Избранные ходы

— Вот ты где, оказывается, устроился! — подступила она к засыпающему Мурату. — А я дежурю сегодня по общежитию и дай, думаю, по этажам пройдусь, посмотрю, как вы тут. Вообще комната у вас чистая.

Мурат, соглашаясь с замечаниями, кивал головой и оттого, что засыпал, попадал лбом немножко в стену.

И тут Карпова обнаружила Татьяну.

— А по какой причине здесь девушки? — вскинула она крашеные брови и стала молча оглядывать присутствующих, как бы ища, кому конкретно адресовать вопрос. — Пребывание гостей, тем более из женского корпуса, насколько мне известно, ограничивается комендантским часом. Но ведь уже двенадцать часов! Сколько дежурю, но с такой безнравственностью сталкиваюсь впервые, завершила она свое выступление.

— Да я, понимаете… — начала оправдываться Татьяна, пытаясь высказать мысль, что не только в данный момент, но и за всю свою жизнь она ничего аморального никогда не совершала… Ей стало ужасно стыдно перед Мучкиным.

— Парням я прощаю, — сказала вездесущая англичанка, — а вот вас, девушка, я возьму на заметку. До свидания!

— Ну все, мальчики, теперь и на иностранном мне удачи не видать, вздохнула Татьяна.

Осенний бал

К первому студенческому балу готовились тщательно. Осаждали ателье, магазины, вещевые рынки и уличные ярмарки. Но большей частью устремлялись к фарцовщикам — купить джинсы можно было только у них. Наличие у человека фирменных штанов возводило его в особый ранг. Принимался к сведению и пошитый на дому самопал, но с оговоркой. У самых навороченных, кроме джинсовой куртки и штанов, имелись еще и сапоги из джинсовой ткани — это было верхом превосходства.

Товарищи попроходиместее нарочно для бала умудрились смотаться в Москву за крайне серьезными тряпками. А те, кому не светило никаких обнов, чистили свои надежные, видавшие виды одеяния.

Фельдман решил прокипятить с отбеливателем носки и рубашку. Раздобыл две кастрюли, чтобы не смешивать запахи, выстоял очередь к плите и для ускорения процесса установил регуляторы на максимум.

В 540-й проходил поединок в шахматы между Артамоновым и Мучкиным. Фельдман усердно подсказывал Борису не самые лучшие ходы и изредка отлучался на кухню в конец коридора присмотреть за кипячением белья. В миттельшпиле он настолько увлекся суфлированием, что напрочь забыл про свою большую стирку. Вскоре коридор заполнился чадом. Видимость на дорогах снизилась до полуметра. По воздействию на слизистую чад превосходил сероводород. Обитатели общежития стали высовываться из комнат — не пожар ли? Фельдман вскочил и опрометью бросился на кухню, но было уже поздно — носки сгорели дотла. Озадаченный, он снял с плиты не успевшую закипеть сорочку, решив, что лучше пойти в неотбеленной, и на ощупь вернулся в комнату.

Когда дым рассеялся, в 540-ю повалили посетители, чтобы лично осмотреть кастрюлю с двумя черными пятнами на дне.

— Наверное, с колхоза не стирал, — втянув носом воздух, предположил Артамонов.

— Тебе, Фельдман, надо ноги ампутировать, чтобы не потели, посоветовал Решетнев.

— А я тебя за друга считал, — попенял Мучкин.

— Его надо, так сказать, одним словом, на хутор куда-нибудь, сказал, как заглотил медицинскую кишку, Матвеенков.

— Такой топлый наски был, — словно о пропаже ягненка заговорил Мурат, ударяя себя ладонями по бедрам.

— Нужно устраивать панихиду, — решительно предложил Рудик.

— Не на что, — удрученно ответил Фельдман.

Рудик взял обгоревшую кастрюлю и прошелся по кругу. По тому, что средств собралось выше края, можно было заключить, что Фельдман выступил неплохо. Матвеенков сгреб пожертвования и полетел в «Науку» за семьдесят вторым портвейном.

К «общаге» моментально присоединились люди с воли — Соколов, Кочегаров, Усов, Климцов и Марина с Людой. Каждый из них случайно оказался неподалеку от пожара. Они дружно вызвались пособить фельдмановскому горю. Повод был более чем мотивированным — в преддверии бала без всякого риска обкатать различные возможности: одеваться, выглядеть, вызывать интерес, нравиться, острить, быть лидером, симпатизировать, а также принять на душу пробный объем портвейна.

