Допустимые потери (Пер. И. Полоцк)

К счастью, Роджер как раз вышел, и я сказал, что ничего не знаю об авансе. Говорите прямо с Роджером Деймоном. Гиллеспи сказал, что, когда он появится в следующий раз, Деймону, черт возьми, лучше быть на месте. Я спросил е. го, когда это будет. Когда мне прикажет книга, сказал он и вышел. Но домой он не пошел, где бы он в тот момент ни жил. Он отправился в контору Бернарда и попросил у него аванс, а когда Бернард сказал, что никакого аванса не будет, Гиллеспи вытащил пистолет и стал размахивать им, угрожая и одновременно читая какие-то вирши и, как рассказывал мне Бернард, цитаты из своей книги. Секретарша увидела, что происходит, и вызвала полицию. Когда они приехали, Гиллеспи расхохотался им в лицо и швырнул в них пистолетом. Это была детская игрушка. Они отвезли его в Бельвью на психиатрическую экспертизу, во он вел себя там совершенно нормальным образом, скромно и убедительно, и через несколько дней его выпустили, после чего мы никогда не слышали о нем.

Мучительно скривившись, Шейла закрыла глаза.

— Мне страшно подумать, где сейчас может быть мистер Гиллеспи и что он делает.

— И мне, — грустно сказал Оливер. — Но тут уж ничего не поделаешь. Кроме того… — он помолчал, — когда он в следующий раз, придет в наш офис, в кармане у него может оказаться не игрушка, и нельзя забывать об этом.

Глава четырнадцатая

Когда после ленча Шейла вернулась в школу, ее ждала телеграмма от лечащего врача ее матери из Вермонта. Мать была в очень плохом состоянии. С ней случился удар, и она находилась в больнице в Берлингтоне.

Придя домой, Шейла позвонила Деймону, но мисс Уолтон сказала, что мистер Деймон еще не вернулся после ленча, но вот мистер Габриелсен только что открыл двери, может быть, миссис Деймон хочет поговорить с ним.

— Да, — сказала Шейла.

Когда Оливер взял трубку, она рассказала ему о телеграмме и попросила передать Роджеру: пусть он позвонит ей сразу же, как придет, она дома, будет собирать вещи, после чего полетит в Вермонт. Если Роджер не успеет дозвониться, она оставит ему записку.

— Оливер, — сказала она, не пытаясь скрыть волнение. — Я не хотела бы затруднять вас, но мне ужасно не хочется в такое время оставлять Роджера одного. Я не знаю, сколько времени я там пробуду, не могли бы вы взять его к себе на несколько дней? Я не хочу оставлять его одного в квартире, особенно ночью, и знаю, что он откажется перебраться в гостиницу.

— Конечно, Шейла, — успокоил ее Оливер. — Я попытаюсь. Но ничего не могу гарантировать. В эти дни он, кажется, даже не слышит, что ему говорят. Но я сделаю все, что в моих силах. Я предложу ему побыть у нас или скажу, что побуду у него, пока вы не вернетесь, в общем, как вы хотите.

— Вы прекрасный друг, Оливер, — сказала Шейла.

— Я надеюсь, что в Вермонте все обойдется.

Она заказала такси и занялась автоответчиком. Звонков не было. Отключив его, она стала запихивать вещи в саквояж. Прождав до последней минуты, быстро написала записку Роджеру и оставила ее на маленьком столике в холле.

Ленч Деймон провел в одиночестве в ресторане, где прежде никогда не бывал. Боялся случайно встретить кого-то, с кем ему пришлось бы разговаривать. Ночью он видел еще один загадочный сон и хотел спокойно поразмышлять, что бы он мог означать. Во сне он с Шейлой был на многолюдной вечеринке. Все ходили вокруг большого буфета с тарелками в руках. Еда была сытная, и ее было много. Внезапно вошел его отец, но это был не тот улыбающийся, цветущий человек из постоянно повторяющегося сна Деймона. Он сутулился, у него было мрачное, усталое выражение лица, и Деймон удивился, увидев отца на вечеринке, потому что он должен был быть в тюрьме. Деймон спросил: «Как ты оттуда выбрался, папа?»

«Вчера они выпустили сто двадцать человек», — сказал отец. Он без удовольствия посмотрел на других гостей, а затем подошел к Шейле и спросил: «Ты по-прежнему моя жена или уже нет?»

