Факел (книга рассказов)

То ли в прошлой семейной жизни жена ему неаккуратно изменила и Николай обиделся, то ли характер такой, сказать трудно. А только ревновал он Веру к любому существу мужского пола. Хотя, на посторонний взгляд, Вера особых поводов для ревности не давала. Красивая, ухоженная женщина — правда, но это еще не повод для постоянной ревности.

У Николая была комната в коммуналке, у Веры двухкомнатная квартира. Николай пару раз в неделю приходил к Вере и оставался до утра. Она у него оставаться не могла, поскольку жила с одиннадцатилетним сыном.

Нет, правда, малейшего повода было достаточно для ревности, и Николая начинало трясти от злости, и желваки свирепо играют, ну, все понятно. Он тебя колотит? Ну, этого еще не хватало. Николай несколько раз предлагал пожениться, но Вера отказывалась, законно опасаясь, что, став мужем, Николай начнет ее поколачивать (первый муж Веру именно поколачивал, и этого она всего больше боялась).

Да, время идет, тебе тридцать, и сколько-то лет впереди еще есть, чтобы создать нормальную повторную семью, и надо было что-то решать с Николаем.

И вот однажды Вера бесповоротно решила — расстаемся, о чем и сообщила Николаю. Да, видать, так решительно, что Николай понял — это окончательно и обжалованию не подлежит.

Дело было утром, часов в одиннадцать, на автобусной остановке. Вдруг Николай достал из кармана шило и давай им тыкать свою подругу. Что характерно — молча. Тычок в руку, тычок в плечо. Молча. А рядом с Верой стоял ее одиннадцатилетний мальчуган, и он, тоже молча, заслонил собой маму, и Николай шилом ткнул ему в глаз.

Все! «Скорая помощь», милиция. Мальчугана сразу отвезли на Литейный, в глазную клинику, и там ему глаз спасли. Видеть стал похуже, это конечно, но глаз спасли.

Суд. Два года. Крик Николая, когда его уводили: Вера, я тебя люблю. Я вернусь, жди!

Девочки, даже не знаю, что делать, он такие письма пишет, вот почитайте, тоже заплачете, мне никто никогда таких писем не писал. Да и вам тоже.

«О, если б навеки так было»

Всеволод Васильевич Соловьев жил вдвоем со своей матерью Марией Викторовной. Ухоженная двухкомнатная квартира. Седьмой этаж — это важно подчеркнуть.

Человеку уже полтинник или совсем под полтинник, а хозяин этого полтинника очень даже в порядке — так это жилистый, любил в одних трусишках по парку побегать и в воду нырнуть. В том числе и в прорубь. Коротко стрижен, сединка на висках. Здоровый. Что понятно, если человек в прорубь ныряет. В самом деле, не будет человек в трусишках шустрить по парку и в прорубь нырять, если здоровьишка осталось на один вздох. Это все понятно.

И одевался хорошо. Нет, не то чтобы богато, мол, вот какой я весь из себя и берите меня на учет, мафиози, но вот именно модно.

Хотя и был Всеволод Васильевич почти богатеньким. Он вот в чем кумекал — он в электронике и вычислительных машинах кумекал. Почти всю жизнь был при КБ, денежку получал соответственную, а лет пять назад, при новых уже временах, плюнул на КБ и начал кумекать в одиночку и дома. Как любила объяснять его мать Мария Викторовна, он программы сочиняет. Сын, знаете, на дому играет. То есть человек играет, а ему за это денежка капает. И Мария Викторовна всегда подчеркивала, что хорошая денежка. И заказов у него было навалом. Он какие-то совместные игры вел даже и с заграницей. Со Швецией, там, с Канадой, и ездил за границу. Причем не на свои любезные, а в командировку и исключительно на халяву.

То есть с работой везение: не рвешь жилы, не вгоняешь себя в пену, поигрываешь днем, а денежка капает. Это работа.

Теперь бытовая сторона жизни. В ухоженной квартире все есть: и телик, и видик, о разной малости вроде мебели что и говорить. Да, Всеволод Васильевич любил покупать книжки и музыкальные пластинки, и этого всего собралось навалом.

И была машина.

Да, а маманя Мария Викторовна в свои семьдесят пять сухонькая и вполне здоровая, и жила она, что и подчеркивать не надо, исключительно для сына, тем более он у нее один. Это бытовая сторона жизни.

