Госпожа Эйфор-Коровина и небесная канцелярия

- О, моя дорогая жена! Моя любимая! Мне приснился такой ужасный сон! Будто ты разлюбила меня и хочешь убить! Я люблю тебя! Странно, но в моем сердце пылает такая страсть, какой я никогда раньше не испытывал!

Пара тысяч горожан, собравшихся на площади, одномоментно лишились дара речи и только в изумлении переводили глаза с доньи Инесс на дона Карлоса.

 - Нет! Нет! - прорезал тишину истошный крик Алонцы. - Это должна была быть я!

- Жечь ведьму! - дико завыла толпа.

- Что?! - дон Карлос вскочил на ноги. Он увидел столб, над которым была табличка с надписью: "донья Инесс, ведьма". - Не позволю!

- Давайте, задайте им жару, дон Карлос! Как сарацинам! - отец Эрменегильдо радостно "жал кулаки.

 Люба, у которой сделался временный полный паралич, широко раскрытыми глазами смотрела, как высокий мужчина богатырского сложения расшвыривает пинками вязанки хвороста, да так, что те летят, будто футбольные мячи на десятки метров. Затем разъяренный дон Карлос взялся двумя руками за столб, присел и вывернул его из земли!

 - Тот, кто прикоснется к моей жене - умрет! - крикнул он, обводя сверкающими от ярости глазами всех присутствующих. - Не бойся, любовь моя, я сумею тебя защитить.

 Палач вынул из ножен меч и бросился на дона Карлоса, но тот ловко увернулся, подобрал полено, и во время следующей атаки палача умудрился пропустить его рядом с собой и огреть этим поленом по загривку. Палач рухнул на землю, будто спиленное дерево. Дон Карлос подобрал меч и подошел к Любе. Ее взгляд встретился с лучистым, полным любви и нежности взглядом дона Карлоса. Мадам Вербина вдруг почувствовала, будто у нее внутри тают арктические льды, и ее саму тоже затопляет любовь и нежность. Дон Карлос порывисто дышал, и будучи не в силах больше сдерживать свои чувства, слился с мадам Вёрбиной в страстном поцелуе.

 Отец Эрменегильдо, пользуясь возникшим замешательством, указал пальцем на отца Бартоломео и громогласно объявил.

- Ты послал на костер невинных людей ради того, чтобы получить секрет превращения любого металла в золото! Ты, верховный инквизитор, хотел обогатиться, занимаясь алхимией! Я, Эрменегильдо, обвиняю тебя, доминиканец Бартоломео в пособничестве сатане и буду требовать твоего суда.

 - Взять их! Все вон с площади! - к отцу Бартоломео вернулся, наконец, дар крика.

В ту же секунду на отца Эрменегильдо, Ариадну Парисовну и Любу навалились боевые братья и монахи-телохранители, которые скрутили всех троих. Невесть откуда появился целый отряд подобной чернорясной братии, принявшийся палками разгонять людей. Однако неожиданно часть людей в одеждах паломников не только не отступила, а оказала ожесточенное сопротивление. В руках у "богомольцев" непонятным образом оказались мечи, арбалеты, боевые хлысты.

 Внезапно рядом с Любой оказался Ромуальд. Он в два прыжка забрался на кафедру, с которой выступал судья Эймерик, и где трясся от ужаса отец Бартоломео. Оказавшись на возвышении, бродяга одним движением сорвал с себя старый потертый шутовской кафтан. Оказалось, что толстые бока и живот Ромуальда были ни чем иным, как подобранным кардинальским кафтаном! Красное, сверкающее облачение разом превратило бродягу в папского легата. В довершение всего, Ромуальд вытащил из своей сумы шапочку и торжественно ее надел. Судья Эймерик хлопнулся в обморок, отец Бартоломео присел на корточки и закрылся руками, отец Эрменегильдо и Ариадна Парисовна уставились друг на друга, затем дружно перевели взгляды на Ромуальда. Люба и дон Карлос ничего не заметили, потому что все еще целовались.

Бывший "трубадур" ударил в гонг и оглушительно тонким и дребезжащим голосом прокричал:

  - Именем папы, все арестованы! - Уй! - схватился за голову Пью, телохранитель отца Бартоломео. - Тайный папский легат!

