Новый Мир ( № 3 2009)
Новый Мир ( № 3 2009) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мальчик-старик под окном опустил голову. Рваный листок он сложил вчетверо и спрятал в нагрудный карман, а когда поднял лицо, показалось, на нем еще больше загустел туман, и я уловила отслоившееся разочарование, которое поднялось на третий этаж как облако. Но он сказал негромко и так же твердо:
— Я тебе помогу.
Санитарка оттолкнула меня и с лязгом захлопнула створки.
Проснулась от хрипа. Ранняя летняя заря заполонила окно. Она лезла розовыми клочьями, змеилась, вползала в палату. Хрип поутих. Кому-то снится кошмар. Хрип усилился, и я поискала взглядом — кто. Как будто с соседней кровати. Она укрылась с головой. Но она хрипит. Я потянула за край простыни и вскочила — синее лицо, вывалившиеся из орбит глаза, высунутый фиолетовый язык и удавка на шее.
— Помогите! — крикнула я что есть силы и схватилась за удавку, хотела распутать, но поняла, что только сдавливаю.
Шнурок был сплетен из поясов для халата. Пояса здесь пришиты, все веревки отбирают, но их все равно спарывали и прятали.
Кто-то поднял голову, Милаида Васильевна (нынче ночью ее дежурство) прибежала — тяжелые шаги по линолеуму — рыча:
— Ах ты дрянь!
Она проворно вытащила ножницы из кармана — и перепилила удавку, не переставая причитать:
— Ах ты дрянь, а я думала, ты честная женщина, а ты вот что! Ты вот, оказывается, что! О, дура. Под монастырь меня подвести хочешь? Ах, ты вот что! Давиться она надумала. Такие вещи дома надо делать, поняла? Ну-ка вставай и марш в изолятор!
— Ой, нет, пожалуйста, только не в изолятор.
— Именно в изолятор! Она вот что — я думала, она здорова, а она насквозь прогнила!.. А вы все — спать, и быстро. Что, Региночка?
Лысая старушка сидела на кровати, раскачивалась, глядела на эту сцену и плакала. Она никогда ничего не говорила.
— Что, Региночка? Перепугалась? Ну пойдем со мной, я тебе дам таблеточку… Только вот отведу эту дрянь.
Сергей пришел бледный, строгий, в синей футболке, черных брюках, и в руке у него был дипломат. Нас отпустили на прогулку.
— Мне позвонил какой-то человек. Он не представился. Я уже заходил — в субботу, но мне сказали, что сейчас не время посещений.
— Знаешь, как хорошо, что ты пришел? — сказала я, голос ослаб, плохо повиновался. — Давай присядем, мне тяжело ходить много.
Отмою твои латы от гноя.
— Мы прошли совсем немного.
Сошью тебе черную рубашку.
— Ну давай все-таки присядем… Ты… снился мне.
Я золотом вышью рубашку — сломаю себе глаза от этой работы, но у тебя на груди засверкает солнце.
— Вот как? — Он усмехнулся. — Ну послушай, я не отношусь к тебе как к больной, поэтому скажу тебе правду. Ты в состоянии ее выслушать?
Перевяжу твою рану.
— Правду? Выслушать? В состоянии.
Постелю тебе постель.
— Так вот, мы с тобой расстались не просто так — мы навсегда расстались. Надеюсь, это ты понимаешь?
Накормлю твоего сокола.
— Понимаю ли я, Сергей?
Напою твоего коня.
— Уже все, Валентина. Уже все. Мы никогда не будем вместе.
Черный ворон сложит крылья на ограде.
— Что это значит — вообще все?
Приберу дом.
— Тебе, конечно, сейчас нужна помощь. Квалифицированная медицинская помощь. Поверь, то, что я здесь, — уже немало с моей стороны. Ты согласна?
Замешу тесто.
— Согласна. Ведь ты мог и не приходить.
Выбелю печь.
— Да. Я мог и не приходить. Но я все-таки пришел. Я помню, что мы пережили вместе.
Выскоблю пол.
— Ты… ты звал меня замуж.
