Клео. Как одна кошка спасла целую семью

Кошки и младенцы плохо сочетаются с вечеринками. Клео и Лидию я решила было удалить на это время в тихую комнату, подальше от эпицентра. Но оказалось, что у них обеих гости вызывают скорее любопытство, чем страх. Тогда я позволила им выйти. Клео тут же облюбовала для себя Саймона, рыжеволосого любителя кошек, и провела большую часть вечера у него на коленях, дегустируя ломтики ветчины. Лидия, в прелестных голубых ползунках (купленных, когда еще она должна была стать мальчиком), одаривала мальчиков благосклонной улыбкой, как королева-мать своих верных подданных.

Мальчики затеяли игру в «колечко-колечко, выйди на крылечко». В их случае это было «выпрыгни на крылечко». Дождь яростно бросался на окна. Над крышей раздавались оглушительные литавры — это грохотал гром. Стук дверного молотка, закрутившегося на шарнире, совпал со вспышкой молнии.

В дверях стоял старый фокусник, с фальшивым носом и в круглых очках. С большущим чемоданом в одной руке, он не обращал внимания на грозу, как будто буря была не более чем театральным эффектом, оповещавшем о его приходе. На вид ему было не меньше восьмидесяти. Извинившись за опоздание, он снял плащ и похлопал себя по лысине. Мне стало страшновато за него. Табун разыгравшихся мальчишек — не самая благожелательная аудитория. Ребята критически следили за артистом, между тем как он решительно вошел в гостиную. Ох, чувствую, его хватит секунд на тридцать, не больше.

Руки у него были квадратные, пальцы коротенькие, как окурки. Руки каменщика. Однако они оказались неожиданно проворными. Фокусник опускал веревку в пластиковый пакет, заставляя ее становиться то длинней, то короче, а шарфы, залитые чернилами, побывав в картонной коробке, выходили из нее чистыми. Хотя мальчики и были настроены скептически, они смотрели во все глаза и невольно ахали.

Для завершения своего выступления старичок приберег цилиндр. Он попросил именинника три раза дотронуться до него волшебной палочкой. К всеобщему изумлению, в шляпе оказался живой белоснежный голубь.

Клео — она рассеянно наблюдала за представлением, лежа у Саймона на коленях, — вдруг метнулась по полу, как лакричная пуля, и прыгнула на птицу. Старик отпрянул и завалился на спину. Испуганный голубь забился, вырвался у него из рук. Мальчики затаив дух следили, как птица металась по комнате, потом неловко устроилась на фикусе. Стив схватил Клео и вынес ее из комнаты, пока я помогала фокуснику подняться на ноги.

— Вот это да! Это лучший день рождения из всех, на каких я только бывал! — выкрикнул один из мальчиков, когда фокусник достал птицу и отнес ее на кухню. Раздались одобрительные выкрики остальных, а потом все зааплодировали старому артисту.

После выступления старичок успокаивал голубя и собственные нервы на кухне за чашкой чая. Стены сотрясались от оглушительных напевов Дэвида Боуи.

— И этоони называют музыкой? — вздохнул он, стягивая и пряча в карман пластмассовый нос с очками. — Лично я — почитатель Бинга Кросби.

Старик допил чай, упаковал в чемодан свой реквизит и отправился обратно в грозу, в более безопасное место. Помахав ему на прощание, я вернулась в гостиную. Еще не так давно при виде пятнадцати мальчишек в пижамах, прыгающих по диванам, свисающих с люстры и устроивших потасовку на ковре, я бы пронзительно завизжала на них и начала бы наводить порядок. Но я слишком много лет потратила попусту, пытаясь воспитывать сыновей криком… Плюнуть на шум, беспорядок и присоединиться к общему веселью было куда приятней.

Я окинула взглядом море голов, пытаясь найти Роба. Обнаружить его оказалось несложно: в красном халате и с Клео на руках.

— Во, ребята, это вам точно понравится! — крикнул он, делая звук стереосистемы еще громче.

Боуи грянул любимую песню Роба «Давай потанцуем». После этого выбора у меня не было, оставалось лишь одно — капитулировать. Пристроив Лидию на бедро, я покачивалась, изгибалась и кружилась, пока не заболели ноги. Комната светилась весельем. Я не устраивала таких вечеринок с тех пор, как умер Сэм. Нет, неверно — я их не устраивала никогда. С тех пор я не только пролила реки слез, но и много передумала о том, что на самом деле важно. Не нужно все время их воспитывать, постоянно одергивать, поучать. Дети — не монстры, которые только и ждут подходящего момента, чтобы уничтожить мебель в доме. Пара лишних царапин только украсит кофейный столик. Мы хохотали. Мы танцевали. Мы жили.

