Избранные ходы

Замыкин пошел за колхозным начальством, а группа прикорнула на околице.

Бригадира искали часа три. Но он был не в состоянии, поэтому разводил прибывшую рабсилу по домам для поселения сам агроном.

Рудика, Артамонова, Бибилова, Гриншпона и Нынкина приняла на постой неунывающая бабуся, жившая почти за деревней.

— Заходите в хату, я сейчас приду, — сказала она мнущимся во дворе постояльцам и направилась к соседке.

Они вошли в избу и стали прикидывать, кто где устроится на ночь.

— Чур я сплю на печке, — категорически заявил Нынкин, более всех заволновавшийся насчет вместимости бабкиного жилища.

— Если влезешь, — бросила непонятно откуда появившаяся старуха. Больно печка мала. У моего покойничка и то ноги свисали до колен, хоть ростом он был с сидячую собаку, не боле.

Нынкина передернуло оттого, что на облюбованном им месте спал покойник. Но отступать было некуда.

— А какой мэсто нам? — всполошился Мурат. Он был горяч и нетерпелив, и малейшее промедление мгновенно выводило его из себя.

— До вас по десятку жили, — отрезала бабка. — Поместитесь. — И, чтобы не подумали, будто она бросает слова на ветер, юркнула в какую-то каморку и принялась выбрасывать оттуда тюфяки, подушки, матрацы не первой и даже не второй молодости. — Если мало, я еще от Марфы принесу, — сказала она.

— Хватит, бабуся, достаточно! Тут и так полно, — унимал ее Рудик.

Под прямым руководством бабки возвели общее ложе, напоминающее яму для прыжков в высоту с шестом.

— Будем спать, как Бубки, — оценил изворотливость старухи Артамонов.

— Мы пока умоемся, а вы, бабуль, подумайте над тем, что нам нужно будет сделать по хозяйству, — предложил Рудик вариант взаимовыгодного сожительства.

— Да что вы, внучики! И так замаетесь, по полям шатавшись.

— Ничего, справимся! — забодрились квартиросъемщики.

— Ну, разве что только картошку мою выкопать и снести в подвал да дрова порубить и уложить в поленницы. А крышу и после можно будет перекрыть… перед отъездом — к ней еще надо щепы заготовить да десятка два жердей приволочь из леса.

— Нарвались на свою голову! — занегодовал Нынкин, когда вышли во двор умываться из-под ведра. Он никогда не был в деревне и почти не знал слов «копать» и «рубить».

— Н-да, влипли, — произнес Гриншпон, глядя на бесконечные бабкины угодья и штабеля неразделанных дров.

Куратор подвез с фермы только что облупленного барана, выписанного на ферме в расчете и надежде на то, что он будет отработан. Баран был настолько хорошо упитан, что Замыкин тут же порекомендовал не делить тушу по постоялым дворам, а взять водки и не мешкая отправиться вместе с бараном к речке на шашлык.

Нашлась и проволока под шампуры, и лук, и помидоры, но главное появилось общее дело, которого так не хватало в первые дни занятий.

— А как же техника безопасности? — спросил Артамонов.

— Я же говорил: пить надо уметь, — сказал Замыкин.

— Вы говорили: научиться…

— Ну, это одно и то же.

Тропинка так плавно огибала бронзовые колонны сосен, что на поворотах хотелось накрениться. Бор аккуратно переходил в луговину, а луговина — в пойму с песчаными бляхами.

Причесанные стога не успели потемнеть от дождей и пахли земляникой. Еле вытоптанная ленточка вилась между ними и, как все неприметные на земле тропинки, вывела к самому красивому месту на берегу. Река здесь делала изгиб, и вода, обласкав желтеющие ракиты, долго серебрилась под заходящим солнцем, прежде чем скрыться за поворотом.

Первокурсники ликовали. Еще бы! Свободные от всевозможных запретов, предвкушая новые дружбы и знакомства, шашлык, да еще и на природе, они и не могли вести себя иначе. Казалось, вот здесь, среди классических стогов под заходящим солнцем, присутствует сама юность, и молодые люди, ссылаясь на нее, ведут себя непринужденно, словно извиняясь за то, что поначалу осторожничали и переглядывались, высматривали что-то друг в друге. А сейчас все желания показать себя не таким, какой ты есть, пропадали.

