Смерть на фуршете

— Вот-вот, — кивнул Адриан. — Он во что бы то ни стало хотел этот «Кизиловый утес» издать, приводил мне каких-то усачей то ли из Гянджи, то ли из Ленкорани. Но потом, как слышал, влип с ними в какую-то историю с перепродажей поддельных документов — и канул. И слава богу! Но, понятно, этот роман я прекрасно запомнил — и вспомнил о нем, когда стал читать «Стерлядь»…

— Ну, ребята… — при этом Стахнов смотрел на Клюшникова. — Наливай, Андрюша.

— Но все же, Адриан, — Трешнев говорил это, разливая по стопкам, — в турецком романе, как понимаю, Турция, у Горчаковского — Крым. Почему ты решил, что именно перевод задорожневской жены перекочевал в «Стерлядь»?

— Ребята, у Адриана фотографическая память! — воскликнула Карина. — Он запоминает тексты целыми страницами…

— Карина немного преувеличивает, — скромно проговорил Адриан. — Но такое предположение у меня возникло очень быстро. Естественно, читанный мною перевод сейчас раздобыть трудно — поэтому я пошел искать «Кизил Каю» в Ленинку… ну, вы понимаете, в бывшую Ленинку…

— А потом в Иностранку… — Карина любовно смотрела на кровянку, но, как заметила Ксения, пока что ее не пробовала.

— И нигде не нашел! — с изумленной радостью проговорил Адриан. — Роман до сих пор на русском не издавался, я искал оригинал, но ни там, ни там его нет. Числится, а на месте нет! Кому понадобился?!

— Андрюша! — раздался позади них уже знакомый Ксении скрипучий голос нонконформиста-классика. — Значит, Инесса не то что не пришла — даже не позвонила?!

Игорь, руки в карманах куртки, раскачивался с равномерностью метронома.

Трешнев встал ему навстречу и сожалеюще пожал плечами.

— Скажи, — маститый нонконформист, останавливая свое раскачивание, шагнул вплотную к академику-метр д’отелю и прижался к нему, — Инесса… она хоть красивая?

Как видно, у Трешнева отказал речевой аппарат. Он посмотрел на Ксению, как дошкольник, которого без вины, профилактически поставили в угол.

— У нас все красивые! — возмущенно воскликнула Ксения, не забывшая пренебрежительного взгляда, которым удостоил ее нонконформист.

Трешнев обрадованно кивнул. Вдруг его взгляд полыхнул шаровой молнией.

К ним подходил президент Академии фуршетов.

Его увидел и мятущийся влюбленный.

— Леша! Ты один, без Инессы?

Ласов недоуменно посмотрел на всю компанию:

— Про Инессу тебе надо бы спросить Андрея!

— Он ничего не знает! — наконец Ксения увидела руку, которой были написаны шедевры нонконформизма, обещанные ей для прочтения. Ладонь мастера оказалась большой, крепкой, можно сказать, мускулистой. Игорь погладил свою все еще влажную лысину этой трудовой ладонью, поправил очки и, мигом войдя в свое раскачивающееся состояние, двинул в сторону заметно поредевшего сонмища фуршетчиков.

— Вот и опоздал, — вздохнул президент, издали оценивший состояние столов. — Все уже съели.

— Неужели ты до сих пор самозабвенно сидел в библиотеке? — поддел приятеля Трешнев. — Логичнее предположить, что ты к нам с другого фуршета.

— С другого, но, увы… Прибалты оказались по-европейски жадны: после двухчасовой презентации никому не нужных журналов предложили такой стол, что приглашенные едва не умерли от недоедания. Я этим хлебосолам устрою!.. Осознают, евросоюзники, что количество и качество рецензий напрямую зависит от количества и качества выставленных на стол вин, деликатесов и десерта. А пока слово «фуршет» они понимают буквально: еды должно быть ровно на одну вилку…

— Присаживайтесь, Алексей Максимилианович. — Ксения уже освоилась с положением хозяйки стола. — У вас еще есть возможность покуштуваты настоящих полтавско- («глобинско-», — тихо поправила Карина) глобинско-киевских колбас… Да и еще кое-что есть.

Ксения извлекла со дна мужниной сумки было затаившийся там нежно-розовый подчеревок в палец толщиной, что вызвало общее оживление, а Клюшников вновь взялся за свой нож, превращавшийся в его руке из обычного фуршетного в артистический стилет.

