Стечение обстоятельств

— А это что за участок? — спросила тётя Клава.

— Кладбище, — сказал Эдик и стал есть.

Тётя Клава из вежливости подержала брошюру в руках.

— Все на ярмарку, — проговорил Эдик. — А. я с ярмарки.

— С какой ярмарки? — не поняла тётя Клава. Ей почему-то представился Черёмушкинский базар.

— Жизнь прошла, — сказал Эдик. — И ничего хорошего не было…

— Все-таки что-то было.

— А помнишь, как ты меня любила? — неожиданно спросил Эдик.

— Нет, — отреклась тётя Клава. — Не помню.

— А я помню. Меня больше никто так не любил.

— А жена у вас есть? — спросила тётя Клава.

Эдик рассказал, что похоронил жену, и заплакал. Тётя Клава посмотрела на его рот, сложенный горькой подковкой, как у ребёнка, и заплакала сама. И в кухню на цыпочках пробралась тихая уютная печаль.

— Хочешь, поженимся? — вдруг предложил Эдик.

— А зачем? — наивно удивилась тётя Клава.

— Стариться будем вместе.

— Но я уже не люблю тебя, — извинилась тётя Клава.

— Так я же не любить зову, а стариться, — объяснил Эдик. — Тоже мне невеста…

В кухню вошёл петух. Видимо, ему надоело стоять на подоконнике.

Петух затрепетал крыльями и взлетел, рассчитывая сесть на спинку стула, на свой привычный насест. Но стул оказался занят гостем. Петух взлетел чуть повыше и сел на плечо Эдика. Эдик дёрнул плечом, петух свалился на тарелки. Эдик брезгливо взял его за крыло двумя пальцами и швырнул в угол кухни.

А дальше все развивалось очень быстро и одновременно очень медленно.

Петух полежал в углу кухни какое-то очень короткое время, секунды три или четыре, потом подхватился и, вытянув шею, очень быстро перебирая ногами, устремился к Эдику и клюнул его в ногу, под колено.

Эдик брыкнул ногой, петух отлетел на прежнее место, и у него снова появилась необходимая дистанция для разбега.

— У меня тромбофлебит! Он проклюнет мне вену! — воскликнул Эдик и, продолжая сидеть, затанцевал ногами, чтобы уменьшить вероятность попадания.

Тётя Клава метнулась в прихожую, сорвала с вешалки своё пальто, чтобы накинуть на петуха или на Эдика, в зависимости от расстановки сил.

Когда тётя Клава вернулась на кухню, то застала следующее зрелище: петух взлетел до уровня лица, а Эдик болтал перед собой руками, будто учился плавать по-собачьи. Они дрались, как два врага, и белые перья, элегантно планируя, летали по кухне.

Тётя Клава ринулась в эпицентр борьбы и выскочила обратно, прижимая к себе петуха. Он гортанно клокотал в недрах пальто и порывался обратно в бой.

Эдик без сил осел на стул.

— Невоспитанная тварь, — простонал он.

— Вы сами первый начали, — заступилась тётя Клава.

Эдик обиделся, встал и вышел в прихожую.

Он натянул пальто, затолкал пуговицы в большие расхлябанные петли, накрыл голову шляпой и ушёл.

— Жених! — с пренебрежением сказала тётя Клава в закрытую дверь. — Писатель!

Она выпустила петуха на пол, потом подошла к окну и раскрыла форточку, чтобы проветрить дом.

За окном было черно. Ветер давил на стекла. Был такой ветродуй, как в шторм в открытом море. Говорили, что в Юго-Западном районе встречаются два ветра — южный и западный, и роза ветров проходит как раз над их кварталом.

Тётя Клава представила себе, как Эдик идёт, придерживая шляпу, рассекая лбом ветер. Вспомнила его серьёзные намерения по отношению к ней, и ей стало его немножко жалко.

На краешке стола лежали забытые им очки в простой тёмной оправе. Тётя Клава схватила их и побежала из дому.

Догнала Эдика на остановке, когда он уже влезал в автобус, сунула ему в карман очки.

— Когда мы с тобой встретимся? — крикнул Эдик. — Где?

Тётя Клава внимательно посмотрела на шляпу, которая венчала его голову взамен прежней белей кепки.

— На участке добрых воспоминаний! — крикнула тётя Клава и побежала обратно, подгоняемая попутным ветром, получая от бега забытое удовольствие.

Когда тётя Клава вернулась домой, петух её не встретил.

Форточка покачивалась и скрипела. На подоконнике, белое на белом, лежало лёгкое пёрышко.

Тётя Клава почувствовала, как все замерло, остановилось в ней, все органы как бы прекратили свою привычную работу.

Она отомкнула шпингалеты, рванула на себя балконную дверь. Посыпалась труха, обнажилась серая пыльная вата.

Тётя Клава вышла на балкон, посмотрела сначала вверх, потом вниз. Петуха не было нигде.

Был виден пустырь под куполом неба и четыре дома, четыре одинаковые высокие башни. Последний дом выстроили за зиму, пока балкон был закрыт.

Тётя Клава перебралась на соседний балкон и постучала в окно.

Долго ничего не было видно, потом шторы разомкнулись, как кулисы, и за стеклом возникли соседи тёти Клавы, студенты-молодожёны. Они стояли голова к голове, как перед фотообъективом, и смотрели на выступающую из мрака фигуру тёти Клавы со вздыбленными от ветра волосами.

— Что случилось? — спросил молодой человек и отворил балкон. Одной рукой он придерживал балконную дверь, а другой прикрывал ноги тюлевой занавеской, и это одеяние делало его похожим на индуса.

— У вас кошка дома? — спросила тётя Клава.

— Она спит, — сказала девушка. — А что случилось?

— У меня цыплёнок пропал, — сказала тётя Клава.

Сквозь беспечность и эгоизм молодости они каким-то образом расслышали, что у тёти Клавы все остановилось внутри.

— Украли! — посочувствовала девушка.

— Нет. Сам ушёл. Вырос и улетел.

— А где вы его взяли? — спросил «индус».

— На базаре купила.

— Так вы пойдите на базар и купите себе другого цыплёнка, — предложила девушка.

— Но ведь это будет уже другой цыплёнок.

— Ну и что? Он заменит вам прежнего.

— Никого никем нельзя заменить, — сказала тётя Клава. — Даже одного петуха другим…

Дул тугой сильный ветер. Над головой тёти Клавы медленно и мощно кружила роза ветров.

Четыре дома, как пилигримы, шли один за другим по краю пустыря.