У ног лежачих женщин

нужны, потому что пришли на Марс сатуриане и размолотили кость в порошок... Как гадость...

Нет, сказал Сорока, мир должен быть устроен иначе, потому что если так, то пошел он тогда к черту... Мир...

- Пошел он к черту, - сказал Сорока Шпрехту, с которым не соскучишься: он сегодня вышел погулять в подрезанных чесанках.

- Кто? - спросил Шпрехт. - Панин? Вы зря, Сорока, так против него имеете... Зря...

- При чем тут Панин? - разозлился Сорока. - Я про другое... Про общий вопрос.

- Уже поздно, - печально сказал Шпрехт. - Общее уже не понять. Оно, Сорока, от нас не зависит. Я думаю, и мелкое все больше само по себе и тоже от нас не зависит... Ноготь растет в мякоть, хоть ты тресни. Получается, и он тебя сильней, а ты его паришь, солидолом мажешь, а он тебя, извиняюсь, посылает на х...!

Сорока испытал чувство глубокого удовлетворения. Вот конкретный случай мысли двух людей: он, Сорока, идет от Звезды, а Шпрехт от Ногтя. Никто специально не подстраивал, а все проявилось. Хотя Варвара, жена Шпрехта-Шпекова, - бывало, и не раз, - грубо намекала, что он, Сорока, темный и необразованный, семилетка и весь багаж, а за плечами у ее мужа горный институт.

Ноготь же все проявил. Смотрите, сказал ноготь, у кого что в голове.

- Ты бы еще и кожух надел, - с удовлетворением сказал Сорока Шпрехту. Самое ведь время! Лето...

- Распух до неузнаваемости, - пожаловался Шпрехт. - Варя умела срезать как надо. А сейчас у нее руки слабые совсем. Да и ноги тоже. Не выдерживают минуты стояния... Сразу заваливается. И сердится на меня. Вот горе!

- Вон идет твой Панин! - сказал Сорока. - Опаздываешь, сосед, на конференцию, опаздываешь...

- Людочка плоха, - ответил Панин. - Опять сбилась с памяти.

- Мяукает? - сочувственно спросил Сорока.

- Да нет же! Вас вспоминает... Помните, как она чуть не упала, а вы подхватили ребенка?..

- Это было, - ответил Сорока. - Очень она была малокровная, очень... Надо было только что убитую, живую кровь пить, а ты умничал... Говорил, что я варвар. Думаешь, не помню?..

- Ну, в общем-то, варварство, конечно, - ответил Панин. - Что мы, вампиры? Но, скажу вам, если бы сейчас сказали - надо... Дал бы... Все бы дал, все...

- Бабку бы ей... Чтоб пошептала, - сказал Шпрехт. - Раньше это умели...

- Нет, Шпрехт, - ответил Сорока, - твой ум ниже нормы. Такое сказать. Бабку!

- Я бы и на бабку согласился, - вздохнул Панин. - На все согласился бы. Да и вы, думаю, тоже, - это он сказал Сороке.

И сбил того с легкого опьянения чувством превосходства, ибо не мог Сорока не согласиться с Паниным. Пошел бы и к бабке, и к дедке, и к черту в ступе. Даже зная, что все пустой номер.

- Эй, Панин! - сказал он. - Разве ж нет!

Шпрехт вынул ноги из чесанок и зарылся ими в землю.

- И-и-иии, - вышло из него горлом наслаждение, - и-и-иии...

- Вы осторожней, внесете инфекцию, вы же ковыряли ноготь, - сказал Панин.

- Вот именно, - добавил Сорока. - Тебе сейчас заражение самое то...

- Айнс,