Вымышленные и подлинные истории Алексея Иксенова (СИ)
Вымышленные и подлинные истории Алексея Иксенова (СИ) читать книгу онлайн
Иван Стародубов (творческий псевдоним Алексея Аскарбековича Искенова) родился в г. Камешково 21 мая 1968 г.
С раннего детства приобрёл множество хронических заболеваний. В основном воспитанием и опекой занималась бабушка - родители были заняты работой и своей личной жизнью. В 1977 г. они развелись, а отец от детей от первого брака отказался.
Впервые получил инвалидность по шизофрении в 16 лет (инвалид детства). Бабушка, в прошлом медицинский работник и православная христианка, всю свою жизнь старалась вылечить любимого внука, проявляла наибольшие внимание и ответственность.
Первые стихи Стародубов начал писать в 17 лет, находясь на лечении в областной психиатрической больнице Владимира №1. В 1990 г. медико-социальная экспертиза выдала справку со второй пожизненной группой с заключением о возможности работать разнорабочим. В этом же году начинается активная стихотворная деятельность. Советы людей относительно необходимости обучаться стихосложению у именитых поэтов города Стародубов отклоняет - он хочет писать сам. Стихи, написанные в 90-х годах, оказываются неудачными.
В личной жизни автора ничего не складывается, он систематически прикладывается к спиртному. У него появляется друг, который пытается сделать что-то полезное в жизни автора. Стародубов из-за употребления алкоголя и увлечения токсикоманией в юности наживает ещё один тяжёлый недуг - органическое заболевание ЦНС.
Автор безнадёжно ждёт любимую женщину, ему даже удаётся устроиться на производство «Владимирский Пивкомбинат». Иван Стародубов, работая на пивзаводе, продолжает своё творчество, которое у многих находит положительный отклик.
В 1993 г. умирает бабушка Ивана Стародубова, и это событие автор переживает очень болезненно. Не дождавшись своей любимой, Стародубова охватывает приступ внезапной ярости - он сжигает две фотографии своих любимых женщин. Также он уничтожает почти все свои произведения, и лишь одну тетрадь у Стародубова успевает выхватить его верный друг.
В конце 1997 г., когда к автору приезжает его любимая женщина, Стародубов возобновляет свою стихотворную деятельность и устраивается на работу в фирму "ГАЛЕЯ" дворником.
В 2007 г. Иван Стародубов по приглашению С.Лавренковой приходит в кружок известных владимирских писателей и поэтов. Стародубов сначала встречает резкую критику, однако позже участвует в публичных чтениях.
В 2008 г. Стародубов пишет прозаические произведения - маленькие повести. Автор участвует в занятиях в доме Областной организации общества инвалидов под председательством Михаила Осокина с профессиональными писателями В. Дорофеевым и Б. Осланяном.
В 2012 году умерла первая жена Ивана Стародубова, памяти которой автором было написано несколько рассказов и стихов.
В настоящее время Стародубов женат второй раз и продолжает свою литературную деятельность, несмотря на нелёгкий физический труд, возраст и болезненный недуг.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Зарёванная Анна Львовна выскочила как ошпаренная из кабинета Куприянова.
