Невероятное паломничество Гарольда Фрая

И наконец, деньги. Гостиницы он выбирал дешевые, но так или иначе подобные траты были ему не по карману. Гарольд проверил свой счет в банке и ужаснулся. Если Куини до сих пор жива и ей все еще нужно, чтобы он ее навестил, то он доедет поездом. И к вечеру доберется до Берика.

Женщина на другом конце линии спросила:

— Вы уже звонили нам?

Гарольд мог только гадать, была ли она той сиделкой, с которой он в самом начале передавал сообщение. Прежняя вроде бы говорила с шотландским акцентом… Или с ирландским? Он слишком устал, чтобы сообразить.

— Можно мне побеседовать с Куини?

— Мне очень жаль, но, боюсь, это невозможно.

Гарольд будто с размаху ударился в невидимую стену.

— Она уже..? — В груди у него все горело. — Она уже..?

Он не смог договорить.

— Вы тот джентльмен, который путешествует пешком?

Гарольд сглотнул комок. И ответил, мол, да, так и есть. И извинился.

— Мистер Фрай, у Куини не было семьи, не было друзей. Когда у человека нет тех, ради кого жить, он обычно не задерживается на этом свете. Мы давно ждем вашего звонка.

— Ясно…

Гарольд едва шевелил языком. Он мог только слушать. Даже кровь, казалось, остановилась и застыла в жилах.

— После вашего звонка мы заметили в Куини перемену. Очень разительную.

Гарольд представил себе тело, лежащее на носилках в смертном окоченении. И понял, что менять что-то по существу теперь, пожалуй, поздновато. Хриплым шепотом он произнес: «Да». И потом добавил, поскольку из хосписа ничего не отвечали: «Что ж, разумеется». Он уперся лбом в стену кабинки, прижался к стеклу ладонями и прикрыл глаза. Если бы только можно было перестать чувствовать…

Женщина издала какой-то дребезжащий звук, похожий на смешок, что было бы, конечно, совершенно невероятно.

— Мы еще ни разу такого не наблюдали. Иногда она даже может садиться. Она показала нам все ваши открытки!

Гарольд покачал головой, все еще не понимая:

— Простите?

— Она ждет вас, мистер Фрай! Как вы ей и сказали.

У Гарольда вырвался радостный крик, изумивший его самого.

— Она жива?! Ей лучше?

Он рассмеялся, совершенно невольно, но уже не мог остановиться, и восторг волнами выплескивался наружу и увлажнял его щеки слезами.

— Она меня ждет?

Он распахнул дверь телефонной кабинки и ударил кулаком по воздуху.

— Когда вы позвонили и сказали о своем походе, я засомневалась, что вы правильно оценили всю серьезность ситуации. Но сами видите — я ошиблась. Довольно-таки необычное средство исцеления… Не знаю, как это пришло вам в голову. Но, может быть, миру как раз это и нужно? Чуть меньше разума, чуть больше веры.

— Да. Да!

Он все еще смеялся. Просто не мог остановиться.

— Позвольте узнать, как продвигается ваш поход?

— Хорошо! Замечательно! Вчера или нет, позавчера, я ночевал в Олд-Содбери. Потом прошел Данкерк. А сейчас я, скорее всего, в Нейлсворте.

Ему все казалось весело. Голос в телефоне тоже посмеивался.

— Подумать только, бывают же такие названия! Когда нам вас ожидать?

— Минуточку…

Гарольд высморкался и утер с лица остатки слез. Он посмотрел на часы, соображая, как скоро он сможет сесть в поезд, и прикидывая, сколько разнообразных последствий это за собой повлечет. Затем ему вновь представилось расстояние между ним и Куини: холмы, дороги, люди и небо. Он увидел их так же, как в первый день похода, с той лишь разницей, что на этот раз он помещал себя среди них. Он слегка ослаб, немного подустал, спина ни к черту, но подвести Куини он не мог.

— Недельки через три. Может, и больше, но вообще-то — гораздо быстрее.

— Чудеса! — засмеялась женщина. — Я ей передам.

— И попросите ее не сдаваться. Скажите, что я все иду и иду!

И он рассмеялся вслед за сиделкой.

— Скажу непременно.

— Даже если ей будет страшновато, все равно пусть обязательно дождется. Ей нужно жить!

— Думаю, у нее получится. Благослови вас Бог, мистер Фрай.

