Вымышленные и подлинные истории Алексея Иксенова (СИ)

Костя лежал на кровати, когда в его комнату ворвались оперативники.

- Он больной! - пыталась защитить своего мужа Катерина. - Что он сделал? Костя даже мухи не обидит!

- Посторонитесь, гражданка! - властно повысил голос на неё молодой капитан УГРО. - Ваш муж подозревается в тяжком преступлении. Вот постановление прокурора.

Мент протянул женщине лист бумаги, где чёрным по белому был наспех напечатан соответствующий документ и резолюция прокурора района.

Костя пытался сопротивляться, чем усугубил своё положение. Здоровые молодые менты быстро скрутили несчастного. Катерина, вся бледная, обливаясь слезами, выбежала следом, но не смогла догнать оперативную машину. Клавдия Васильевна, шокированная произошедшим, словно застыла на месте с орущим от страха Никитой на руках...

Менты долго били Костю, вынуждая признаться, уговаривали, снова били, кидали, как мешок, в камеру. Наконец им удалось добиться подписей задержанного.

- Катя! Я ничего не сделал! Не верь им! - кричал несчастный и весь избитый Зыбов через решётку комнаты краткосрочных свиданий в СИЗО. Перевезли его туда из КПЗ через несколько суток после задержания.

- Костя! За что они тебя так? Костенька! Родной мой! - кричала его жена, обливаясь слезами. Мать не пришла - её с инсультом увезли в больницу. Никиту оставили на время соседям. Катерина пыталась ещё что-то сказать, но ей не давали. Сзади неё толпилась очередь родственников арестантов. Зыбова увели обратно в камеру. Там было много подследственных - татуированные, здоровенные мужики и тощие, но жилистые урки. Обстановка для многих «первоходов» пугающая. А уж человеку с психическим заболеванием и вовсе тяжело. Камера была душной - шли дурные запахи от параши и старого прогнившего умывальника. Пахло потом, нечистотами и мочой. Мужчины то и дело закуривали, кто-то умудрялся заварить чифирь и пускал трёхсотграммовую кружку по кругу.

Костю всё это напрягало, он держался от всех отдельно и всё больше отмалчивался. Но к нему и не приставали с расспросами - для сокамерников он не представлял особого интереса. Видимо, догадывались, что человек психически не здоровый.

- Зыбов! На выход! - крикнул тюремщик. - Стоять! Руки за спину! Шаг влево, шаг вправо...

Костя шёл, как в тумане. Болело во всём теле от побоев, голова кружилась. Бедняга чуть не упал на холодный пол от изнеможения.

- Шагай, падла! - ткнул Костю дубинкой в спину прапор.

Костантина увезли в психбольницу. Вскоре состоялась врачебная комиссия, затем суд с определением на принудительное лечение в специализированном психиатрическом стационаре строгого режима с интенсивным наблюдением.

Клавдия Васильевна умерла через несколько дней в реанимационном отделении городской больницы. Катерина плакала у гроба, просила у мёртвой свекрови прощения. Плакал и Никита. Молча стояли соседи, решившие помочь на похоронах.

А Костю увозили в закрытой машине в специализированную психушку с бесчеловечными условиями. О смерти мамы он узнал лишь случайно. Нетрудно догадаться, какое состояние постигло этого беднягу...

Через некоторое время Катерина оформила развод с Константином Зыбовым, сына навсегда отдала в интернат для умственно-отсталых детей и подростков, продала квартиру и окончательно сошлась с Виктором Барсуковым.

- Заба! Дай глотнуть! - с хитрющей, всё той же наглой улыбкой подошёл к Косте элтэпэшник Федюшин.

Константин молча протянул кружку. Он по-прежнему не мог отказать в этом удовольствии, хотя Славка был плохой товарищ.

- Слышь, что по секрету скажу, - зашептал молодой алкаш, когда они остались вдвоём в курилке. - Сваливать отсюда хочу!

- Ты что, в побег собираешься? - удивился Зыбов.

- Да затрахал меня ваш дурдом, Костян! Попить вина на воле хочется, с бабой побыть.

- Ты не говорил, что женат.

- Да я, Костыль, никогда женат не был. Но баб у меня хватает! У меня в интимных делах проблем никогда не бывало. Это ты у нас такой однолюб.

