми, только появившимися на свет светло-зелеными листочками тополь. Видно, у него любимая рядом, – то деревце с еще тонким стволом, растущее под его тенью. И солнышко их радует, играя своими лучами на и ветках, пуская ярко-серебристые зайчики по листочкам. Счастливые!

А на душе – тучи. За теми белыми занавесками живет Белка, самая настоящая Ягоза, усыпанная веснушками, с бантом на рыжих кудрях.

Вчера, когда играл с ней в бадминтон, на меня так ни разу и не посмотрела, следила только за воланчиком. И без умолку болтала с Колькой, сидящем на скамейке. И чем он ей нравится? Взрослый, скоро в десятый класс пойдет, длинный – с версту. Баскетболист. И лыбился ей, смеялся…

Так и хотелось этим воланом…

Вон на ветку села горлица, что-то рассматривает в окне Таськи. Наверное, ее мама клубничный торт приготовила, как в прошлую субботу – вишневый. А Таська даже не хочет посмотреть в окно. А может, ей больше нравится Женька? Еще бы, у него папа директор, и он все может. Вчера на «мерсе» ездил по двору взад-вперед, а Таська сидела с ним в машине с такими большими вытаращенными глазами. И когда вышла из машины, то с Женьки глаз не сводила, о чем-то шептались друг другу на ушко, смеялись. Вся румяная была, ее щеки словно свекольно-морковным соком намазали. Ягоза, правильно мамка говорит: чтобы ей понравиться, нужно быть выдающимся. Да уж.

Дверь из соседнего подъезда скрипнула, и на улицу вышла Тонька. Улыбается, застенчиво так, и идет ко мне. Нет, да не смотрю я в ее сторону, ишь, влюбилась. Ты еще вырасти сначала, а то ишь, на два года младше – и пристает: то ей хочется в парк сходить со мною, то на рыбалку. А я с ляльками не хожу и носики не собираюсь им подтирать, слезки – тоже. Иди, иди, чего остановилась? Но лучше не буду смотреть в ее сторону, а то опять начнет приставать.

– Миш! – вот начала.

– Че надо?

– Ты в этой рубашке такой красивый!

– Тонь, отстань, у меня сегодня нет настроения.

– Давай сыграем в бадминтон, и настроение появится, ты же лучше меня играешь.

– Не хочу. Занят, не видишь, что ли? Тонька, иди вон со своими подружками через скакалку попрыгай! – раздраженно отвечаю я.

– Миша! – наконец-то раздался такой долгожданный голос со второго этажа. Это Тася, Таська, Тасечка. Ура! Вот она открыла окно и улыбается мне.

– Миш, может, в бадминтон поиграем?

– Не знаю, – сдерживая себя, кричу ей в ответ.

– А то мне скучно. Так как?

– Ну, выходи, – а ноги уже несут меня домой за воланом и ракетками.

Вот это жизнь! Я такой счастливый!