Почти вокруг света

Людмила Григорьевна Матвеева

Почти вокруг света

Первая глава, самая короткая

Дверь подъезда медленно отворилась, и мальчик четырёх лет вышел на улицу. Он пошёл по городу, совсем один, без взрослых. Это было, конечно, странно.

Но сначала надо рассказать, кто он, этот мальчик, почему так получилось. Надо рассказать о том, что было до этого дня. Иначе ничего не понятно.

Что можно увидеть в открытую форточку

Дима никогда не знает заранее, расскажет ли мама сказку.

Наступил вечер, на соседнем балконе громко замяукала кошка Алёна. А в открытой форточке Дима вдруг увидел яркую голубую звезду. Если прищуриться, от звезды во все стороны разбегаются острые голубые лучи. Дима помотал головой, лучи немного попрыгали. Потом Дима влез на подоконник и позвал кошку Алёну:

— Кыс-кыс-кыс.

— Слезай сейчас же! — Бабушка сняла Диму с подоконника. — И никогда больше не влезай. Слышишь?

— Бабушка, а мама скоро придёт?

— Скоро, скоро. И мама скоро, и папа скоро. А я поеду к себе и отдохну.

— Отдохни у нас, — предлагает Дима, — я буду тихо.

— Всё не то, — отвечает бабушка. — Дом есть дом.

Бабушка чем-то занялась в кухне, а Дима опять забрался на подоконник и смотрит на голубую звёздочку. Если не прищуриваться, а смотреть во все глаза, звезда мигает.

Но вот стукнула дверь, это пришла мама. Дима сразу спрыгнул на пол, выбежал в переднюю и первым делом спросил:

— Расскажешь сказку? А, мама?

Мама внимательно посмотрела ему в глаза и спросила:

— Всё в порядке?

— Разумеется, в порядке, — ответила бабушка и стала быстро надевать пальто. Бабушка спешила домой, чтобы поскорее начать отдыхать.

— Расскажешь? — опять спросил Дима.

— Потом будет видно, — торопливо ответила мама, поцеловала на прощанье бабушку и пошла в кухню.

И вот на всю квартиру запахло вкусными оладьями. Они розовые, поджаристые, их можно есть со сметаной, а можно с вареньем. Но Дима согласился бы обойтись совсем без оладьев, только бы мама начала сразу рассказывать сказку.

Дима подошёл к маме, подёргал её за край кофточки.

— Расскажешь?

— Сначала поужинаем, а там будет видно.

Почему-то всегда так получается: всё самое лучшее откладывается на потом. И взрослые любят говорить: «Там будет видно».

Дима вздохнул и посмотрел в окно. Звезда не успела мигнуть, зато Дима увидел своего папу с портфелем. Папа почти бежал по двору, наверное, соскучился за целый день у себя на работе. А может быть, через открытую форточку до папы долетел вкусный запах поджаристых оладьев.

— Папа идёт! — крикнул Дима.

— Слезь с подоконника! — сказала мама.

Дима и сам не заметил, как снова взобрался туда.

Как только папа снял пальто, Дима с разбегу ткнул папу головой в живот — так они поздоровались. Папа подхватил Диму и подбросил вверх, а Дима громко завизжал, как будто это страшно — летать под потолком на руках у своего папы.

Мама сказала:

— Умывайтесь, баловаться будете потом.

Когда ужинали, папа объявил торжественно:

— Оладьи великолепны. Правда, Дима?

Дима замычал и закивал.

— Я была в своё время королевой общежития по оладьям.

— Как это — королевой? — Дима даже есть перестал.

— Очень просто: я пекла самые вкусные и пышные оладьи. В нашу комнату все приходили, любили у нас сидеть. Так весело было.

Мама улыбалась задумчиво, вилка в её руке замерла.

— Мы и теперь живём не скучно, — сказал папа, — правда, Дима?

— Я ничего не говорю, — отозвалась мама, — просто я немного загрустила, молодость не вернёшь… Дима, пей молоко.

— Ты у нас и сейчас молодая и очень красивая, — сказал папа. — Ты и сейчас королева блинчиков.

— Конечно, королева, — сказал Дима.

Потом мама вытирала тарелки, а папа рассказывал про Толоконникова.

Папа часто рассказывал про этого Толоконникова.

