Чероки

На следующее утро все отправились наверх, собирать хворост. Когда они проходили по лугам, из-под их ног фонтанами брызгали во все стороны кузнечики, ярко-зеленые и ярко-красные, и крупные бледно-зеленые сверчки. Кроконьян изловил кузнечика; насекомое рвалось из его пальцев, как маленькая живая пружинка; великан оторвал ему ножку, попробовал на вкус, скривился и отпустил свою колченогую жертву на волю. Ближе к вечеру они спустились в деревню и сделали закупки у бакалейщицы, которая сварила им на печке кофе с сильным преобладанием воды. Помешивая ложечками в чашках, они наблюдали сквозь узкую витрину за хилым трафиком на шоссе: загорелые светлоглазые мужчины на красных тракторах; фургончики «403» и «404» с помятыми дверцами, из которых торчали стебли соломы, и номерами, намалеванными от руки и прицепленными проволочкой к лобовому стеклу; пятичасовой красно-синий автобус, доставлявший крестьянских детишек из ближайшего коллежа и крестьянских жен с прочной новой одеждой, купленной в городе на смену старой; торговец электробытовыми товарами, объезжающий клиентов для постпродажного сервиса; иногда длинный итальянский трейлер, а в конце недели — юркие двухместные автомобильчики или огромные семейные рыдваны с приморскими номерами.

Не успела колокольня деревенского «Вестминстера» отзвонить семнадцать часов, как вдали показался фюзеляж автобуса. Автобус затормозил напротив бакалеи, по другую сторону улицы. Это была машина фирмы Chausson с громоздким синим кузовом, исчерченным красными стрелами, довольно старая и весьма непрезентабельная на вид — грязные стекла, перекошенные фары, потускневшие хромированные части. То ли в силу мимикрии, то ли по взаимному выбору шофер был так же безобразен: красномордый, косоглазый, одетый в синюю спецовку, перемазанную чем-то белым и черным. Дверь автобуса открылась под тяжкие всхлипы сжатого воздуха. Из лавки, где сидела троица, автобус казался пустым. Была среда [46], и это значило, что детишки помогали родителям на фермах, а самые маленькие смотрели японские мультики по телевизору. Через секунду дверца закрылась все с тем же печальным всхлипом, автобус шатнуло, точно умирающего слона, пришедшего на кладбище слонов, и он тронулся в путь (конечная остановка — огромное кладбище автобусов), открыв взорам троих мужчин маленькую площадь с каштаном, колодцем и дорожным указателем, которую на миг заволокла серая пыль; в этом облаке стояла Вероника с чемоданом в руке, она смотрела прямо на них. Потом перешла улицу.

— А вот и я, — объявила она. — Мне надоело жить в одиночестве.

Ее встретили более или менее принужденными улыбками, прикидывая про себя, как решить проблему размещения и как узнать, умеет ли Вероника петь, — ведь тогда она могла бы петь в их ансамбле! — правда, Жорж не припоминал, чтобы она пела в его присутствии. Они вернулись на виллу Кальвера, оставили Веронику отдыхать в холле, а сами исчезли в горных высях, чтобы набрать еще топлива.

Вероника тут же обследовала дом — кухню, ванную, комнаты. Ей вовсе не хотелось отдыхать, и она стала раздумывать, что ей делать.

Тот же вопрос в то же самое время задавал себе и Бок, притаившийся снаружи, возле окна. Он только что отыскал этот дом. Осторожненько заглянув внутрь, он разглядел молодую женщину, стоявшую со скрещенными на груди руками посреди гостиной. Присев на корточки, он прополз под окном вдоль стены до входной двери, сделал глубокий вдох и вытащил из кармана пиджака свое оружие.

Поскольку все окружающие издевались над его «Манюфрансом», Бок решил приобрести что-нибудь посолидней, а именно 45-миллиметровый автоматический кольт Government Model 1911 — оружие, у одних вызывающее скепсис, у других — желание создать нечто похожее, но до сих пор не имеющее аналогов. Выбирая среди кольтов этого типа, предложенных ему оружейником на улице Реомюра, Бок положил глаз на декоративную модель, которая подошла бы скорее коллекционеру, нежели практику. Приклад украшали медальки с изображением американского орла, на стволе была искусно выгравирована сцена боя при Шато-Тьерри (июль 1918 г.): у самого дула американцы в фуражках устроили засаду под кустом, за мешками с песком, подстерегая неприятеля, захватившего другой берег Марны, аккурат у переправы. Автор гравировки позволил себе безобидное озорство: офицер, следивший в бинокль за дислокацией вражеских войск, носил у пояса все тот же кольт-1911. Трое солдат, лежащих перед ним в укрытии, готовы действовать: первый накручивает ручку полевого телефона, второй целится из пулемета в оккупированный Шато-Тьерри, третий, правда, ничего не делает, а лежит, опершись подбородком на руку, и мечтает о своей невесте, что преданно ждет его в Сен-Клу, штат Миннесота.

