Золотой ретривер (СИ)

Я мчался на своем байке, гонимый жаждой мести. Не так хотелось отомстить за Яна, как защитить свою территорию и свое ремесло. Ведь лев защищает своих львиц, солдат — родину, мать — детей. Я ехал по той же причине, что и Че Гевара — в Конго. Я защищал то, что мне было дорого. Пусть не сейчас, когда–то. Кстати, я тоже на мотоцикле. Посмотрите на своего мужчину… Кхм… Ладно, я отвлекся. Все больше заплескивает адреналин, я буквально тону в нем. Улица Дворцовая. Отличненько, как любил говаривать один с моих дедов. Вот она — цифра 6. Одна из тех мифических несчастливых цифр.

Я взобрался на пятый этаж. Пешком, чтобы не привлекать внимания, в случае, если лифт оказался шумным. Попытался выбить двери, как «беркутенок». С первого раза двери не поддались, но со второго ввалились внутрь помещения на пару со мной. Я быстро пробежался к ближайшей двери, особо не вглядываясь в интерьер здешнего жилья. Первая дверь оказалась гостиной. Там Юлии не обнаружилось. Выбежал в коридор, заглянул во вторую дверь. Открыв оную, увидел, что Юля лежит на кровати. Встревоженная. Не смотрит на меня, хотя и знает кто я. Копошится в тумбе около ложа. Можно назвать даже «любовным ложе», ибо я увидел в углу какого–то мужика, поспешно натягивающего штаны, оставляя торс голым. Братик, твоя любовь изменила тебе. Так быстро?

В один момент они обратили все свое внимание на меня. Тут до меня дошло, что я что–то, да забыл. Оказалось, что все это время я бегал по квартире с пустыми руками. Невежливо приходить в гости без подарка.

— Сделай что–нибудь с ним! — рявкнула Юлия своему любовнику.

Мужчина, постарше Яна, но могу поспорить (в последнее время я стал более азартным, не так ли?), что младше меня, набросился что есть духу. Я, среагировав, провел ему хук в подбородок, апперкот, снова хук. Он уже лежит на пороге, скрючившись. Я присел, пытаясь его поизбивать что есть мощи. Да, мне, как и моим школьным обидчикам, неводомо правило «лежачего не бьют». Казалось, что один зуб я ему уже выбил. С его ноздрей текла кровь, прямо–таки, счетчик нанесенных повреждений. Так продолжалось секунд пятнадцать. Пока к нему не дошло, что я могу забить его до смерти. Он быстро встал, сбросив меня с себя. Я так же быстро отреагировал на это, но к тому времени он прописал мне мощный удар левой рукой в печень. Я рефлекторно немного согнулся. Он этим воспользовался, выписав еще один удар по черепу. Но после этого он допустил ошибку, послав свой кулак мимо моей головы. Я этим воспользовался, выполнив контрудар. Мы оба не ожидали, что он врежется в стену коридора от моего одного удара. Решив, что с этим пора заканчивать, я достал с пояса, где положено хранить свой мобильник, нож. Никогда еще я не был столь жесток. А вот почему: когда он посмотрел на меня, я инстинктивно воткнул нож ему в глаз. Может не поверите, но меня всего перекосило, когда я увидел, как с места, где прежде был глаз, лилась красная струйка. Кажется, я немного переборщил. Ну да ладно. Осталась еще одна цель.

Юля также видела то, что происходило в коридоре. Она стояла, занемев, окутанная простыней. Что–то бубнила, но ее можно было понять. Хотелось еще добавить что–то вроде «Аста ла виста, бэйби». Но даже, если бы от этой фразы зависела моя жизнь, все равно не мог произнести это, ибо ужас был велик. Мы секунд пять всматривались друг другу в глаза, пытаясь найти истину. Она со страхом, я же не знал, как называется та эмоция, которую испытывал. Вернее даже будет сказать — переживал. Она заплакала, что–то говоря. Теперь я уже мог разобрать. Она не просила, но молила:

— Прошу! Не надо. Не надо… Прости меня! Прости, как я прощаю должникам своим.

— Я атеист. — сказал я более писклявым голосом, чем задумывал. С этими словами нажал на курок.

