Две тайны Аптекаря

— Где?! — рявкнул директор музея, потому что был уже не в состоянии построить более сложную фразу.

— Бумаги на подпись? — встрепенулась Артемида. — Сейчас же будут, я их вам принесу. Сварить вам кофе, господин Лунц?

— Где она?! — господин Лунц был готов взорваться. — Тут должна быть женщина! Ко мне должны были прийти! Посетительница! Тут никого не было?

Артемида опешила от такого напора.

— Простите, господин Лунц… Здесь действительно была одна…

— Где?! — завопил Лунц не своим голосом.

— Но… — Артемида совершенно не понимала, что такого срочного могло случиться. — Но она пришла не в часы приема и без предварительной записи, поэтому я сказала, что вы не примете ее, и попросила уйти. Разумеется, я сказала ей, что она может записаться на другой день, когда у вас будет прием посетителей…

— Как вы посмели? — окончательно потерял самообладание господин Лунц. — Кто дал вам право своевольничать?!

— Но в мои обязанности входит создавать для вас комфортные рабочие условия, и если бы я пускала к вам всех подряд…

— Где она?! — господин Лунц ухватился обеими руками за стол Артемиды и угрожающе склонился над своей верной секретаршей.

— Вышла пару минут назад, — выдавила перепуганная Артемида.

Господин Лунц выскочил из приемной, как теннисный мяч, и поскакал вниз по лестнице с его же прытью. Уже в самом низу, на пути к гардеробу он нагнал высокую девушку в длинной мешковатой юбке, из-под которой выглядывали грубые ботинки малинового цвета. Директор музея не знал, как обратиться к ней, поэтому выдохнул первое, что пришло в голову:

— Кислая? То есть… простите! Вы — госпожа Кислая?

Девушка обернулась и покачала головой.

— Я не Кислая, — сказала она, и у господина Лунца чуть не остановилось сердце. — Я Луговская. Кислый — это мой муж, — добавила она через пару секунд, и сердце директора музея опять заработало.

Бережно придерживая жену Сержа под локоть, он проводил ее до своей приемной, ежеминутно улыбаясь и предупредительно открывая перед ней двери. Испепелив Артемиду взглядом, он потребовал немедленно принести в кабинет два кофе и скрылся за двойными дверями со своей спутницей.

— Мне бы не очень хотелось обсуждать этот вопрос тут, на работе, — осторожно начал Лунц, плотно прикрыв за собой дверь.

— Ничего страшного, — отозвалась Луговская.

Она села на самый крайний стул за большим овальным столом в директорском кабинете, говорила тихим, но уверенным голосом и почти не поднимала глаз. Она была очень красивая, и это сильно диссонировало с ее нелепой одеждой.

— Дело в том, что я очень боюсь утечки информации, — продолжил Лунц.

— Не нужно бояться. Полагаю, копия необходима музею исключительно в просветительских целях.

— Да-да, именно так… — Лунц несколько опешил: его визави, по всей видимости, не впервые вела подобные беседы.

— И для меня крайне важно качество.

— Это я поняла, иначе бы вы не стали разыскивать именно меня.

Лунц снова удивился. В ней чувствовался железный стержень.

— Но вы же знаете, о каком именно художнике идет речь? Ваш супруг рассказал вам, какую именно работу мне нужно скопировать? Этот мастер очень непрост.

— Я знаю. — Она провела пальцем по зеленому сукну на столе. — Вы можете не волноваться, я сделаю. Я его уже делала. Никто ничего не заметит. Никогда. Я лучшая. — Она говорила короткими предложениями с довольно долгими паузами. — Мне нужно знать сумму и условия.

Господин Лунц понял, что удивляться бесполезно, она была странная, но он стал привыкать к ее манере. И еще ему показалось, что он уже где-то видел эту женщину раньше.

Он оторвал от стопки маленькую желтую бумажку, написал на ней цифру, поднялся со своего кресла и отнес на другой край стола Луговской. Она посмотрела на бумажку, ничего не говоря, взяла у Лунца ручку и дорисовала еще один ноль.

— Но это невозможно! — воскликнул Лунц шепотом.

— Невозможно сделать копию так, как делаю я. — Она впервые подняла глаза и внимательно посмотрела ему в лицо.

— Это огромные деньги. — У Лунца вспотели ладони. — Боюсь, я не смогу их найти.