Марсьяль Бок не собирался использовать это оружие — во всяком случае, по его баллистическому назначению. Он просто рассчитывал на устрашающий вид кольта и потому даже не снял курок с предохранителя. Подкравшись к порогу, он некоторое время колебался, не будучи вполне уверен в своем новом методе. Конечно, куда как приятно было бы ворваться в дом без всяких церемоний: распахнуть дверь ударом ноги и сказать этой женщине пару слов усталым голосом американского шерифа — то-то бы она задрожала, то-то бы ползала в страхе у его ног, соглашаясь на все, что он захочет! Однако он обуздал свою фантазию, решился, открыл дверь как нормальный человек. Вероника обернулась к нему.

— Не двигайтесь, не говорите ничего, — нервно приказал Бок. — И, главное, не кричите. Следуйте за мной!

Он помахал перед ней своим разукрашенным стволом и бросил на стол сложенный листок бумаги. Вероника вышла из дома и зашагала по тропинке, ведущей к шоссе; Бок шел сзади, и она без конца оборачивалась. В двухстах метрах от дома Риперт ждал за рулем белого «Тальбот Горизонта». Бок усадил Веронику на заднее сиденье, сам устроился рядом.

— Можем ехать.

Риперт включил мотор, «Тальбот» закашлялся, умолк, кашлянул еще несколько раз, потом много раз, но безрезультатно и начал подавать признаки усталости. Риперт обернулся к Боку.

— Придется подтолкнуть, — смущенно пробормотал он.

Бок со вздохом вышел из машины, сунул кольт в карман и начал толкать.

Мотор сухо чихнул один-два раза и снова заглох. Вероника бросила взгляд на ручку скоростей, стоявшую на «первой». «Переставьте лучше на „вторую“, — посоветовала она, — тогда пойдет легче». Риперт вздрогнул, бросил на молодую женщину неуверенный взгляд, но послушался. Бок снова толкнул машину, та наконец стронулась с места, тяжело затрюхала вниз по узкой дорожке и исчезла за первым поворотом.

27

Трое мужчин вернулись с полными руками хвороста, поленьев и веток. Они сложили топливо в сарае, вошли в дом, и тут Бернар Кальвер обнаружил письмо Бока, предназначенное Жоржу. Он прочел его сам, дал прочесть адресату, а потом Кроконьяну, который долго рассматривал листок. «Если хотите снова увидеть молодую даму, — гласило послание, написанное мелкими угловатыми буковками, — следуйте по департаментской дороге № 605 до шоссе № 12, а там сверните на юг. Приезжайте один». Уже смеркалось.

Итак, на следующее утро Жорж уехал один. Было холодно, деревушки четко вырисовывались внизу, в долине. Погребенные большую часть года под снегом, они летом выныривали из него бледно-желтыми и бледно-серыми, словно этот зимний покров, растаявший, а затем подсохший на их крышах, съедал все яркие краски; да и в окружающем пейзаже, где крутые скользкие земляные склоны были укреплены рядами елей, доминировали в основном цвета жухлой соломы и блеклой черепицы. Шоссе временами ныряло под черные гранитные арки с вкраплениями ракушек; сверху над ним струились зеленоватые горные ручьи, быстрые, нервные, тонкие и холодные, как змеи.

На полпути между двумя населенными пунктами Жорж сделал короткую остановку перед чем-то вроде дорожного кафе, куда еще на дальних подступах зазывали рекламные щиты, явно намалеванные дилетантом. Стоянка, усыпанная гравием и шлаковой крошкой, была чересчур велика для такого скромного заведения и в данный момент пустовала. Когда Жорж, взбодренный большой чашкой кофе, вышел, рядом с его «Опелем» стоял фургончик 2CV. За рулем сидел худощавый блондин в очках с дешевой оправой, какие выдают в органах соцобеспечения, рядом с ним женщина постарше годами, с суровым лицом. Увидев, что Жорж направляется к машине, блондин вылез из своего драндулета.