Привычка выживать (СИ)

Пит слушает ее уже невнимательно. Пит погружается в свои мысли, вспоминая нынешнего министра связи. Для него Плутарх остается главным распорядителем Голодных Игр, который так устал от заранее известных правил и ограниченного количества жертв, что решил расширить вселенную своей Арены до размера целой страны.

- Ее сердце остановилось? – переспрашивает он рассеянно. Прежде ему почему-то не приходило в голову задаться вопросом, что же случилось с Китнисс после того, как ее отключили от всех аппаратов. Новость об остановке сердца его не удивляет. Его собственное сердце останавливалось неоднократно, в ходе операции или после ответного удара силового поля, или во время пыток, которые не всегда были рассчитаны на его выносливость и физическое состояние.

- Я слышала, что оно перестало биться, - Джоанна качает головой. – Такой неприятный звук, Пит, у меня до сих пор мурашки по коже. Какое-то время я даже считала себя убийцей Китнисс Эвердин, - говорит задумчиво, - но тогда меня уже чем-то обкололи, и мои чувства оставались для меня загадкой. Наверное, поэтому я не почувствовала ничего, когда узнала, что Китнисс Эвердин попросила не выставлять против меня никаких обвинений. Ты не знаешь, да? – заключает она, правильно расценив молчание со стороны собеседника. – Китнисс Эвередин пришла в себя после того, как умерла. Готова поспорить, что сейчас она находится под пристальным наблюдением, к ней никого не пускают, и никто не знает о том, что вообще произошло. Но она жива. Живее всех живых, по крайней мере, пока не придумает новый способ свести счеты с жизнью, - острая улыбка, которую все равно никто не оценит. – Можешь обрадовать Хеймитча, - говорит Джоанна, помолчав. – У этого везучего чертяки появился шанс извиниться перед одним из своих призраков.

Удача иногда бывает на его стороне.

…

Плутарх Хевенсби уверен, что из жизни любого человека можно сделать шоу. Он привык использовать только ему известные приемы общения с людьми, оставаясь для всех чем-то средним между клоуном и дирижером. По крайней мере, так было раньше. Теперь, обладая огромным запасом власти, Плутарх ведет себя немного иначе, как клоун, который не стер своего нарисованного лица, но постепенно перестал забавлять. Теперешний министр связи не ждет отказов, и красивым жестом с его стороны является приказ, облеченный в форму вежливого приглашения.

Он приглашает к себе домой двух победителей Дистрикта 12, и не знает, что его приглашение вызывает так много споров, доходящих едва ли не до драки. Впрочем, Хеймитч, еще не так давно окрыленный новостью о том, что его драгоценная Китнисс Эвердин жива, так и не решается поднять руку на чрезмерно спокойного Пита Мелларка, не выказывающего ни восторга, ни воодушевления от этой самой новости.

- Соберись, Пит, - говорит с угрозой Хеймитч, показательно беспечным шагом направляясь в сторону уже известной ему квартиры, - если ты чертов переродок, значит, ты должен быть заинтересованным в том, чтобы тебя оставили в покое. Ты ведь уже принял правила этой игры. Ты уже встретился с Китнисс Эвердин, и уже знаешь, что они хотят вернуть все на круги своя. Теперь, когда она жива, - его голос подозрительно подрагивает, - мы должны спасти ее от лап Капитолия.

- Я не буду играть в несчастного влюбленного, - Пит пожимает плечом.

- Никто пока не заставляет тебя играть, - раздражается Хеймитч, почему-то думая, что именно этот переродок станет единственной преградой между ним и Китнисс. – К тому же, ты должен понимать, что стоит на кону, - и обреченно замолкает, понимая, что никого здесь не убедил своей короткой и, как ожидалось, пламенной речью.

Даже себя не убедил.

- Впрочем, я уверен, Китнисс откажется первой, - пытается думать вслух рационально.

- Она всегда слишком быстро отказывалась от меня, - почему-то замечает Пит, и Эбернети приходится остановиться, чтобы полностью проникнуться репликой.