Президент с обычной для него динамичной несуетностью приступил к дегустации под короткое изложение Трешневым адриановского открытия.

— Но вы, ребята, того… — вновь спохватился Стахнов. — Эти свои толмаческие разыскания особо не обсуждайте. Все это догадки и тому подобное. А человека все-таки убили. Защититься не сможет.

— Могила! Братско-сестринская могила, — пообещал Трешнев, вновь наполняя стопки. Несмотря на его виртуозное владение искусством разливания, и эта бутыль кончалась. В стопку Ксении скользнул порядком поблекший перчик. — Но роман «Кизил Кая» мы все равно разыщем. Люблю интертекстуальность.

— Между прочим, — заметил Ласов, — по-турецки Красная площадь — Кизил майдан.

— А мы обретем «Кизиловый утес»! В Москве еще немало хороших библиотек. — Ксения, сидевшая рядом с громогласным Трешневым, увидела, что Адриан и Карина смотрят им за спины. Одновременно с Трешневым они оглянулись.

Там стояла невзрачно одетая женщина-девушка неопределенного возраста — от тридцати до пятидесяти, обвешанная фото- и видеоаппаратурой.

Лицо Трешнева потемнело.

— Извините, пожалуйста, — обволакивающе ватным голосом почти что запела эта возникшая как из мраморного подполья особа. — Я вижу, здесь так много литературных знаменитостей… Позвольте мне вас сфотографировать. Дело в том, что я…

— Не позволяем! — грубо прервал ее Трешнев, вскакивая со стула и словно стараясь прикрыть своим телом всю их изумленную компанию. — Может, товарищ репортер, этому не учат на вашем журфаке, но вообще-то…

— Вообще-то я окончила биофак, — хваткая улыбочка была у этой особы.

— Тем более. По основательному замечанию великого ученого и лауреата Нобелевской премии Ильи Ильича Мечникова, прием пищи относится к одной из самых интимных форм общения человека с окружающей средой. Прием алкоголя — тем более. Все съемки — до начала фуршета! Вы опоздали. В следующий раз будьте расторопнее. Если у вас получится. Всего доброго!

Трешнев вновь уселся на свой стул как ни в чем не бывало и потянулся к почти опорожненной бутылке.

Ксения подумала, что она-то после такой грубой отповеди обязательно бы сделала пару кадров, хотя бы трешневской лысины, и посмотрела бы, что будет.

Но особа повернулась и пошла восвояси.

— Незнакомое лицо, — с удивлением сказал президент. — Впервые вижу. Может, из новых халявщиков?

— Из новых дилетантов! — желчно бросил Трешнев и пояснил: — Сестра Вершунова. Андрюша вылизал ей денежную должность бильд-редактора в очередном гламурном проекте. — Стахнов и Карина понимающе покивали. — Дело она, понятно, провалит, но спонсоры расчухают ее полную непригодность не сразу. А потом братец еще что-нибудь придумает. Он всех своих родственников пристраивает, едва они с горшка слезут.

— Ну и пусть бы фотографировала, — примирительно сказал Адриан. — Может, чему-то научилась бы…

— Нет, этот либерализм без меня! В конце концов, у каждого есть право на личный интим. Я охранял и буду охранять гастрономический покой моих коллег и тем более друзей. А кто хочет — вон колонны, может отойти и устраивать там фотосессии. Ты, Ксения, хочешь?

— Фотосессию не хочу.

— Ну и закончили! Просто вы, Адриан, в курортных таежных условиях несколько расслабились, а здесь волки по улицам хозяйски расхаживают в поисках поживы… Предлагаю выпить за профессионализм!

Да, финал этого и без того напряженного вечера оказался совсем неуклюжим. Хотя Трешнев выглядел довольным.

Перед уходом все, естественно, отправились вниз, в известные пределы.

Спускаясь, академик-метр д’отель стал договариваться с Адрианом на просмотр «Кизилового утеса» и сличения его со «Стерлядью», когда он раздобудет экземпляр.

— Сам хочу! — оживился Адриан и продиктовал номер своего телефона.

Вдруг от лестницы раздался страшный грохот. Обернувшись, увидели ничком лежавшее тело.

«Опять?! — пронеслось в голове у Ксении. — Да что же это такое!»

Трешнев и Клюшников, а следом Адриан с Кариной бросились к упавшему, но тот вдруг начал подниматься, хватаясь за поручни.