Хватайся! Рискуй. Играй. Умри (СИ)

Чувствую усталость в ногах, поэтому стою на одном месте на протяжении всей композиции. После повтора припева первого, я исполняю припев второй:

— Пусть ничто не обманет,

Ведь тебя не станет,

И, быть может, попадет

Твоя страница в переплет.

Ты станешь идеальным

На кладбище виртуальном

Цифровой боли. Memento mori…

Я не сообщал ни отцу, ни матери, ни кому-либо из родственников об опухоли и ее метастазах. Эти люди мне давно чужие, мы взаимно делимся безразличием.

Вспышка. Представляю, как звоню маме в тюрьму, говорю, что умру молодым, а она отвечает: «И?». Представляю, как где-то на одной из темных улиц под забором нахожу пьяного отца в порванном тряпье, сообщаю о раке, слышу в ответ: «Ты кто?». Вспышка.

Ты кто? Ты кто.

Боли, тошнота, слабость во всем теле — да, сатана меня побери, я знал, на что шел, соглашаясь на сто восемьдесят минут настоящей жизни. Это и есть безумие.

Люди считают, что совершить какой-то интересный, но рискованный поступок — безумие, а горбатиться в офисе на чью-то фирму с восьми утра до пяти вечера с понедельника по пятницу — нет. Странные, странные, странные люди.

Кричу до хрипоты:

— Memento mori.

Помни о смерти.

Помни о смерти!

Тем не менее, «Волки» подстраховались — там, в закулисной комнате, сидит медбрат, готовый, в случае беды, прийти на помощь.

Вспышка. Мать пинает меня по животу.

— Ну, сыночек, будешь еще разбивать банки с медом?

Еще пинок.

— Я не слышу!

Вспышка. Надежда Леонидовна, хирург, подносит иглу с травматической нитью, «троечкой», к моему лицу.

— Потерпи, малыш.

И перешивает ножку Филатовского стебля к моему подбородку, точнее, к тому, что от него осталось.

Следующий месяц я хожу с пришитой к лицу левой рукой.

Вспышка. Игорь вваливается в комнату.

— Макс, слышал, что у Аньки сбылась мечта? Хотела, чтобы братишка не бесил ее, так все. Утонул он.

— Антон?

— Да. Небось, Анька сейчас от радости пляшет.

Вспышка. Эндрю потирает ладони, с возбуждением поглядывая на товары с логотипом Bish-B.

— Хороший бизнес мы устроили. Футболочки, маечки.

Вспышка. Кэти Фокс спрашивает:

— Не хочешь с моей подругой из Украины устроить фиктивный брак? Ей для гражданства надо.

— Нет, у меня кое-кто есть.

— Что, девушку себе на четырнадцатое февраля нашел?

Ага, девушку…

Вспышка. Рома, он же Глеб, надевает шлем, заводит мотоцикл.

— Ты и Таня — вы мне дороже жизни. Помни это. Всегда.

Вспышка. — Рома — гей?

Катя 3.5 в прямом смысле хватается за грудь, падает на пол в диком приступе хохота.

— Вот дура, а я хотела с ним трахнуться!

Я не верю, что он гей. Я так запутался, что не знаю, чему верить.

Вспышка. Выхожу из палаты. В коридоре стоит гроб. Как раз для четырнадцатилетнего подростка.

Белый свет ламп освещают мне путь до туалета. Спотыкаюсь, чуть не падаю на еще один гроб.

В ожоговом отделении каждый день кто-то умирает.

Вспышка. Олек выбегает из подъезда первым. За нами гонятся виртуальные файтеры, которых, вероятно, разозлил тот факт, что два паскудника уничтожили им бухло. Олек дышит:

— Чувствую себя Тайлером Дерденом.

Вспышка. Я спрашиваю Игоря:

— Ты веришь в бога?

Мы сто раз задавали этот вопрос друг другу, но все равно отвечали, словно впервые слышим.

— Нет.

Вспышка. Кристи надевает очки, утыкается в маленькую книжку. Мы спешим на День рождения Эндрю, а она умудряется читать по дороге.

— Где зрение потеряла?

— В детской колонии много читала… Боже, Тайлер Дерден — мой идеал.

Вспышка. Я иду в школу по оживленной улице. Какой-то парень окрикивает меня:

— Эй, ты че в маске? Болеешь чем?

Бесят эти вопросы. Выхожу из себя:

— Да, болею СПИДом!

Вспышка.

— Я тебя люблю и считаю своим парнем. А ты?

Я не люблю показывать свои чувства, но говорю:

— И я.

Эндрю вытаскивает голову из подушки и трясется в диком приступе хохота. Даже в темноте чувствуется, что Влад смущается, а я с холодным безразличием закрываю глаза.

Вспышка. Игорь целует в лоб мертвого отца. Мужики заколачивают гроб, а я стою поодаль, в снегу.

Я никогда не прощаюсь с мертвыми. Зачем? Ведь они всегда с нами.

Вспышка. В глазах бесконечные волны реки Кама. Олек вздыхает.

— Как тяжко жить, если у тебя нет «икс-шесть» или «кайена».

— Как трудно жить, если в тебя не верят.

Вспышка. Катя 3.5 укрывается одеялом в больничной палате. Шутливо мне угрожает:

— Если я умру, а ты нет, я стану призраком и буду тебя преследовать, пока наш уговор не будет выполнен!

— А давай после смерти вместе бегать призраками и пугать людей?

— Давай!

Вспышка. Взрослая женщина высокого роста с черными-черными волосами и обожженным телом под распахнутом халатом приближается ко мне в одинокой палате. Она жаждет секса.

— Ну давай, Макс. Всего один раз. Я и резинки купила.

Я отхожу назад, к окну.

— Нет. У меня девушка есть.

— И где она сейчас?

— В Москве.

Она в столице уже второй месяц.

— Но скоро вернется.

Булькающий хохот женщины вызывает во мне ужас.

— Ты думаешь, она там не трахается ни с кем? Точно говорю, что сейчас ей кто-то всаживает! Так что и ты, давай, не теряй времени, раздевайся!

Вспышка. Кэти Фокс укрывает подбородок шарфом. Говорит:

— Мне нравятся люди-айфоны.

— Люди-айфоны?

— Они постоянно совершенствуются, и каждый раз в них находишь что-то новое.

Вспышка.

— Над смертью смеются, Кать.

Закрываю вкладку с сообществом «Мертвые страницы ВКонтакте».

— А смерть надо уважать. Какой бы ни была — она всегда одна.

Вспышка. Тихий шепот волн. Стою в Каме, вода едва касается моих колен. Справа от меня садится солнце, позади — лес.

Максим Волков наедине с природой, с самим собой.

Где-то очень-очень далеко виднеется другой берег реки, доплыть до него самостоятельно невозможно.

Мне восемнадцать, и я собираюсь побить свой рекорд.

Насколько далеко от берега смогу заплыть? Доплыву ли хотя бы до буйка?

И устремляюсь в бесконечные воды.

Рок-поколение смотрит на сцену. Особенно много внимания уделяется мне. Все эти лица — они такие разные — объединены одним делом, они запомнят сегодняшний вечер на всю оставшуюся жизнь. Я в этом уверен.