- Да, - тянет он неуверенно, - она немного перебарщивала в своем стремлении поверить в то, что прежнего тебя уже нет (она, кстати говоря, не так сильно и ошиблась). Но поставь себя на ее место…

- Я всегда должен ставить себя на ее место? – интересуется Пит намеренно спокойно. – Порой это жутко надоедает. Все эти разговоры о Китнисс Эвердин, о ее потерях и ее достижениях, о той цене, которую она заплатила… - Пит гротескно изображает жесты Эффи, и бывшего ментора немного передергивает. – Никто никогда не вспоминал, что вся моя семья погибла.

– Ты как бы был переродком, - осторожно напоминает ему Хеймитч, испытывая уже забытое чувство вины.

- Да. – Пит легко соглашается. – Я был переродком, который думал, что Китнисс Эвердин – переродок, подлежащий уничтожению. Но мои чувства к моим погибшим близким охмору не подвергались. Они просто отступили за задний план. Единственным чувством, которое я мог испытывать, оставалась ненависть. Ты все еще хочешь поговорить о том, что я что-то должен Китнисс Эвердин?

Хеймитч качает головой.

- С тобой невозможно говорить. Одно время я ошибался, думая, что охмор почти на тебя не повлиял. Я был доверчив, наивен и…

- …в стельку пьян, - договаривает за него Пит и первым входит в высокое здание, в котором располагается квартира Плутарха.

В лифте они молчат. Когда дверь квартиры открывает бездумно улыбающаяся Эффи, молчание становится невыносимым. Эффи никак не комментирует то, что произошло между ней и Хеймитчем в последнюю их встречу, более того, Эффи мастерски делает вид, что не было никакой пощечины, и делает вид так натурально, что даже Хеймитч теряется. Он привык выслушивать ее визгливые обиды, привык смиряться с тем, что все делает неправильно, привык терпеть ее обиженные взгляды. Но теперь она все больше кажется ему механической куклой, на которую не стоит обращать внимания. Хотя не думать о том, что сделало с Эффи Бряк время, революция и тюрьма, он не может. Наверное, ему казалось, что разукрашенная пигалица всегда остается разукрашенной пигалицей, потому что не является человеком.

Втроем они заходят в кабинет, Эффи что-то восторженно говорит, но мужчины одаривают ее взглядами разной степени неодобрения, и ей приходится выйти из кабинета, прикрыв дверь.

- Иногда она бывает надоедлива, - замечает Плутарх и недобро усмехается. – Хеймитч, вина?

- Предпочитаю что-нибудь покрепче, - улыбается Хеймитч во весь рот и представляет, что случилось бы с этим лицом, если бы оно встретилось несколько раз с его кулаками. Странно, но прежде он не испытывал к Плутарху ненависти. Теперь же ненависть заменяет все остальное.

- Откажусь, - Пит качает головой, и Хеймитч бьет его ногой под столом. У них не получилось нормально договориться о том, что они спасут Китнисс Эвердин. Они даже не до конца уверены, что ее нужно от чего-то или кого-то спасать. Но они ведь команда, в некотором смысле. Они должны попытаться сделать что-то, чтобы выиграть в игре, в которой недостаточно кого-то просто убить. Пит может прочитать все мысли своего навязанного напарника, и логика Хеймитча ему, в общем-то, понятна.

Хеймитч боится за Китнисс хотя бы потому, что никому из них никто не позволил встретиться с живой, пришедшей в себя Китнисс. Они бы так и думали, что Китнисс мертва или до сих пор находится в коме, если бы не длинный язык Джоанны, почти не реагирующей на зашкаливающий уровень наркотика в крови. Он ждет от министра связи подвоха, потому что ему больше нечего ждать от человека, который наплевав на чувства близких Китнисс людей, просто сделал вид, что она мертва. И даже официально похоронил ее. И, что было уже высшей формой предательства, позволил всем увидеть ту странную предсмертную запись.

Хевенсби разливает по пузатым бокалам коллекционный коньяк, Эффи приносит на подносе легкие закуски, и опять удаляется. Ее присутствие здесь вносит еще больше напряжения, потому что она не должна быть здесь, она не должна приносить подносы с едой в этот кабинет и улыбаться всем находящимся здесь так бездушно. Но она здесь, по своей воле или не по своей, сломанная и раздавленная жерновами революции, как наглядная иллюстрация того, какими могут быть уничтоженные изнутри люди.