— Неприятный тип, — сказал папа, — несимпатичный человек.

— Почему несимпатичный? — спросил Дима.

Папа ответил серьёзно:

— Толоконников умеет всё перевешивать с себя на других и очень ловко это делает. А я таких людей не люблю.

— Не позволяй на себя перевешивать, — сказала мама, — твоя интеллигентность всё-таки должна иметь пределы.

— Интеллигентность никогда не имела пределов.

Дима не понял, но ему понравилось. Получалось, что на Толоконникове висят, как на ёлке, игрушки, хлопушки, шарики, орешки. И он аккуратно перевешивает всё это с себя на других. Осторожно перевешивает за ниточки, чтобы не разбить и не попортить ёлочные украшения, они ведь такие непрочные. И тогда там, у папы на работе, все становятся нарядными, праздничными. Дима улыбнулся и допил молоко.

— Папа, возьмёшь меня когда-нибудь к себе на работу?

— Можно, — кивнул папа.

— Зачем тебе? — спросила мама.

— Посмотреть, как и что, — объяснил Дима.

Мама наконец вытерла последнюю тарелку, и Дима не прозевал, напомнил:

— А сказку?

— Целеустремлённый, — произнёс папа не совсем понятное слово.

— Да уж, — проворчала мама, — какую сказку тебе рассказать?

Вот это совсем другой разговор! Всё-таки то, чего очень хочешь, обязательно наступает.

Самое замечательное занятие на свете — это сидеть рядом с мамой и слушать сказку, новую, совсем не известную.

Начинается сказка

Вот они уселись на широкую тахту, Дима приткнулся щекой к маминому боку. А в квартире играет тихая музыка, это в соседней комнате папа включил телевизор.

Медленно, мягко начинает мама сказку:

— Жил-был в одном городе, на одной улице, в одном девятиэтажном доме мальчик. Мальчик как мальчик — смелый, как все мальчики, и добрый, как все смелые. Он любил кувыркаться на половике, а иногда и просто на полу. Любил есть арбуз, любил смотреть в окно. Очень любил слушать сказки. И ещё он любил дразниться, и это было не так уж хорошо.

— Павлик первый начал, — сказал Дима, — он, мама, всегда первый начинает, а потом плачет.

— Слушай сказку, я рассказываю не про тебя и не про Павлика, а совсем про другого мальчика. Ну вот, он любил дразниться. И однажды с ним случилась такая история.

Мамы и папы не было дома, бабушка была занята на кухне, а мальчик стоял у окна и смотрел на улицу. Там, на улице, ехали автобусы, шли люди, шумело у самого окна старое дерево, большая серая ворона укладывала спать своих воронят. Бабушка на всякий случай крикнула из кухни: «Не балуйся!», а он и не баловался — просто смотрел в окно. Он видел первую голубую звезду над старым деревом. А дерево вдруг закачалось, потому что подул сильный ветер. Мальчик не обратил на него внимания, а дерево заскрипело. Оно было очень старое, оно росло на этом месте ещё тогда, когда и дома этого не было, и улицы не было, и самого мальчика ещё не было на свете. А ветер был всегда, и у него часто менялось настроение. Иногда ветер бывал добрым, ласковым, иногда порывистым. А в тот вечер он был просто злым — может, с тучей поссорился, а может, с дождём не поладил. Он злился, швырял мусор во дворе, выл и толкал прохожих.

Мальчик вежливо сказал:

«Здравствуй, старое дерево, добрый вечер».

А оно проскрипело:

«Будет ли этот вечер добрым? Сомневаюсь. Злой ветер сердит и опасен. Что он может натворить? Что взбредёт в его ветреную голову? Я беспокоюсь. Это так успокаивает — о чём-нибудь беспокоиться».

А ветер хохотал:

«Я улетаю, прилетаю! Кого хочу, того хватаю! Как начну смеяться — все меня боятся!»

Дима придвинулся поближе к маме и спросил:

— Разве ветер умеет смеяться?

— Иногда умеет. Всё зависит от настроения. Это был злой смех. Слушай, что было дальше. Мальчику захотелось подразнить ветер, он не знал, что когда кто-нибудь злится, лучше его в это время не дразнить. Мальчик приоткрыл окно и крикнул: