Приключения бизнесмена (СИ)

Вадим немного помолчал, видимо, собираясь с мыслями, и рассказал присутствующим такую жизненную повесть, что у всех без исключения на глаза навернулись слезы.

Жила-была семья. Хорошая такая, тихая. Муж — хирург в районной больнице. Весьма известный в тех местах, заметьте, хирург. Жена — домохозяйка. Жили они в достатке. Но была у них одна забота. Не было у этой замечательной пары детей. Уже и четвертый десяток разменяли, а все никак Господь им наследника не посылал. Жена беспрерывно лечилась, но это не давало никаких результатов.

Но однажды, то ли звезды так сложились, то ли бог услышал их молитвы, но произошло чудо. Жена забеременела. Да только радость-то была двойная, поскольку забеременела она двойней. Оба немолодых уже человека чуть с ума не сошли от такой радости. В положенный срок муж отвез жену в роддом. Только, вот незадача, поскольку женщина была уже немолодой и рожать сама не могла, сделали ей кесарево сечение. Наркоз и все прочие медицинские прелести прилагались. Когда женщина вышла из наркоза, акушерка сообщила ей печальную новость. Оказывается, во время родов что-то пошло неблагополучно и в живых остался только один ребенок.

Погоревали немолодые родители, но чего бога-то гневить, один сын все же у них остался. Чтобы не волновать и так ослабевшую от родов мать, акушерка побеседовала с ее мужем на простой предмет. А предмет этот был такой. Она попросила новоиспеченного отца не волноваться по-поводу похорон умершего ребенка. Все же в одной системе работаем, сказала она, сочувственно кивая головой, а он, как врач, не может не знать о возможных тяжелейших последствиях, которые могут наступить от нервного срыва у кормящей матери, если ей придется пережить такой кошмар, как похороны. Да и ему, несчастному отцу, не стоит ранить свое сердце, глядя на умершего ребенка. В общем, женщина очень сильно сочувствовала их горю и вызвалась взять все неприятные обязанности по похоронам младенца на свои плечи.

Муж-хирург был признателен акушерке за такую чуткость и заботу о его жене и о нем самом и на все согласился. Тем более, что акушерка все утрясла и со своим начальством. Главврач роддома не глядя подписал все необходимые документы, поскольку искренне верил своей сотруднице. Ведь проработала-то она в этом роддоме, без малого, двадцать лет. Передовик производства, на хорошем счету. Отчего же ей не доверять. В те времена проверками особо никто не досаждал, если речь шла о хороших личных отношениях. Да и когда было иначе?

Вот и стали эти немолодые родители жить-поживать, воспитывать своего долгожданного единственного сыночка, да носить цветы на могилку того, второго, который не смог порадовать их своей радостной детской жизнью.

Так прошло около двадцати лет. Сыночек вырос, возмужал и стал настоящим мужчиной. А его родители, радуясь его успехам, ушли потихоньку в мир иной каждый в свой срок — не было им отпущено долгой жизни. Но тут никто ничего заранее, как известно, знать не может.

Пока Вадим рассказывал эту историю, Серёня слушал его и недоумевал. Это же история его собственной жизни. И отец у него был хирургом, и мать — домохозяйкой. Но при чем здесь все это. Кажется, сегодня не он был «именинником» на этом загородном балу. И когда Вадим на минутку перевел дух и вновь отхлебнул из чашки уже совсем остывший чай, Серёня не выдержал и подал голос.

— Вадим, ты мне толком объясни — при чем здесь моя биография? — Серёнин голос был полон недоумения. Вадим нетропливо взглянул на него, снова отхлебнул из чашки и продолжил.

— Ты, Сергей Николаич, не торопись. Торопливость, она часто приводит к ошибкам. А нам ошибки в этой истории ни к чему. И так столько лет многие тут ошибались. Ты нам поручил это дело, вот теперь сиди и слушай. Мы не зря свой хлеб едим. Так вот, — Вадим снова обернулся к затаившим дыхание слушателям, — но только у истории этой есть один поворот, о котором никто до сих пор даже не догадывался. И если бы не случайное стечение обстоятельств, то мы бы с вами никогда здесь не собрались. Дело в том, что второй ребеночек тоже выжил. А акушерка та все наврала. И чтобы никто в этом сейчас не сомневался, разрешите предъявить вам некий документ. Вернее, это кинодокумент. Даша, будь добра поставь-ка нам эту кассетку в видик.