Надену тебе на руку кольцо.
— Ах, боже мой. Ну мало ли что звал. Давай не будем разыгрывать сцену из сериала. Мы расстались. И ты ведь тоже не жалеешь об этом. Если бы ты не ввела себя в весь этот бред, ты бы и не вспомнила обо мне.
Заплету косы.
— Вспомнила. У меня никого не было, кроме тебя.
Завернусь в платок.
— У тебя есть родители, есть друзья, у тебя соседи, знакомые, у тебя твоя работа, твоя родня. У тебя много всех и всего.
Выйду в ворота.
— Но тебя у меня нет.
Ты будешь спать.
— Будет другой кто-то. Ты еще молодая.
Рано утром.
— Мне не нужен никто, кроме тебя, Сергей.
Пойду по белой дороге.
— Я это уже слышал. Это не трагедия.
К каменному храму.
— А чего ты не слышал?
На колокольный звон.
— Знаешь, мы ведем бессмысленный разговор. Я не вернусь к тебе.
Встану в притвор.
— Да, ты ко мне не вернешься. Ведь возвращаться некуда. Не сюда же.
Тяжелый дух ладана.
— Сюда или не сюда — не важно. Я никуда не вернусь к тебе.
Темное золото икон.
— Никогда, хочешь ты сказать.
Негромкий голос чтеца.
— Никогда.
Торжественный строгий хор.
— В общем, это не страшно, — сказала я и посмотрела на цветок. Он рос на клумбе. — Мне совершенно не страшно.
Луч в окно.
— Я рад.
Высокий свод.
— Ну тогда будем считать, что ты приходил, чтобы я могла сказать тебе, что я тебя прощаю. А ты — прощаешь меня?
Холодный храм.
Он рассмеялся:
— Прощаешь? Ты? Меня? Боже мой, ну ты даешь!.. А за что ты меня прощаешь?
Было не больно. Встать из пепла. Может быть, сигаретного.
Я знала, что я несправедлива к Сергею. Что мои упования пустячны, ни на чем не основаны, ни на что не рассчитаны.
Инна пришла и принесла яблоко.
— Не бойся, я вымыла его хозяйственным мылом.
— Как же его теперь есть… Когда пахнет мылом, да еще — хозяйственным?
— Зато нет бактерий.
Заглянула Нюра, на нее замахали руками.
— Куда прешь, рожа?
— А ей сказать…
— Что — сказать?
— Сказать. Все живы.
— Все — да не все!..
— Ты уже неделю очень плохо себя ведешь, — проговорила Прасковья Федоровна. — Если ты и дальше будешь такая, тебя сегодня переведут в первую палату.
— Да не трогайте ее, у девчонки горе.
— Здесь у всех горе, Наталья Валерьевна, как вы не понимаете. Погоревать тут не дадут никому: вкатят дозу — и глаза закатились.
В светлой палате было очень тихо. И надо взять себя в руки, но я, по-моему, не могу. Не получится.
— Дали бы ей какую-нибудь таблетку!
— Да какую уже таблетку, уже все дали, что могли.
— Валерьянку.
— Ха-ха. Не держат тут валерьянки. Строгое отделение, милые мои.
— Надо ее переводить.
— Не надо, оставьте ее, нам не страшно.
— Вам не страшно, а мне лично страшно.
— А в первой палате что — не люди? Какая разница?
— Люди, но те люди не соображают ничего.
— Родители не могут забрать ее отсюда?
— Куда заберешь — она в таком состоянии.
— Отпустите ее, пусть умрет, раз ей так хочется.
— Это дурдом, здесь никто не умирает — всех откачивают.
— Ладно. Пойдем, Валентина. Бери свои вещи.
Я поднялась. Любое движение все же лучше. Может наконец не надо уже будет ничего чувствовать или думать.
— Вы понимаете, у нее умер муж…
— Дуры бабы. И вы ей поверили? Жив он, здоров. Да и не муж он ей и мужем никогда не был — и слава богу, а был бы, так она уже давно сидела бы тут, с вами.