Смутная улыбка

зал он лениво, -- они с твоей стороны.

Мы молча курили. Я подумала: "Ну вот, " люблю его. Наверно, любить-это всего лишь думать вот так:

"Я люблю его". Всего лишь, но только в этом спасение".

И правда, всю неделю всего лишь и было: телефонный звонок Люка: "Ты свободна в ночь с 15-го на i6-e? " Эта фраза, каждые три-четыре часа всплывавшая в моем сознании, произнесенная холодным тоном, всякий раз, стоило мне вспомнить о ней, как-то странно сжимала мне сердце-то ли от счастья, то ли от удушья. И вот теперь я была рядом с ним, и время шло очень медленно и без всяких примет.

-- Мне нужно идти, -- сказал он. -- Без четверти пять! Поздно уже.

-- Да, -- сказала я. -- Франсуаза здесь?

-- Я сказал ей, что я с бельгийцами на Монмартре. Но кабаре сейчас должны закрываться.

-- Что она подумает? Пять часов-это поздно даже для бельгийцев.

Он говорил, не открывая глаз.

-- Я вернусь, скажу: "Ох уж эти бельгийцы! "-и потянусь. Она повернется и скажет: "Твоя содовая в ванной"-и снова заснет. Вот и все.

-- Понятно! -- сказала я. -- А завтра вам предстоит торопливый рассказ о кабаре, о том, как вели себя бельгийцы, о...

-- О! Простое перечисление... Я не люблю врать, да и времени особенно нет.

-- А на что у вас есть время? -- сказала я.

-- Ни на что. Ни времени, ни сил, ни желания. Если бы я был способен хоть на что-нибудь, я бы полюбил тебя.

-- Что бы это изменило?

-- Ничего, для нас ничего. Во всяком случае, не думаю. Просто я был бы из-за тебя несчастлив, а сейчас мне хорошо.

Я спросила себя, не предостережение ли это в ответ на мои недавние слова, но он положил мне руку на голову, даже как-то торжественно.

-- Тебе я все могу сказать. И мне это нравится. Франсуазе я не мог бы сказать, что не люблю ее, но, по-настоящему, в наших с ней отношениях нет прекрасной и устойчивой основы. Основа всему-моя усталость, моя скука. Великолепная, надо сказать, основа, прочная. На таких вещах можно создавать крепкие и длительные союзы: на одиночестве, скуке. По крайней мере она неподвижна. Я подняла голову с его плеча:

-- Но ведь это все такая...

Я едва не добавила "чепуха"-так все во мне протестовало против его слов, но промолчала.

-- Такая-что? Итак, легкий приступ юношеского негодования?

Он с нежностью рассмеялся.

-- Мой бедный котенок, ты такая юная, такая безоружная. Такая обезоруживающая, к счастью. Это меня успокаивает.

Он отвез меня в пансион. На следующий день я должна была завтракать с ним, Франсуазой и каким-то их приятелем. На прощание я поцеловала его через открытое окно машины. Лицо его осунулось, он выглядел старым. Эта старость больно резанула меня и на минуту заставила любить его еще больше.

Глава четвертая

Назавтра я проснулась в приподнятом настроении. Отсутствие солнца всегда шло мне на пользу. Я встала, подошла к окну, вдохнула парижский воздух, без всякой охоты закурила. Потом снова легла, не забыв взглянуть в зеркало, где обнаружила синеву под глазами и довольно