Гарольд шел весь оставшийся день до темноты. От жестоких сомнений, одолевавших его до звонка в хоспис, не осталось и следа. Он избегнул великой опасности. Чудеса все же случаются на свете. Если бы он сел в поезд или в машину, он сейчас ехал бы в Берик, думая, что поступает правильно, и непоправимо бы заблуждался. Он едва не сдался, но произошло нечто из ряда вон, и вот он уже снова в пути. Теперь он ни за что с него не свернет.

Дорога из Нейлсворта пролегала мимо строений бывшей мельницы и вывела его к окрестностям Страуда. По пути к центру города Гарольду встретилась «змейка» из красного кирпича; с одного из домов еще не сняли леса и приставные лестницы, а рядом был установлен контейнер для строительного мусора. Внимание Гарольда привлек странный силуэт на земле. Задержавшись, он сдвинул в сторону обломки фанеры и нашел под ними спальный мешок. Гарольд хорошенько встряхнул его, чтобы выбить пыль. Мешок был в одном месте порван, и в дыру, словно мягкий белый язык, высовывался утеплитель, но в остальном чехол не пострадал, и даже молния оказалась исправной. Гарольд скатал находку в рулон и подошел к дому. В нижнем этаже уже зажгли свет.

Услышав историю Гарольда, владелец позвал жену, и они предложили ему вдобавок складной стульчик, чаеварку и коврик для занятий йогой. Гарольд заверил их, что вполне обойдется одним спальным мешком.

Жена владельца предупредила:

— Вам нужно быть поосторожнее. Буквально на прошлой неделе нашу бензоколонку захватили четверо неизвестных с оружием!

Гарольд пообещал, что не утратит бдительности, хотя он уже успел проникнуться верой во врожденную доброту людей. Сумерки густели, толстым слоем, будто мехом, укутывая силуэты древесных крон и крыш.

Гарольд всматривался в квадратики маслянистого света в окнах домов, видел людей, суетившихся там. Он мысленно представлял, как они скоро улягутся в постели и попытаются забыться сном. Его поразило внезапное осознание заботы о них и облегчения от того, что всех у них есть подобие крова и тепла, хотя сам он добровольно обрекает себя на скитания. В принципе, мало что изменилось с прежних пор: он всегда чувствовал себя немножко изгоем. В небе проявился, возносясь все выше, круглый диск луны, похожий на упавшую в воду серебряную монетку.

Гарольд попробовал толкнуться в дверь одного сарая, но она оказалась запертой на висячий замок. Обогнув сарай, Гарольд вышел на спортплощадку, но не обнаружил на ней никакого подходящего укрытия. Затем ему попалось строящееся здание, с окнами, заклеенными пластиковой пленкой. Но Гарольду не хотелось проникать туда незваным гостем. По небу протянулись длинные облачка, светящиеся на фоне неба и похожие на серебристо-черных макрелей.

Взобравшись на крутой откос холма, Гарольд по раскисшей тропинке добрел до амбара, рядом с которым не заметил ни собак, ни машин. Крыша и три стены строения были из гофрированного железа, а с четвертой стороны его защищало полотнище брезента, высветленное лунным светом. Гарольд приподнял брезент за нижний угол и, пригнувшись, проник внутрь. В амбаре пахло чем-то сухим и сладким, и от тишины закладывало в ушах.

Тюки сена, сложенные друг на друга, лежали кое-где низко, а местами достигали стропил. Гарольд взобрался наверх; карабкаться в темноте оказалось куда проще, нежели ему представлялось. Сено поскрипывало под подошвами тапочек и проминалось под ладонями. Он развернул под крышей спальный мешок, опустился на колени, чтобы расстегнуть молнию, и лег, затаившись. Его беспокоило только то, как бы ночью не начали мерзнуть нос и голова. Пошарив в рюкзаке, Гарольд нащупал мягкую шерсть вязаного берета Куини. Она не обидится, если он одолжит его у нее. На другом конце долины мерцал свет в окнах какого-то дома.

Сознание Гарольда обрело прозрачность, а тело незаметно растворилось в темноте. По крыше и брезенту забарабанили капли, ласково, успокоительно — так Морин убаюкивала Дэвида, когда он был малышом. Дождик прекратился, и Гарольд заскучал, как будто уже успел к нему привыкнуть. Он почувствовал, что между ним, землей и небом не осталось никакой настоящей преграды.