Дашка стрелой метнулась к Вадиму, взяла из его рук кассету и быстренько зарядила ее в видеомагнитофон, стоящий здесь же на кухне на холодильнике. Какая же кухня без видика? Ни поесть нормально, ни чаю попить. На кассете замелькали полоски и через мгновение все увидели следующее. На кровати лежала древняя старушка, а рядом с ней сидел Вадим собственной персоной. Вадим обернулся к видеокамере и прямо в нее, как заправский журналист, ведущий «горячий» репортаж, сказал:

— Мы находимся в доме у Анастасии Павловны Николаевой, которая в свое время трудилась в Энском роддоме акушеркой и принимала роды у гражданки Карельской, что установлено при помощи имеющихся в нашем распоряжении архивных документов. Прошу вашего внимания, сейчас Анастасия Павловна, будучи в здравом уме и твердой памяти, сделает заявление. Приступайте, Анастасия Павловна, — сказал он, поворачиваясь к старушке, и объектив камеры нацелился крупным планом на лицо говорившей. Её голос звучал как шелест осеннего ветра в сухой листве деревьев. Слова были тихими, но четкими, и вполне можно было разобрать все, что говорила эта старушка.

— Я тогда в роддоме работала. Все при детках. А вот своих детей у меня не было. И бес меня попутал, озлобилась я на весь свет. За что, думаю, бог меня так наказал. А тут как раз оказия случилась. Приходит как-то ко мне на работу моя сестра и говорит: «Знаешь, Настя, тут такое дело. Ко мне люди одни обратились. Я с ними на курорте в Гаграх познакомилась. Помнишь, мне от профсоюза путевку выделили? Хорошие люди. Слово за слово, я и рассказала, что ты у меня в роддоме работаешь. Они как пристали ко мне — познакомь да познакомь, мол, дело у нас есть к ней. Я сначала очень удивилась — какие могут быть дела у незнакомых людей? Хотя, с виду они — порядочные, состоятельные. Сознались эти люди, что бездетные они, а ребеночка им очень хочется, и еще сказали, что могут нам с тобой много денег дать. Я и подумала, а что, может быть, это шанс, а, как ты считаешь? Тебе скоро на пенсию, я тоже много за жизнь не скопила. А тут такой случай. Я и согласилась их к тебе привести. Прошу тебя, выслушай их».

В общем, встретилась я с этими людьми. Они действительно люди состоятельные. Но просьба у них была необычная. Детеночка им сильно хотелось. А поскольку сами они не могли родить, то и попросили меня добыть им сыночка. Я сначала в ужас пришла, как это — добыть. Там же живые люди. И потом в детских домах этих «детеночков» — пруд пруди. Но они мне сказали, что из детского дома им брать никого не хочется. Вдруг наследственность плохая, там же много детишек, у которых родители-алкоголики или больные чем-нибудь. А в роддоме — совсем другое дело. Там я могу и про родителей все узнать — кто да что, так намного надежнее будет. Долго они меня уговаривали и денег много предлагали, очень много. Вконец меня измучили. Измором взяли. Согласилась я на их предложение. И вот тут поступила роженица одна, в возрасте уже. А у нее двойня намечалась. Я так рассудила. Раз бог двоих деток дает, то можно же и с другими поделиться. Беда-то у них общая была. Только вот этой гражданочке, как сейчас помню, Карельская её фамилия была, уже повезло. Хоть и поздно, но все же будет у нее свой ребеночек. А вот тем моим новым знакомым еще бог никого пока не дал. И даст ли, вопрос. Так что, когда у той, Карельской, двойняшки родились, я одного спрятала, а матери с отцом сказала, что помер он, второй-то. И чтобы они не переживали, я сама все и сделала. И похороны, и веночки, и крестик на кладбище. Благо, главврач у нас душевный человек был. Я ему много чего тогда наплела — и о тяжелых родах, и о травме душевной для немолодой уже мамочки. Он и согласился с моими доводами, все бумаги мне и подмахнул. Вот так я все и устроила. А ребеночка того, второго, я этим людям передала. Они меня деньгами-то не обидели, озолотили просто. Но деньги те нам впрок не пошли. Сестра моя скончалась через год от скоротечного рака. А у меня, грешницы, паралич ноги разбил. И всю жизнь я теперь этот грех перед Господом замаливаю, не знаю, простит ли когда или нет. И сегодня перед его светлым ликом, который во снах мне почитай каждый день является, видно зовет уже, я прошу прощения у тех, кому я столько зла причинила. Если можете, простите меня.