Луговская спокойно поднялась.

— Мне пора, — сказала она. — Мне жаль, что мы потратили время, но я не смогу вам помочь. Ищите другого. У нас полно копировальщиков.

— Постойте. — Лунц остановил ее, придержав за рукав.

Она тут же убрала его руку, взглянув на нее так, будто ей на рукав села летучая мышь.

— Я согласен, — тихо сказал Лунц, оглянувшись на дверь. — Что вам нужно еще?

— Оригинал, разумеется, и возможность работать. Полотно большое. Я постараюсь сделать как можно скорее, но это потребует времени, вы понимаете.

— Это срочно, — сказал Лунц. — Очень срочно. Но сейчас всё складывается как нельзя удачно — картина в мастерской, там легкая реставрация. Вы сможете работать после закрытия музея? А на днях мы ее снова повесим, и я обеспечу вам доступ в зал.

Луговская кивнула.

— Аванс я хотела бы получить как можно скорее, — сказала она. — Приступить смогу прямо сегодня.

— Вы меня просто спасете, — выдохнул господин Лунц. — Вы не представляете, насколько это важно… для музея. Конечно же для музея. В просветительских целях.

— Я пойду, — спокойно сказала Луговская.

— У вас очень знакомое лицо, — не выдержал Лунц. — Я не мог видеть вас где-то раньше?

— Могли, — невозмутимо кивнула знаменитая супруга Кислого. — Тут, в музее. Я тут работаю.

Господин Лунц решил, что ослышался.

— Вы работаете в нашем музее?

— Да, в отделе частных коллекций.

— Быть этого не может!

— Может. Я же работаю.

— И как давно?

— Десять лет. Младшим научным сотрудником.

— Все десять лет? — Лунц никак не мог справиться с удивлением.

— Да.

— И почему же вы до сих пор младший научный сотрудник?

— Потому что старших у нас и так достаточно. Их почтенный возраст не позволяет мне вступать с ними в конкурентную борьбу. Да я бы и не стала тратить на это время, мне есть чем себя занять.

— Это какой-то абсурд, — возмутился директор музея. — Я займусь этим вопросом. Свою компетенцию вы доказали более чем.

— Не нужно, — по-прежнему невозмутимо сказала самая талантливая копировальщица подпольного рынка искусства. — Я работаю в музее не для этого, не для карьеры.

Она оставила на столе карточку со своим телефоном и сказала, что приедет в музей к восьми часам вечера. Холст для работы у нее уже был.

Часть восемнадцатая

Я ждала Марту и смотрела в окно, потом на минуту вышла на кухню, и в этот момент раздался звонок в дверь. Я побежала открывать Марте, но на пороге оказался Марк. Он был в прекрасном настроении и держал за ручку большую плетеную корзину с фруктами и бутылку вина. У него почему-то была перевязана рука, но я даже не спросила, что случилось. Я была так рада его видеть, что тут же кинулась на шею.

— Я тоже соскучился! — воскликнул он, поставил на пол корзинку и, неловко вывернувшись, поцеловал меня в уголок губ. — Ты меня ждала?

— Вообще-то я ждала не тебя, а Марту. Ты не представляешь, что случилось. Проходи скорей.

Он прошел за мной, я остановилась у злосчастной стенки и показала ему на фотографии.

— Смотри, — сказала я. — Ты ничего не замечаешь?

— А что такое? Прекрасные фотографии, я тебе уже говорил.

Он снова поцеловал меня в щеку.

— Нет, Марк, я не об этом. Подожди. Посмотри, пожалуйста, как следует. Ты же сам хвастался, что у тебя профессиональная память.

Марк посмотрел на фотографии, пару раз повернул голову набок, как собака, потом снова повернулся ко мне.

— Третья справа в верхнем ряду висит криво, — сказал он. — А теперь пошли на кухню и откроем вино. Я принес фрукты и буду тебя баловать.

— Марк! — Я уселась на комод, на котором стояли часы, шкатулки с безделушками, флаконы с притертыми пробками и пузатый флакон с пульверизатором и резиновой грушей, который достался мне еще от бабушки. Груша, разумеется, уже рассыпалась от старости, и ее заменили новой. Я переливала в этот флакон свои духи. Марк смеялся и говорил, что это шикарно.