Куприянов проработал в этой психушке весь свой стаж; после института - без малого 45 лет. С годами привык к взяткам, приличной зарплате, заработал нехилую пенсию. И очень был доволен, что с выходом на пенсию оставался на своём рабочем месте. Психиатров не хватало на маленькую районную больницу, составляющую всего четыре отделения - два мужских и два женских. Старое, построенное после войны, здание. Работали в нём всего лишь семь психиатров, в одном отделении не было даже ординаторского врача. Больничный дом был каким-то сероватым и довольно мрачным на вид, хотя исполняющая обязанности главного врача (она же заведующая третьего женского отделения Людмила Афанасьевна Быстрицкая) не раз заботилась о ремонте. Находила где-то деньги, потом договаривалась с отдельными фирмами. Приезжали рабочие: меняли окна, делали отделочные работы, меняли материалы на полах, перекрашивали стены, вставляли новые вентиляции. Но лучше всего она заботилась о своём кабинете и кабинетах остальных врачей-психиатров. У всех врачей были импортные столы и кресла, книжные полки, шкафы для одежды, телевизоры. А вот для лечебных отделений, в отличие от областной психбольницы, денег на телевизоры почему-то не нашлось. И больные слонялись по больничным коридорам, не находя себе ни места, ни дела. Хорошо, когда добрая смена позволяла тем, у кого есть шконки в палатах, днём полежать или даже поспать. А недобрые попросту гоняли больных со шконок, придирались, а иногда допускали рукоприкладство. По разным жалобам таких людей в белых халатах увольняли, потом принимали снова. На нескольких возбуждались правоохранительными органами уголовные дела - их сажали в места лишения свободы, а отбыв срок, они тоже возвращались в прежние должности, на свои рабочие места. Точно так же происходило и в областном центре. Но там при психбольнице есть лечебно-трудовые мастерские, несколько отдельных производств в городе специально для инвалидов, в том числе и по психическим заболеваниям. В каждом из них приставлен для наблюдения состояния врач-психиатр и фельдшер по общей соматике. В каждом лечебном отделении областной психбольницы есть телевизоры, настольные игры и даже музыкальные инструменты. Есть множество кабинетов врачей и по другим заболеваниям. Есть специальный детский корпус, дневной стационар, детская прибольничная школа.
Когда у больных в районной психбольнице возникали проблемы с сопутствующими диагнозами или зубами, их везли в областной центр. Владимир Васильевич меньше других врачей реагировал на жалобы своих пациентов и пытался внушить это ординаторскому врачу-психиатру, совсем ещё молодому Виктору Михайловичу Полякову, проработавшему в этой больнице всего два года после окончания медицинского института. Поляков молча кивал, но делал по-своему. Впечатлительный паренёк с красивой светловолосой чёлкой и добрыми серыми глазами приходил на обход в отсутствии заведующего и, будучи внимательным и гуманным в отношении больных врачом, весело спрашивал каждого:
- Как самочувствие?
Ему отвечали по-разному. Были очень буйные, которые, не зная различий, кричали в адрес врачей и медперсонала угрозы расправы, но Поляков смело и стойко выдерживал агрессию, отдавая указание померить им давление, качал головой и пытался шутить:
- Только не больно меня убей! - и незлобно смеялся.
Костя пролежал в наблюдательной палате около полугода. Заведующий отделением не торопился его выводить. На все уговоры и просьбы отвечал сурово. Каждый раз на обходе Куприянов выговаривал Зыбову:
- И что потом, Константин Олегович, весь женский коллектив медперсонала потащите в душевую? Я бы вас за эту попытку изнасилования пожилой Анны Львовны вообще обратно на спец отправил! Вот не ожидал от вас такого!
Старый лис! А как ещё он мог повернуть это дело? Разумеется, крайним в этой пошлой истории надо оставлять больного. А как же иначе? Иначе - по всей психбольнице такие разговоры пойдут! Нет, за своё место надо держаться. До самой смерти нужно держаться. Пенсия пенсией, а заработок не лишний. Дежурная смена смолчит. Львовне больше некуда деться - и так наказана. Жаловаться она никому не пойдёт. Старая набитая дура! Ишь, чего выдумала! Из-за этой перечницы образцового больного наказывать пришлось. Хотя как наказывать? Нет, не наказывать. Интенсивно лечить. Вот именно лечить. Проводить интенсивное лечение. Поляков тоже будет молчать. Ещё как будет. Никому не охота с треском вылететь, да ещё по статье. Этими мыслями заведующий успокаивал свою совесть, подолгу раскуривая у себя в кабинете. Куприянов вообще много курил, беспорядочно оставляя многочисленные окурки в хрустальной пепельнице. Перед уходом он её очищал и мыл под краном, а на следующий рабочий день наполнял снова, задымив весь кабинет.
Поляков, в отличие от своего начальника и коллеги, не курил, не пил спиртного, занимался спортом, был любимцем молодых медсестёр. Каждая из них норовила за красивого парня выйти замуж, но Виктор Михайлович с этим не торопился. Владимир Васильевич завидовал молодому психиатру, но виду не подавал. Обходы они редко проводили вместе. Поляков сидел в ординаторской, где было чисто и прохладно. Он внимательно изучал истории болезни своих пациентов, проводил беседы с их родственниками, корректировал назначаемые дозы лечения.
