Мужчина и женщина. Книга первая (сборник)

– А остальное ложь?

– Да…

– Значит, ты мне все время врала?

– Не врала, а сочиняла.

– А зачем сочиняла?

– Но ты же сам хотел слышать, что у меня встречи, свидания, любовники.

– И не только слышать, но и видеть.

– Ты с ума сошел!

– Вовсе нет.

– Я не хочу!

– Зато я хочу.

– Этого не будет! Не будет никогда.

Две недели он с нею не разговаривал, выкинул цветы, которые сам же подарил, и куда-то спрятал духи. Прокомментировал:

– Такой порядочной духи ни к чему.

А Надя, устав от его тоскливой физиономии и нудного ворчания, однажды утром сказала:

– Ну, ладно. Что ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты завела роман.

– Уже заводила. И не один. На какое-то время тебя это устраивает, а потом ты вдруг начинаешь говорить, что это все неправда.

– Да. Ты мне врешь!

– И что прикажешь делать?

– Мне надо убедиться.

– В чем?

– В твоем романе.

– И каким же образом?

– Ты придешь со своим любовником к нам домой.

– Ты с ума сошел! На такое никто не согласится.

– Конечно, если твой друг будет знать, что я дома. А если сказать, что я в командировке…

– А ты будешь сидеть у подъезда и смотреть, как я пройду?

– Да.

– Ну, предположим, я прошла, постояла у квартиры, развернула его, а тебе наговорила всякой всячины.

– Да, верно… – Он почесал затылок. – Тогда вот как: когда ты его приведешь, я буду в соседней комнате.

– Ты точно псих!

Через несколько дней он, сидя в соседней комнате, слышал и щелчок замка, и голос жены, и звон фужеров, и чьи-то чужие шаги, и скрип кровати, музыку и, наконец, стук закрываемой двери.

Она вошла в комнату, где он сидел в халатике на голое тело. Он вышел, увидел смятую кровать, недопитые бутылки – водка, вино, окурки в пепельнице.

– Ну что, доволен?

– О, да!

И, схватив ее в объятья, увлек на смятую постель.

Идиллия повторялась.

Глеб опять стал добрым, внимательным. Цветы, духи и… Даже брошку подарил, хоть не золотую, но красивую. Через пару недель он стал приставать о повторе того свидания. Она категорически:

– Нет!

– Почему «нет»? Вы что, поссорились?

– С кем?

– С ним. С которым ты была у нас дома.

– Да ни с кем я не была! Нет его.

– Как это «нет». Он что, уехал?

– Хуже.

– Что? Неужто умер?

– Еще хуже.

– Что «еще хуже»?

– Его просто никогда не было. Ясно?

– Как не было? А кто же тогда был здесь, у нас

дома?

– Унас была моя подруга. Мы с ней просто

разыграли спектакль, который ты заказал.

– Неправда!

– А вот и правда!

– Водка, я слышал шаги, голоса, как ты стонала.

– Шаги ты мог слышать, стонала я для правдоподобия. Водку мы с подругой вылили в раковину, а сами пили вино.

– Не может быть!

– Может.

– Значит, ты мне все время врешь?!

– Я у же устала тебе говорить: не вру, а сочиняю.

– Значит… – Глеб не слушал ее. – Значит, раз ты способна меня обманывать, ты способна и изменять. Значит, ты мне врешь, а раз врешь, значит, изменяешь.

– Я тебе никогда не вру, говорю только правду.

– Где ты врешь, а где сочиняешь? Когда говоришь правду, а когда лжешь? Ты меня совсем запутала.

– Это ты всех запутал. И себя, и меня тоже.

– Нет, подожди. Ответь мне, только честно. Ты мне изменяешь или нет?

– А сам-то ты как думаешь?

– Думаю, что да.

– Дурак ты!

– Нет, я не дурак. Если ты говоришь, что не изменяешь, а сама все время сочиняла, будто изменяешь, значит, ты мне уже изменяла душой. А это куда хуже, чем телом.

– Ты меня заставлял все это делать!

– Что «все это»? Если б ты была честной, ты бы не врала, не придумывала, а делала бы на самом деле, чем мне врать.

– Ах, так?

– Так!