Костя посмотрел на Славку подозрительно. Он не привык к разврату. Федюшина он не уважал. Но и виду не подавал. Ещё хуже относился к Ильязову. Этого гада он возненавидел ещё в спецпсихушке. Разумеется, оба - и молодой алкаш из ЛТП, и гадливый насильник-татарин доверия у Зыбова не заслуживали. Но разговор Федюшина о побеге почему-то вызвал интерес.

- Костян, пособи мне! - тихо сказал Славка.

- Как? - спросил Зыбов.

- Подпили решётку в третьей палате. Ты туда больше вхож, чем я. - Федюшин протянул Константину маленькую пилку.

- Спалимся. И ты и я.

- Да ладно тебе!

Третья палата была почти пуста - из десяти шконок была занята лишь одна, и то тихоней. Больной молча лежал и постоянно глупо улыбался. Выходил он из палаты лишь справить нужду в уборной и поесть в столовой. Родственников у него не было, и тихушник доживал свой век на пожизненной койке.

Однако в палату частенько заглядывал медперсонал, поскольку через окно могли передавать остальным больным запрещённые продукты и вещи - ведь тихоня молчал и не думал никого закладывать. Никто и подумать не мог, что этот зверёныш когда-то отправил на тот свет своих родителей, зарубил и сожрал свою малолетнюю сестру. Долго хитрожопого тихоню не могли вычислить даже бывалые опера - соседи распустили слухи, что родные тихушника уехали в неизвестном направлении. Тихого убийцу даже звали Тихоном. Тихон Павлович Полетаев. Или Тиша.

Взяли Полетаева, когда он неожиданно сам прокололся. Но как - история об этом умалчивает. Вот и валялся этот Тиша тихонько себе в тихой палате, в углу.

Зыбов спрятал маленькую пилку в карман (шмонали его редко, как и старого вояку Игоря Ивановича) и зашёл в третью палату. Ох и подставляет меня этот Федюшин, зачем согласился? Но не назад же отдавать ему пилку?

- Здорово, Тиша! Ты всё один здесь? - миролюбиво обратился к тихушнику Костя.

- Пока один, - ответил маленький коротышка с улыбкой. - А тебе что надо?

- Тишуля! У меня к тебе просьба - отвернись к стене и как будто ничего не видишь, ничего не слышишь.

Тихон послушно повернулся к стене, а Костян подошёл к окну. Сегодня в палату никто не зайдёт - санитары вовсю квасят в наблюдалке, а медсёстры и санитарки - в сестринской. Празднуют какой-то никчёмный праздник. А впрочем, почему никчёмный? Вчера зарплату получили. Вот и лудят. А всё же подлец Славка! Если я попадусь, то он не при делах - ух и хитёр, сука!

С таким мрачным настроением Зыбов перепиливал оконную решётку, делая Федюшину медвежью услугу. Наконец железные прутья были перепилены и потихоньку откинуты на улицу. К полуночи в палату вошёл Федюшин.

- Ну что? Всё ништяк? - спросил он.

- Как видишь.

- Слушай, Зыба, а может, и ты со мной?

- А давай! - неожиданно согласился Костя.

- Ну так что? Рванём?

Славка бросил на прощание Тихону полпалки полукопчёной колбасы, принесённой подругой на свиданке.

- Тишуля! Помалкивай! - предупредил молодой алкоголик и стал перелезать в свободную, большую щель. Костя Зыбов последовал за ним. Тёмная ночь скрыла побегушников, благо наступала поздняя весна, и было очень тепло. Славка с Костей долго бежали по тёмному городу, пока не вышли к его окраине.

Федюшин зашёл в какой-то частный дом, где залаяла большая собака, готовая разодрать незваного гостя. В дверях дома появилась хозяйка средних лет в одном халате. Собака умолкла. Славка что-то сказал подруге, та поманила Зыбова. Втроём они вошли в деревянный дом.

Славка сидел за накрытым подругой столом, пил вино и рассказывал про дурдом, весело гогоча. Симпатичная женщина в малиновом халате, с короткой стрижкой, тёмными волосами и нежными голубыми глазами с подкрашенными веками долго слушала захмелевшего друга. Костя так и не притронулся к ужину, а женщина не настаивала. Она постелила Зыбову на диване в гостиной, и тот лёг, закрыв глаза. Спать не хотелось. Он ещё раз посмотрел на красивую хозяйку вполне приличного дома.