Куприянов на правах заведующего вникал везде, но с лечением был менее внимателен и более безжалостен. С удовольствием назначал болезненные уколы, не спешил их отменять и переводить на таблетки. В наблюдалке держал больных значительно дольше, чем Поляков. Да и с выпиской не торопился. Если только кто из родственников руку не подмажет. Молодой психиатр в дела заведующего, как правило, не вмешивался - за исключением того времени, когда Куприянов уходил в отпуск.
Однако Косте и это не помогло. Однажды, когда заведующий был в отпуске, на обходе Зыбов попросил Полякова:
- Виктор Михайлович! Очень вас прошу - переведите меня отсюда.
- Не могу, Константин Олегович, я не ваш врач, - хмуро ответил ему Поляков.
На Зыбова мгновенно накатила злость.
- Значит, вы сговорились против меня? Вы вместе с заведующим и той дежурной сменой! Не так ли, Виктор Михайлович? - в глазах Константина блеснули огоньки ярости, и он сжал кулаки.
- Что это значит? - спросила одна из медсестёр, присутствующая на обходе.
- Он бредит, - спокойно и невозмутимо ответила пожилая старшая медсестра, держа журнал для записей врачебных назначений. Старшая внешне напоминала строгого партийного босса: лицо будто каменное, губы тонкие, глаза карие, подкрашенные слегка ресницы, волосы седые. Она была невысокого роста, среднего телосложения с формой груши.
Молодой психиатр переменился в лице. Исчезла приветливая улыбка, он поджал подбородок и резко сказал старшей:
- Марья Фёдоровна, запишите новое назначение Зыбову: сульфозин по схеме от двух до восьми и с восьми до двух - не так, как ему раньше назначал Владимир Васильевич, а побольше этой серы. Нормализовать состояние. Аминазин по 50 мг три укола в день в течении двух недель, галоперидол-деканоат раз в месяц. И зафиксируйте его снова.
- Виктор Михайлович... - почти умоляюще произнёс несчастный Костя, но тот уже подходил к другому больному.
Впервые Зыбов испытал на себе инъекции сульфозина в специализированной психбольнице. До того, как он попал туда, в местном дурдоме его им не лечили. В Сычёвке медики "практиковали" за каждое серьёзное нарушение "сульфозиновый крест" - психиатры там были ещё те садисты. Его Косте не делали, но он получил 10 уколов курсом. Вообще, сульфозин - это мина замедленного действия. Когда масляный разогретый раствор возгоночной серы вливают через шприц в мышцу ягодицы, это почти безболезненно. Процесс начинается через 7-8 часов. Резко поднимается температура тела до 39 и выше. Сильная боль в ягодице на месте укола отдает во всю ногу. Жар, сменяющий озноб - вставать удаётся с трудом, дойти до туалета или столовой ещё тяжелей. Аппетит пропадает на время действия "лекарства", зато появляется жажда и частые позывы по малой нужде. Такая мучительная "пытка" продолжается до 2-3 суток, затем снова делают уколы по нарастающей схеме. Затем дозы снижают. Вторая схема, назначенная Поляковым, была мучительней первой. К сульфозину невозможно привыкнуть. Этот укол мучителен и болезнен всегда. Виктор Михайлович оказался хлеще Куприянова. Видимо, умело мог прикидываться добродушным и весёлым человеком. Оборотень - он и есть оборотень. Когда Зыбова только завели в наблюдалку на вязки, то на следующий день заведующий назначил Константину всего три укола. Аминазин ему делали только на ночь, чтобы Костя мог хотя бы уснуть. Несчастный теперь не мог уснуть даже с трёхразовым аминазином. Мучительные, невыносимые боли просто не позволяли ему этого. Бедняга молил Бога, чтобы он только поскорей забрал его к маме. Ох, как ему в те моменты хотелось покинуть этот страшный и чудовищный мир, безжалостный и жестокий! Сычёвка была лишь началом этого ада. За что ему всё это? Что он кому такого плохого сделал?..