Портвейн измерялся сетками. Когда обсуждался масштаб посиделок, обычно говорили:

— Две сетки, думается, будет как раз.

— Да нет, лучше сброситься еще и взять три. Чтоб потом не бегать.

— Ну хорошо, берем три. Тогда надо сразу запастись пивом.

Скоро разогретой компании содействия Фельдману уже требовался магнитофон для танцев. В поисках катушечника Артамонов с Матвеенковым забрели в жилищный сектор парней с промышленного факультета. В открытой настежь комнате они обнаружили «Юпитер-210». Он спокойно доигрывал популярный «Дом восходящего солнца».

— Ну что, берем? — спросил для приличия Артамонов у Матвеенкова.

— И ждать никого не будем?

— Завтра объяснимся — скажем, что девочки, мол, были теплыми, ну, и чтоб не упустить случая…

В момент сговора вошел хозяин.

— Мы вот тут это… — попытался оправдаться Матвеенков.

— Поставьте на место! — ожесточился «промышленник» в очках.

— Видишь ли, у нас вечеринка…

— Вы хотели украсть!

— А вот этого не надо! Мы хотели спросить…

— Я подниму своих, если не поставите на место!

— Ты ведь нас не знаешь? Мы с соседнего этажа — «энергетики», сказал Артамонов в последней надежде.

— Я сказал: нет!

— Так значит, ты в любом случае не дал бы?

— Может быть.

— Так дал бы или нет?

— Нет! — поставил точку владелец катушечника. — Он стоит пять стипендий. — И стал вырывать аппарат из рук Артамонова.

— Тогда заполучи скандал! — выкрикнул Артамонов и протаранил лбом подбородок хозяина. Потерпевший распластался по стене и с рассеченными губами сполз на кровать. В горячке Артамонов не заметил, что раскроил пополам и свой роговой отсек.

— Зря ты, — сказал Матвеенков.

— Жмот он!

— Бросаем все и уходим!

Через полчаса ребята с промышленного факультета стали заполнять коридор «энергетиков». Кто-то вбежал на этаж и крикнул:

— Они пришли!

О ком шла речь, все поняли сразу. «Промышленники» в институте держались кучно и славились крутостью характеров. У них даже учебная программа была другой — изысканных наук типа «динамики и прочности машин» там не проходили.

Неминуемо назревало то, что называется стенкой на стенку. Мстители захватывали поудобнее замотанные в вафельные полотенца тяжелые предметы. Владелец магнитофона, весь в крови, был выдвинут вперед как причина тотального прихода на чужой этаж. «Энергетики» выползали из комнат и выстраивались вдоль плинтусов. Стороны было уже не развести даже с помощью дипломатического корпуса — проблема лежала слишком на поверхности. Не отомстить — означало признать за «энергетиками» все общежитие.

Стороны начали сходиться плотнее. Закоперщики примерялись друг к другу и вычисляли, сколько времени продлится схватка, высматривали, куда бить сразу и как — добивать. На левом фланге началась легкая потасовка. По цепной реакции мандраж пронесся из одного конца коридора в другой. Еще мгновение — и стороны сошлись окончательно. Они задергались по всей длине, как две сцепившиеся конечностями сороконожки. Затрещали двери, зазвенели битые плафоны, и в коридоре погас свет. Удары наносились молча и вслепую, изредка раздавались вскрики.

В разгар схватки с первого этажа поступило экстренное сообщение:

— Полундра! На вахте милиция!

Служители порядка прибыли более чем кстати — факультеты «метелили» друг друга до умопомрачения и не могли остановиться. От возгласа «полундра!» созревший чирей драки лопнул и стал вытекать наружу. Бойцы, продолжая пинать друг друга, рванули кто куда — на пожарную лестницу, в туалеты и умывальники, на кухню и по ближайшим комнатам. Милицейскому наряду удалось скрутить и препроводить в участок горстку зазевавшихся зрителей, никакого отношения к драке не имевших.

Чтобы замять инцидент, Рудик обратился к старосте «промышленников» с ящиком кальвадоса. Потерпевшие в качестве откупного потребовали в свое ведение «красный уголок», ключами от которого распоряжался Фельдман. В «красном уголке» было удобно проводить «огоньки», а через окна беспрепятственно проникать в общежитие в любое время суток.