Спустя несколько недель после дня рождения Роба мне позвонил Джим Такер, редактор из газеты. Джим собрался выпускать солидную газету, «Санди Стар», и спрашивал, не хочу ли я пойти к нему работать очеркистом. Слушая Джима, который взахлеб рассказывал мне о своих планах, я изо всех сил пыталась сосредоточиться на его энергичном голосе и боролась с искушением себя ущипнуть, чтобы убедиться: это не сон. Новая интересная работа — это было то, о чем я так долго мечтала, на что уже и не надеялась. Я была уверена, что это со мной никогда не случится. Да и откуда взяться интересным предложениям? Мои еженедельные заметочки о семейной жизни в веллингтонской газете едва ли тянули на Пулицеровскую премию.

Джим предлагал мне то, о чем мечтает любая мать, — гибкий рабочий график. Но одна вещь показалась мне совершенно неприемлемой. По крайней мере, я не была готова это обсуждать. Если я соглашусь на эту работу, нам придется подняться с места и с детьми, кошкой и всем скарбом переехать на шестьсот километров севернее, в Окленд. С сердцем, выскакивающим из груди, я поблагодарила Джима и спросила, может ли он дать мне какое-то время, чтобы все обдумать.

В кухню скользнула Клео и устремила на меня взор сощуренных, как два полумесяца, глаз. Я подняла ее, запустила пальцы в шелковистую шерсть. Здесь, в Веллингтоне, у нас много друзей. Как расстаться с Джинни и Джейсоном? Роб любит школу. После успешной вечеринки его популярность еще больше выросла. Лидия переезда и не заметит, она слишком мала, зато я понимаю, как изменится ее жизнь, если я выйду на работу. А как же Клео? Кошки ведь привыкают не столько к людям, сколько к месту.

Да и сама работа. Джим уверен, что я сумею писать о чем-то, кроме младенцев, ковровых покрытий и тележек в супермаркете, но что, если он ошибается? За десять лет, проведенных на нашей окраине, я, наверное, разучилась писать, утратила большую часть своих журналистских навыков. Часть мозга определенно атрофировалась. А зачем бы иначе я корябала списки покупок непонятным кодом, который сама потом не могла расшифровать в супермаркете? А свидетелями моего фиаско станет множество народу.

Я успела полюбить Веллингтон, научилась ценить его климат, горы и землетрясения, от которых крепчал характер. С другой стороны, большой город, более теплый климат — это привлекало. Порой я задавалась вопросом: не приносит ли несчастье наш домишко на зигзаге, построенный на линии разлома, всем, кто поселяется в его стенах? Мы со Стивом, пережив период подъема, связанный с рождением Лидии, понемногу начинали снова сползать в привычную рутину обид и непонимания. Любовь снова подергивалась ледяной корочкой. Может, романтичные цветы гибискуса и долгие летние ночи дадут нам шанс, позволят в последний раз испытать ее силу.

Стив — а он всегда поддерживал мою «сочинительскую карьеру» — был готов мириться с неудобствами от переезда и даже с тем, что оттуда ему будет существенно сложнее добираться до своего парома. Принять предложение Джима было очень рискованно. С другой стороны, отказ означал бы для нас другие риски, возможно, более опасные.

В саду я наблюдала, что аналогичные дилеммы решает и Клео: уцепившись задними лапами за развилку дерева, она свесила передние далеко вниз, стараясь дотянуться до верха забора. Кошка понимала, что слезать с дерева, как ни крути, придется и помочь в этом может только забор. Однако колебания продолжались: вот, извернувшись всем телом, Клео сделала отчаянную попытку возвратиться назад, на дерево. Поздно: она уже сделала первый шаг и так сильно растянулась между деревом и забором, что обратной дороги не было. Оставалось только как следует собраться, чтобы благополучно перескочить на забор и уверенно приземлиться на все четыре лапы. Если не получится, придется на глазах у всех позорно шлепнуться на клумбу. Клео не боялась риска. Она рисковала каждый день и почти всегда побеждала.