«Конечно, — сказала Шейла, — я ваша жена».

«Тогда почему ты ешь все это?» — спросил отец, беря у нее из рук тарелку и опрокидывая ее содержимое, обильно политое соусом, на пол.

Возможно, сон продолжался дальше, но Деймон не мог больше ничего вспомнить.

Одиноко сидя в раздражающем гуле ресторана, Деймон пытался разгадать этот сон. Его отец никогда не совершал никаких преступлений, всегда был нежен со своим сыном, которого обожал, скончался до того, как Деймон встретился с Шейлой, никогда не пытался познакомиться с подружками сына и обладал изысканнейшими манерами. Возможно ли, что после того, как истлело его тело, такому же тлению подверглась и душа? Или же он, Роджер Деймон, во сне подсознательно превратил отца из мягкого и любящего человека, каким его помнил, в мрачную и омерзительную фигуру, стремясь избегнуть искушения стать таким же неулыбчивым и суетливым призраком?

И что значило число в сто двадцать человек?

Закрыв глаза, он прикрыл их руками и склонился над столом, чтобы не видеть никого из посетителей ресторана. Он настолько глубоко погрузился в свои ощущения, что едва не вздрогнул, услышав голос официантки:

— Что-нибудь еще, сэр?

— Нет, спасибо, — сказал он, — Счет, пожалуйста.

Расплатившись, оставил на чай и попросил разменять доллар, потому что ему надо было позвонить лейтенанту Шултеру. Он пытался дозвониться до него каждый день с тех пор, как они е Шейлой услышали слова Заловски в то утро перед завтраком, но каждый раз из отдела убийств ему отвечали:

— Лейтенанта Шултера нет.

— Вы не знаете, когда он будет?

— Нет, сэр. Не желаете ли передать ему, кто звонил?

— Спасибо, нет. Я позвоню еще раз.

Найдя бар, он зашел в него, заказал виски, чтобы продемонстрировать благородство своих намерений, а затем, оставив рюмку на стойке, пошел в дальнюю часть бара, где был телефон.

На этот раз ему повезло: в наушнике зарокотал хриплый голос.

— Лейтенант Шултер слушает.

— Лейтенант, — сказал Деймон, — я звонил вам несколько дней назад.

— Я уезжал из города по делу. У вас какие-нибудь новости?

Деймон рассказал ему о голосе на автоответчике.

— Ага. Четыре дня назад, не так ли?

— Да.

— И с тех пор ничего?

— Нет. Ни слова.

— Возможно, ему уже надоели эти игры, — сказал Шултер. — Он забавлялся, будя вас по почам, а теперь, может быть, звонит другим людям. Я бы особенно не беспокоился. — Деймон был уверен, что Шултеру уже надоела вся эта история. — Пока делать ничего не стоит. Если хотите, можете зайти в ваш местный полицейский участок и подать жалобу Джону Дою, что вас оскорбляют и угрожают по телефону, хотя я сомневаюсь, что они смогут чем-то помочь вам. По ночам в Нью-Йорке раздается до десяти тысяч таких звонков. Вы уже закончили свой список?

— Я над ним работаю. — Деймон чувствовал себя как плохой ученик, который не приготовил задание и ждет, что его выгонят за это из класса.

— Звоните мне, если что-нибудь произойдет, — сказал Шултер. — Да, кстати, они проверили того пария, Маквейна. Пусто. Соседи говорят, что он не выходит по вечерам вот уже около года, а ножами в его доме не разрезают даже бифштекса.

— Спасибо, лейтенант, — поблагодарил Деймон, но детектив уже повесил трубку.

Вернувшись к стойке, он отпил половину рюмки, расплатился с барменом и оставил ему солидные чаевые. Как знать, иронически подумал он, вдруг бармен станет твоим врагом?

Ему все еще не хотелось возвращаться в контору. Он знал, что отвратительно вел себя последние несколько дней, был груб с мисс Уолтон, воздвигнул невидимую стену молчания между собой и Оливером, сварливо распек мисс Уолтон за то, что она переключила на него человека, с которым он не хотел разговаривать, и в конце разноса сказал, что отныне будет говорить только со своей женой и мистером Шултером.

Все это отразилось на атмосфере в конторе. Когда Деймон показывался в дверях, тишина в комнате, он чувствовал это, сгущалась, становилась плотной и напряженной.