А что еще человеку надо, чтоб он никогда не захотел испариться с земли в безвоздушные пространства? Ну да, то самое — личная жизнь.

И вот тут Всеволод Васильевич не был большим везунчиком. В ранней молодости его бросила жена.

Ну, подробные причины уже не установить, потому что тогда они жили на другом конце города — в деревянном клоповнике. Три года вместе и пожили, а жена ушла к другому. Нет, не понять, двухлетняя дочка, и муж не пьет и любит тебя, чего ж ты уходишь. Нет, не понять.

Однако все спокойно — без дележа и разборок. Хотя там и делить было нечего. Тем более к человеку, у которого как раз было жилье. Причем в городе. Куда жена с дочкой и перебралась. Да, остаемся друзьями, обойдемся без хамства, а с дочкой можешь видеться сколько хочешь. И ты, и Мария Викторовна.

И что характерно, не обманула, остались друзьями, к ним ездил и он, и Мария Викторовна, а на лето девочку привозили в Фонарево, к отцу. Вроде как на дачу.

Да, но как время летит! Оглянуться не успел, а девочке уже три года. Причем не дочке, а внучке. Ладно.

Все так. Но! Но больше Всеволод Васильевич не женился. Покуда мама жива, ни боже мой. А нет нужды. Квартира убрана, еда сготовлена, о пожалеть тебя, когда плохо, что и говорить. Человеческий и мужской долг ты выполнил — есть дочка и внучка, и для души есть мама, работа и книжки. Нет, жена не нужна. Женщины — другое дело. Покуда ты здоров и нестаренький, встреча с существами противоположного пола полезна для здоровья. Да и приятна, верно? Словом, женщины у него были.

Где они встречались и в каких условиях — это уж их личное дело. Видать, все же у подруг Всеволода Васильевича — они все больше разведенные были женщины. Ну вот, сколько-нибудь — полгода-год — и повстречаются. А потом, и это понятно, расстаются. А потому что все имеет не только начало, но и конец. Ну, какие всякий раз бывали причины, сказать трудно, но исход один — они расставались. То ли он с ними, то ли наоборот — это не уточнить.

Ладно. Казалось бы, течет себе жизнь и течет, ты только не подталкивай, ты ее не ускоряй.

Но нет. Сказать коротко: два года назад Всеволод Васильевич влюбился. Такая молодая и красивая женщина. Да, молодая, лет на пятнадцать моложе Всеволода Васильевича. И красивая: дремотная и стройненькая беляночка. На гимназистку похожа. На взрослую, понятно, гимназистку. Походка плавная, а лицо, значит, дремотное и застенчивое. Нет, красивая женщина. Может, самая красивая в Фонареве. И она так плавно ходила, что ей непременно смотрели вслед. Мол, даже и удивительно, каким образом в наш раздраенный городок занесло вот такое существо из примерно прошлого века.

А вот как звать ее, сказать трудно. Нет, правда, если к твоему соседу идет в гости красивая женщина, ты ведь не станешь спрашивать, а скажите, как вас звать.

А кем она работала, сказать примерно можно. Она шла по культуре, то есть кем-то была в отделе. И это исключительно важно, что шла по культуре, а не по торговле, к примеру, или по банковскому делу. Да, это важно.

И они как-то очень уж резво взялись за дело. Маленький же городок — встречайтесь тихо и тайно. Но нет, они ходили по парку и счастливо улыбались. И они ездили в театры. А также в Пушкин и в Павловск — напомнить надо, у Всеволода Василевича была машина.

Они, если сказать точно, как бы оглушены были своим счастьем. Что, понятно, каждому бросается в глаза, особенно в текущий момент, когда все вокруг угрюмые и ошалевшие от прыгающих цен.

И вот тут как раз важно, что эта женщина шла по культуре. То есть ты отвечаешь не за шайбочки, не за дебеты-кредиты, а за более широкое и неохватное дело, и всегда можно на пару часов сорваться с работы.

Всеволод Васильевич признавался своей матери, что то время и было единственно счастливым временем в его жизни. Да, Всеволод Васильевич и без того был перекачан энергией и потому подпрыгивал при каждом шаге, а в то время он не только подпрыгивал, но, подпрыгнув, еще как бы ввинчивался в воздух.