— А ну-ка, Бибилов, заделай нам какой-нибудь своей кавказской мастурбы! — сказал куратор, потирая руки.

— Нэ мастурбы, а бастурмы, — не понял юмора Мурат.

— Какая разница, лишь бы побыстрей!

— Прынцыпэ, я могу взят кухну на сэба. Лычна сам я нэ дэлат их нэ разу, но знаю рэцэпт, — существительные Мурат произносил в единственном числе и именительном падеже, а глаголы в основном — в неопределенной форме. Это делало речь до такой степени упрощенной, что его перестали слушать и старались понять по глазам.

— Ну, раз никогда не делал, нечего и разговаривать, — осадила его Татьяна и стала засучивать рукава. Когда она взяла в руки нож, за барана сделалось страшно.

Все бросились подсказывать.

Суммарный рецепт оказался прост: развести костер побольше, а остальное добавлять по вкусу.

Вскоре кушанье было готово. Шашлыком его можно было назвать только из учтивости.

В четыре руки разливалось спиртное. Некоторые пили водку впервые и впервые затягивались сигаретой, считая, что так нужно. Потом запели. Умеющих играть оказалось больше чем достаточно, и гитара пошла по рукам.

Бернс, Высоцкий, Матвеева, Окуджава, Мориц, «Не жалею, не зову, не плачу…».

Где-то в момент «утраченной свежести» невдалеке раздался ружейный выстрел. Стайка ракитовых листочков, покружив над головами, спланировала в костер. На огонек забрели двое деревенских парней.

— Пируем? — поинтересовался тот, что побойчее, в кепке. — Откуда будете?

Куратор поднялся от костра с явным намерением растолковать охотникам, что на дворе уже давно развитой социализм и что его полная победа зафиксирована в отчетных документах Политбюро последнему съезду партии, а потому наставлять ружье на живых людей не очень умно и выходит за рамки комсомольской этики.

— Посиди, отец, — сказал второй пришелец. — Может, пригласите к самобранке?

Все молчали в надежде, что местные пошутят немного и, сказав: «Ладно, отдыхайте», уйдут, куда шли. Но пришельцы давали понять, что они шли не куда-то, а именно сюда, и не просто так, а по делу. Вот только по какому, они, видать, заранее не решили, а на экспромт были не горазды. Посему вышла заминка.

— Может, все-таки нальете за приезд?

— Ребята, — Замыкин опять попытался мирно решить вопрос, — ну, выпили немного, но надо же думать… а за баловство такими вещами…

Спустя секунду куратор получил прикладом по голове, а игравший у его ног транзисторный приемник покатился под обрыв. Саша Усов, выглядевший не опасней пятиклассника, бросился в воду спасать свою радиотехнику.

Рудик, осознавший старостовую ответственность за коллектив, попытался помочь куратору. Началась потасовка.

Хулиганы успели несколько раз пнуть ногами близлежащих туристов, но в основном получилась куча мала. Только Мурат повел себя более-менее профессионально. Он встал в фехтовальную позу, и специфические движения руками без сабли повергли врагов в смятение. Пока они соображали, что означают выпады в пустоту и тыканье пальцем перед собой, их повязали. Начался допрос.

— Почему вы развязали драку, ведь нас явно больше? — любопытствовал Усов.

— Мы всегда бьем студентов.

— За что?

— Не знаем. Просто так.

Их отпустили с Богом, забрав ружье.

Вечер был сорван. Больше всех пинков досталось старосте и куратору.

— Я предупреждал, что любая пьянка неминуемо ведет к драке, проникновенно сказал Замыкин.

— Я буду говорить об этом в Лиге Наций! — пообещал Артамонов.

Пока остальные допрашивали «врагов», Татьяна пытала Рудика:

— Ну, куда он тебя ударил, куда?!

— Туда! Туда! Отвяжись! — кряхтел Сергей, зажимая руками место ниже пояса и сгибаясь в три погибели.

Быстро свернули вещи и отправились по домам. Стройная Люда оказалась рядом с Соколовым, Марина всплыла между Гриншпоном и Кравцовым. Татьяна, ввиду некондиционности Рудика, утащила вперед маленького Усова с транзистором, и они до самой деревни так и маячили впереди, как брошюра и фолиант.