 "Паломники" тем временем ловко, с очевидной сноровкой, попарно связали доминиканцев и выстроили их перед помостом.

- Итак, господа, - заявил Ромуальд, у которого разом ушли куда-то все ужимки и гримасы, - у нас имеется раскрытый заговор и трое приговоренных. В виновности двоих из этих приговоренных у меня нет никакого сомнения. Поэтому, чтобы не разочаровывать собравшуюся публику, мы их моментально казним, потому что колдунам и чернокнижникам нет места в христианском обществе! Христиане! Братья во Христе! Знайте, что в любой день и в любую ночь, утром, вечером и в обед - папа на страже ваших интересов! Выбирайте папу! Выбирайте вечное спасение! Выбирайте рай и отпущение грехов! Даешь всю власть папе! - Народ скандировал:

 - Власть папе! Да здравствует папа!

И под эти лозунги Ромуальд собственноручно взял один факел, другой отдал одному из "паломников", и тот направился к Алонце. "Трубадур" же подошел к дону Хуану.

Черт Бальберит, наблюдавший всю эту картину, в отчаянии схватил себя за рога. Он уже почти физически ощущал как его превращают в полтергейст. Тут ему в голову пришла мысль. Он быстро подлетел к Алонце, и что-то шепнул ей на ухо, затем подлетел к дону Хуану и проделал то же самое.

В результате, как только факелы Ромуальда и его помощника дотронулись до хвороста под столбами дона Хуана и его жены, оба не своими, дикими голосами прокричали:

 - Черт, возьми, меня!

 В ту же секунду, невесть откуда появилось два черных смерча, которые подхватили столбы с де Бальбоа и мгновенно унесли.

 Ромуальд очнулся первым. Он оглядел площадь, полную людей, замерших с раскрытыми ртами; часть присутствующих упали на четвереньки и старательно закрывали головы руками, затем "трубадур" услышал, как возле кого-то зажурчало.

 - Ну и денек! - выдохнул папский легат, снял кардинальскую шапочку и отер ею лоб.

 Толпа тут же заговорила вся разом, и площадь наполнилась диким гомоном и криками. Кто крестился, кто-то молился, кто-то хлестал себя по спине конскими вожжами, со стоном: "Господи, помилуй МЯ". Двое крестьян остервенело давали друг другу оплеухи, то по правой щеке, то по левой. Какая-то женщина упала на спину и начала корчиться в танце а-ля "стриптиз", что в 1476 году назывался "пляска святого Витта".

 - Тишина! - Ромуальд снова ударил в гонг. - До завершения работы специальной комиссии, деятельность доминиканского ордена временно приостановлена. Обращайтесь к свободным духовникам-францисканцам.

За отца Эрменегильдо тут же схватилось полсотни рук, которые тянули и щипали его за все места. Несчастный монах, спасаясь от верующих, залез повыше.

- Спаси нас!

  - Причасти!

- Беснуюсь!

 - Помолись за мою грыжу!

Вопли неслись со всех сторон. Францисканец был вынужден, буквально, открещиваться, то есть осенять знамением всех рвущихся к нему.

  Через полчаса истерика поутихла и народ разбрелся по городским трактирам, чтобы обсудить случившееся за кружкой эля. В общем, в завершение всего немало было выпито, и немало чертей еще увидено. Появилось даже крамольное предложение изобразить слова: "Черт, возьми, меня!" на городском гербе. Всю ночь народ, освобожденный от гнета доминиканской диктатуры, пил, гулял и предавался разврату. У винодела Лимуса разобрали стенку амбара и украли шесть бочонков вина, угольщик избил дровосека за то, что тот отбил у него прошлой зимой покупателей, а жена ткача была похищена какими-то молодыми повесами. Правда, сама женщина заявляла, что ее никто не похищал, и что она просто ходила в таверну пропустить стаканчик, а ткач - ревнивый болван. В общем, к вечеру следующего дня городской префект, совершенно больной и разбитый от свалившихся на него жалоб, слезно попросил кардинала Ромуальда отпустить хотя бы рядовую доминиканскую стражу, чтобы хоть как-то поддерживать порядок.

.

Глава 6.

Наконец, становится понятно, как именно обстояло кармическое дело.

Люба болтала ногами в воздухе, пока невидимые помощники Ариадны Парисовны одевали ее.