Жажда жить

— Что ж, картина более или менее знакомая. А что же Броки?

— Броки? Они поселились здесь позже Колдуэллов. Начинали в Филадельфии, потом кое-кто из них перебрался в северную часть графства в поисках угля. Уголь нашли, его и до сих пор добывают немало, только из этого совсем не следует, будто большая часть прибыли капает на счет Эмили Колдуэлл, потому что, видите ли, проблема тогда, как и сейчас, в том, чтобы доставить уголь на рынок, — для этого нужна железная дорога; но еще до того, как она была проложена, у Броков возникли большие трудности с деньгами, так что сегодня на этих копях наживаются в основном какие-то люди из Огайо. Но Броки не ушли из наших краев, просто переключились на деревообработку. Тут транспортную проблему решает судоходство — наша река, Нески, всегда к их услугам. Но отец и мать Грейс Тейт деревообработчиками не были, не были они и фермерами. А деды были банкирами. Захотят — вложат деньги в то или другое предприятие, а обо всем остальном пусть беспокоятся другие. Лучшая недвижимость в Форт-Пенне принадлежит Уиллу и Эмили Колдуэлл. На земле, которую дед Уилла приобрел некогда под ферму, выросли жилые дома. Северный Форт-Пенн целиком принадлежит семье, как и бо́льшая часть (сколько в точности прибрежной земли, не знаю), а также строительные площадки в деловом квартале города. Возьмите хоть магазин Бауэра. Земля, на которой он стоит, принадлежит Уиллу, и он квадратного дюйма этой земли не продаст. Солдатский парк? Ну, этот, где установлены памятники и мортиры времен Гражданской войны. Земля там тоже не городская, а собственность Колдуэллов. Раз в год парк закрывается для публики, и нам с вами при всем желании не удалось бы установить свое право на отчуждение частной собственности. Не утверждаю, что Уиллу Колдуэллу когда-либо придет такое в голову, но юридически он имеет право заставить комитет парка перенести памятники и мортиры в другое место. Сделать это ему было бы, кстати, нетрудно, ведь Уилл возглавляет этот комитет… Погодите, не надо меня торопить.

— Нет-нет, все это весьма интересно, — сказал пришелец.

— Благодарю вас, — поклонился уроженец. — В общем, я вот что хочу сказать: быть может, Колдуэллы и не самая богатая семья в Форт-Пенне, более того, я слышал, что никогда они и не были самыми богатыми, но можно с уверенностью утверждать, что родичи Грейс входили в круг местных богачей дольше, чем любая другая семья в Форт-Пенне.

— Но все-таки не на первом месте?

— Нет. Полагаю, я мог бы назвать две-три семьи, которые будут побогаче Колдуэллов. Например, Шофштали во главе со своим патриархом Аароном, а иные еще поговаривают об этом старом хитроване Эндрю О’Брайане, владельце „Бостон стор“. Называют еще Фреда Бауэра, да и у Майлза Бринкерхоффа, по слухам, больше денег, чем принято думать. У Майлза булочная, но, помимо того, он как-то связан с пороховым заводом, который загреб большие деньги в 1898 году, и, насколько я понимаю, через один из сельских банков он наложил руку на хороший пакет акций в одной крупной энергетической компании после того, как… э-э… она поглотила местную электростанцию, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Э-э… полагаю, да. — Пришелец был осторожен. — Вернемся к родословной миссис Тейт…

— Да-да, понимаю, о чем вы. Я сказал „поглотила“, и вы меня поняли. Вы говорите „родословная“, и я понимаю вас. Если вас интересует, нет ли среди ее предков пассажиров „Мэйфлауэра“ или губернаторов колоний, то ответ — нет. Если не ошибаюсь, Колдуэллы каким-то образом связаны с кем-то из законодателей колонии Виргиния, то ли Мэриленд, но если и так, то связь весьма отдаленная. Какая-то боковая линия. Мне кажется, родители Грейс довольно спокойно относятся к вещам такого рода, зря хвастать не будут. Они первыми признают, что в шкафу у них скелеты тори спрятаны, а Уилл не из тех, кто предпочитает Джорджа Вашингтона Бенедикту Арнолду^[8], если связан родственными узами с обоими. Нет-нет, если вас интересуют отцы-пилигримы и все такое прочее, вам придется по многим домам в Форт-Пенне пройтись, прежде чем доберетесь до родичей Грейс.

