Новые крылья

26 сентября 1910 года (воскресенье)

Из гостиницы под моим нажимом сбежали пораньше. Все же, не так рано как мне хотелось бы, потому что Демианов отказывался уходить без принятия горячей ванны. Он все хихикал надо мной, говорил, что мне нужно где-нибудь на водах нервы лечить. Станешь тут нервным, когда не успели приехать, а он уж князь. Полдня провели в Колизее, после обеда катались по городу в экипаже. Валясь от усталости с ног, возвратились в свою гостиницу, я – не без душевной дрожи. Оказалось, не зря я дрожал, но такое предвидеть было невозможно: нас встретил выстрел! Страшный хлопок раздался, как только дверь открыли. Дым пошел, и несколько возбужденных итальянцев с хозяином во главе с криками набросились на нас, чтобы… объяснить, что хозяин нанял фотографа, дабы запечатлеть высокую особу в его гостинице. Как он в двери входит, уже сфотографировали, теперь соблаговолите попозировать еще в апартаментах и за столом, а ужин для вас уже готов. Боже мой! Я всерьез начал опасаться за благополучие своих нервов. А Демианову всё нипочем.

27 сентября 1910 года (понедельник)

В 12 часов дня у фонтана на площади Колонны, как было условлено, ждали каноника. Издалека еще его заприметили и обрадовались как родному. Закричали, замахали руками, благо в этом городе все кричат и руками машут. Женщин наших он доставил благополучно, привез от них письмо. Анна пишет, разместились чудесно, у них море из окна видно; мама в восторге и она сама очень довольна, почти не вылезает из воды, как и хотела. Что скучают, не пишет, думаю, чтобы не смущать меня и не беспокоить. О. Мориетт чуть не до слез хохотал, узнав нашу гостиничную историю, сказал, что помнит портреты князя Юсупова-дипломата и тоже находит сходство, стал называть Демианова mon prince и vostra altezza [22].

Гуляли, заходили во все подряд церкви, у каждой своя легенда и все они были нам подробно изложены, я уж запутался во всех этих Санта-Мариях и множестве других святых. Но общее впечатление потрясающее, в этом городе каждый камень несет в себе святость апостолов и первых христиан. Вечером отец Мориетт служил в Соборе Св. Клемента и мы присутствовали.

28 сентября 1910 года (вторник)

Рано утром о. Мориетт зашел за нами в гостиницу, спросил князя, но дипломатично не назвал фамилию. Разумеется, больше одного-то князя у них здесь не может быть. Каноник повез нас осматривать катакомбы, в которых хоронили древних христиан, я даже представить себе не мог ничего подобного. Пообедав, уже вдвоем с Д. посетили Пантеон, громадность, простор и яркое солнце сквозь отверстие в своде очень благотворно на нас подействовали, после тесных холодных подземелий.

Ужинали в гостинице. Нас потчуют с особым старанием. Итальянские названия блюд я плохо запоминаю, но вкусно все необыкновенно. Из-за нашей проказы я в гостинице как на вулкане, Д. – как ни в чем не бывало. Благосклонно принимает суетливую почтительность хозяина. Ему вся эта история с княженьем доставляет массу удовольствия.

29 сентября 1910 года (среда)

Еще не рассвело хорошенько, а о. Мориетт уже зашел за нами. Мы еле глаза продрали. Наскоро одевшись и не позавтракав, т.к. каноник очень торопил, ходили в Базилику Святого Петра смотреть, как Папа служит мессу. Демианов в благоговейном восторге. Кажется, о. Мор. Всерьез поглядывает на него, как на свою добычу, в смысле обращения в католицизм. Но М. сказал мне, что хотел бы родиться католиком, а не стать. Я потом еще долго шевелил мозгами, пытаясь это понять. Лично на меня ни месса ни сам Папа большого впечатления не произвели. Папа – довольно упитанный человек с бритым простым круглым лицом и хриплым голосом. Д. считает, что от него исходит особый свет и благолепие. Я же, не почувствовав ничего такого, остался равнодушным. Позавтракав, потащились в Национальный музей. То же самое – Демианов в восторге, я в унынии. Нескончаемая череда античных скульптур угнетает меня. Вся эта белизна сливается в единую массу. Ничего я в них не понимаю. М. восхищенно старается растолковать мне достоинства всех этих голых Венер и Аполлонов, но я устал и заскучал. На улице у меня настроение совсем испортилось. Крикливые итальянцы действовали на нервы, казались все на одно лицо и какими-то грязными. Д. объяснял мое уныние, тем, что я не выспался. Сам я приписывал такое настроение нечистой совести и желанию поскорее воссоединиться с женой и матерью. Тревога за Анну все усиливалась, приобретая болезненный характер. Я уж черти-что стал думать. А что если она потеряет ребенка? В сущности, если не будет ребенка, то и я не нужен. Приедет спокойно домой, как будто ничего и не было. И П.-С. Будет доволен.