– Ладно…

Она стала приходить заполночь пьяная, прокуренная, иногда без нижнего белья. И несла ему, что в голову взбредет: что она «залетела», только не знает от кого; что теперь ему с ней нельзя спать, поскольку она что-то подцепила и теперь надо лечиться. Или что может скоро уехать на несколько дней на Канары с другом-милиционером, высоким блондином, который, кстати сказать, весьма быстро старился.

Глеб все это жадно впитывал. У него даже руки тряслись. Он резко переменился: сделался тихим, послушным, стал сам стирать, готовить и все время твердил: «Ты ведь это делаешь ради меня, из-за того, что очень сильно меня любишь… Только из-за того, что я этого хочу, что прошу тебя об этом…»

«Да, милый…», – отвечала она ему и гладила по лысеющей уже голове.

Ей казалось, что он счастлив. Да и сама она, наверное, тоже. Жизнь у них стала интересной и в смысле сильных эмоций, и в смысле секса. Тоска

и серость ушли из их дома.

Но однажды Глеб оказался по работе в центре города и в обед решил заскочить в ближайшее кафе.

Кафе в переулке было тихое, полупустое. Столики размещались в кабинках. Он сел в свободную, заказал рыбу и кофе. В соседней кабинке сидели, курили и о чем-то разговаривали две женщины. Он напрягся: голос одной из них походил на голос его жены.

– Как я тебе завидую! – говорила одна женщина.

– Да было бы чему, – отвечала другая, с голосом, походил на голос его жены.

– Надюха, у тебя же свобода. И муж есть, и любовник. И все это не таясь, не скрывая.

– Да, свобода… свобода эта требует больших моральных жертв.

– А ты что, мужа любишь? Зачем же тогда изменяешь?

– Понимаешь, тут сразу не объяснишь…

Глеб втянул голову в плечи, чтобы его не узнали, но уши навострил. «Вот он, момент истины», – подумалось ему.

Но подруги почему-то перешли на шепот.

Он уже давно съел рыбу и кофе выпил, но все сидел.

Его жена, – а он уже был на сто процентов в этом уверен, – и ее подруга говорили то чуть громче, то совсем тихо.

До него долетали лишь обрывки фраз, из которых никак нельзя было понять о чем говорят женщины.

Поняв наконец, что их не пересидеть, решил сбегать отпроситься, а то его уже, наверное, заждались, вернуться и дослушать таки, о чем болтают подруги. Он сбегал, отпросился, но когда вернулся ни жены, ни ее подруги в кафе уже не было. Спросил официанта, но получил презрительный взгляд и ответ, что он, мол, не туда попал и не к тому обратился. Глеб засмущался и позорно ретировался.

Кстати, Глеб стал замечать, что с тех пор, как они с Надей стали играть в эти игры, он стал опасливым и нервным, не то что раньше. Стал чаще оглядываться и прислушиваться, словно надеялся увидеть что-то неожиданное или услышать что-то сокровенное.

Дома он все же решил взять жену «на понт»:

– Я слышал весь ваш разговор сегодня в кафе. Я сидел в соседней кабинке, – заявил он без обиняков.

Жена, как ему показалось, побледнела. Ему бы помолчать, а он понес и понес. А Надя сразу смекнула, что слышал-то он почти ничего, и сама перешла в атаку. А потом, рассказав, что завтра у нее свидание с новым другом, успокоила его. И приласкала.

Акогда он направился спать, она позвонила подруге:

– Знаешь, Верка, мой сегодня подслушал нас

в кафе.

– Да что ты! – испугалась подруга. – И что теперь будет?

– Да ничего. Мне, кажется, что главного он не слышал, а то бы…

Но договорить она не успела. На голову легла рука мужа.

– Кому звонишь?

Надя так испугалась, что не нашлась сразу, как ответить. Наконец по привычке выдавила:

– Новому другу…

Он взял из ее руки телефонную трубку и услышал в ней голос подруги. Та, не понимая, почему Надя молчит, кричала: «Алло, алло! Надька, где ты? Ничего не слышно!».

Глеб отдал жене трубку:

– Ты давай заканчивай с ним болтать. Лучше пойдем, расскажешь что-нибудь интересное. – И уже в дверях добавил: – Да, кстати… Передай привет своему новому другу. Да-да, привет от меня.

Надя, застывшая с трубкой в руке, спросила:

Ты считаешь?..

Да, я думаю, пришла пора.

30. Алекс

Мужчине всегда чего-то не хватает.