— А как насчет Тейтов?

— Тейты? Они богаты, но не так, как семья Грейс. Тейт-старший родился в Англии, по крови не аристократ, иначе мы бы знали. Мать откуда-то из Долины Гудзона, ее девичья фамилия Хэрмон. В соседнем графстве живут несколько Хэрмонов, очень хорошая семья, так что, может, Сидни вовсе не пришелец.

— Простите? — переспросил пришелец.

— О, извините меня, — проговорил уроженец. — Я не хотел вас обидеть, да, надеюсь, вы и не обиделись.

— Нет-нет, все в порядке. Итак, сделаем вывод: Сидни и Грейс — славная пара, но отнюдь не местные фавориты. У них много денег, однако, если они начнут перестреливаться долларами с тремя-четырьмя семьями Форт-Пенна, первыми растратят все патроны. Что же до родословной, то если копнуть глубже, то и тут у них все хорошо, однако же в Форт-Пенне найдутся и такие, чьи предки ступили на эту землю намного раньше, чем предки Сидни и Грейс. И все же… все же это уникальная пара.

— О, вне всяких сомнений, — подтвердил уроженец. — Между прочим, вы сами только что употребили фигуру речи, которая объясняет, почему Сидни и Грейс уникальны или, во всяком случае, привлекают внимание.

— И что же это за фигура?

— Перестрелка долларами, — пояснил уроженец. — Вы правы, если Хэм Шофшталь начнет швырять монетами в Тейтов, а Тейты станут отвечать, заряды у них кончатся раньше, чем у Шофшталей. И все-таки я бы поставил на Тейтов. Потому что, мне кажется, они не стали бы отвечать броском на бросок. Они бы стали считать каждый доллар. И извлекли бы из него максимум пользы. Да видит Бог, так оно и происходит на самом деле.

— Спасибо за приятную беседу, и всего вам хорошего, — откланялся пришелец.

Потребовалась бы целая совместная жизнь, как и жизнь поврозь, чтобы приспособиться к годичному циклу так, как Сидни и Грейс привыкали к циклу дневному. Домом для них стала ферма, и распорядок жизни определялся погодой сегодняшней и временем года точно так же, как определяются ею рост трав и приплод коров. Как есть время пахать и засеивать землю, ухаживать за ней и собирать урожай, снова готовиться к посадке тимофеевки на следующий год и откорму телков следующего года. Днем Сидни возвращался домой и, не слезая с седла, говорил: „Джек начал облезать“. Джек — гнедой мерин, которого Сидни выторговал за смехотворные три сотни.

— Весна на дворе, — отвечала Грейс.

— А ведь, кажется, только вчера он по-зимнему оделся.

— Я как раз то же самое подумала.

— Только, боюсь, еще не совсем весна. Ты чем занималась, пока я трудился в поте лица?

— Ты хочешь сказать, щечки солнцу подставляла да прихорашивалась? Поцелуй меня.

— Думаешь, сто́ит? А то я уж раз поцеловал — и вот результат.

— При чем тут поцелуй? Не в поцелуе дело. Ну же, малыш, поторопись и вылезай-ка наружу, чтобы папочке было место, куда войти.

— Если бы этот младенец понимал, о чем мы тут толкуем… Знаешь, когда я думаю, что родится девочка, мне становится не по себе, как мы разговариваем в ее присутствии. Извините, юная леди.

— Это не юная леди, да и не джентльмен, иначе не стал бы так пихаться.

— А что, снова пихается?

— Я бы сказала, ворочается, как ты во сне. Ладно, скажу тебе, чем занималась. Писала последние благодарственные письма за рождественские подарки…

— Вот это правильно, хорошо бы отделаться от этой докуки до следующего Рождества.

— …и еще Конни приезжала на трамвае и просидела час. Хэм покупает автомобиль, заграничный, „мерседес“.

— Вот радость-то для шофшталевых лошадей. Хоть немного губы заживут.

— Мне это тоже пришло в голову, но я промолчала. Что еще нового? Скотти Борденер переезжает в Филадельфию, нанялся на работу в какую-то новую компанию. Со дня на день отправляется, а может, уже уехал.

— Ну-ну.

— Милый, если уж куришь, то кури, пожалуйста, сигареты, а не трубку. Извини, я просто задыхаюсь от трубочного табака.