Суета в гостинице вокруг нас уже и Демианова не слишком забавляет, а меня так просто злит. Пошутил на свою голову.

30 сентября 1910 года (четверг)

Каноник опять притащился ни свет ни заря. Но на этот раз с отличным предложением. Он по поручению епископа едет в Милан и Турин и нас берет с собою, если захотим. Еще бы не захотели! Для Демианова нет ничего прекрасней путешествия. А мне уж осточертела эта гостиница, да и «Благословенный Рим», говоря откровенно, тоже. Обедали поздно, но уже в Милане. О. Мориетт поселил нас у своих родственников, а сам ушел, кажется, в дом местного священника. Демианов побежал осматривать достопримечательности, а я сказал, что не пойду и остался с племянницей каноника помогать ей по хозяйству. Перебирал виноград и заодно объелся им до того, то живот раздулся. Вечером о.Мор. пришел к нам пить чай. Они с Д. ведут бесконечные философские беседы, я так хорошо не знаю ни философов, о которых они говорят, ни французского языка, поэтому мне временами становится скучно их слушать.

1 октября 1910 года (пятница)

В Милане у Каноника и дел-то было – повидать родных и друзей. Основная цель путешествия – Турин, куда мы и выехали на автомобиле, сердечно распрощавшись с его племянницей и ее детьми. Вот и Турин. Я шуткой понадеялся, что мы не встретим здесь пра-пра родственников нашего римского хозяина и вообще никаких его родственников. О. Мориетт поглядел лукаво: «В этом святом городе всякие чудеса возможны». Потом он стал рассказывать нам о плащанице. Я подумал: «Боже мой! Это же здесь!» Столько разговоров было Турин, Турин, а я ни разу не вспомнил о знаменитой святыне. Мы с М. выразили сильнейшее желание ее увидеть. О. Мориетт ответил, что она не всегда доступна для паломников, но он постарается устроить нам посещение, если сейчас не выставляется. Мы притихли от восторга. Поселил он нас опять у кого-то из своих. Только в Милане это был небольшой домик, утопающий в зелени и населенный целой оравой детишек, а здесь роскошное палаццо, почти необитаемое, в котором нам с Демиановым отвели целый этаж. Хозяйка, то ли племянница каноника, то ли сестра, то ли кузина, совершенно неопределенного возраста, закутанная во все черное, по всей видимости, вдова. Слуги и сам о.М. зовут ее просто графиня. С нами она вежлива, но слишком сдержанна. Почти всегда молчит. Так, что даже неловко делается. А каноник опять с нами не живет. Опять предпочел пресвитерий.

Писал письмо Анне, что скучаю и жду встречи. Надеюсь, она не окончательно во мне разочарована.

М. слышал, как каноник обещал графине на днях привести к обеду епископа.

2 октября 1910 года (суббота)

Гуляли по городу. Посетили Египетский музей. На меня он произвел гораздо большее впечатление, чем бесконечные белые статуи в Риме. Мумии, не только людей, но и животных, саркофаги, разные штучки из древнеегипетского быта, страшно занимательны, я даже уходить не хотел. Обедали в кафе на пьяца Сан Карло. Пили странное белое вино, крепкое с ароматом пряных трав. Потом опять гуляли до вечера. Купили Демианову галстук и трость. На главной площади видели Королевский дворец, Королевский театр, Королевскую библиотеку и большой трехэтажный дом со смешным названием палаццо Мадама.

Вечером каноник приходил к нам пить кофе. Мы с Демиановым живем как истинные аристократы, у каждого по спальне с собственной ванной и гардеробной и еще общая гостиная с портретами знатных особ по стенам, старинной мебелью, разными фарфоровыми и серебряными безделушками и камином, который вечером топят, несмотря на теплынь. Когда каноник ушел, Демианов уединился в своей комнате, наверное, работал, писал роман, или дневник, или письма. Я тоже написал своим, потом вышел на балкон. Ночное небо в Италии необыкновенное! Так много так низко и таких ярких звезд у нас в Петербурге не увидишь.