Лишь выбегая с ее квартиры, я подумал, что это могла быть и не она. В смысле, могла и не она подставить Яна. Но я считал, что с вероятностью девяносто восемь процентов — именно она. Но потом в моей голове, которая в отличии от остальных частей тела, осталась чистой, без следов крови, образовалось воспоминание о том, что она говорила. Она говорила: «Прости». Не спроста она это говорила. За тот короткий отрезок времени, который мы знакомы, она мне ничего не задолжала. Но уже успела обмануть. А может быть, именно в этом талант настоящего пройдохи? Влиться в окружение, запудрить мозги, а потом — нанести решающий удар. Теперь это не суть как важно. Я поехал домой, чтобы переодеться. Благо, по дороге и когда высаживался с мотоцикла около моего подъезда, я не встретил людей, так как на улице уже вовсю разгуливал поздний вечер. Даже самые непослушные и «экстримальные» дети уже спят. Ночь их убаюкала. Как и, впрочем, мои действия — совесть. Думаю, что вам будет не очень интересно, но подумайте — почти в каждом литературном творении, даже в самом великом (к примеру — «Гамлет»), в главной роли фигурирует смерть. Нет, она не глупа, она не высовывается. Но главные герои либо манипулируют ею, либо страдают от нее. В моем случае — у меня погибла мать, когда я был в третьем или четвертом классе. Дедушка — несколькими годами позже. Спустя много лет — потерял Драго, хотя и не уверен, что он погиб. Наверняка зажигает где–нибудь на Гавайях, осыпая деньгами элитных девочек. А тем временем, я овладел смертью, направив ее на своего обидчика. Никогда не думал, что это будет девушка.

Я свободен.

Я ехал по автостраде. Часто ел в придорожных ресторанах с «маминой домашней кухней», где «Синяя тарелка», включая фруктовый салат на закуску и пирог с шариком мороженого на десерт, стоила полтора доллара. Не встретил ни одного кафе быстрого обслуживания, если не считать таковым «Говард Джонсон» с его двадцатью восемью вкусами и Простаком Саймоном на логотипе. Видел отряд бойскаутов, жгущих костер из осенних листьев под присмотром командира отряда. Видел женщин в длинных пальто и галошах, пасмурным днем снимавших с веревок выстиранное белье из опасения, что пойдет дождь. Видел пассажирские поезда с названием «South Express» или «Star of Alice», мчавшиеся в те австралийские края, где зиму не пускали на порог. Видел стариков, куривших трубки на скамейках городских площадей. Видел миллион церквей и кладбище, на котором не меньше сотни прихожан стояли вокруг еще не засыпанной могилы и пели. Я видел людей, строящий амбары. Я видел людей, помогающих людям. Двое таких, ехавших на пикапе, остановились, чтобы помочь мне, когда у «Мустанга» выбило крышку радиатора. Произошло это около Дарвина, где–то в четыре часа дня, и один из них спросил, не нужно ли мне место для ночлега. Я могу представить, что такое возможно и в Украине, но с большой натяжкой.

Видите? Я могу вам рассказывать где езжу, что ем, и вообще как у меня дела, хотя я уверен, что вас это не особо сильно волнует (разумеется, если книга вообще найдет своего читателя). Наконец я избавился от сюжета «проснулся–афера–сон». Я свободен во всех смыслах.

В один благословенный день я добрался до города Алис — Спрингс. На широкой, обсаженной деревьями Главной улице я заметил небольшой ресторан. На табличке в витрине прочитал: «Лучшие молочные коктейли, жареный картофель и бургеры во всей Австралии!»

Я оставил Ford перед рестораном на одной из парковочных клеток, вошел и заказал бургер. Выяснилось, что это двойной чизбургер с соусом барбекю. К нему полагались мескито–фрайс и родео–шейк, с клубничным, шоколадным или ванильным мороженым на выбор. Картофель оказался какой я люблю: хрустящий, солоноватый и чуть пережаренный.

Ко мне подошел мужчина средних лет, худощавый. Прическа в стиле рокабилли, тронутые сединой бандитские усы, густой выговор, шляпа из газеты, сдвинутая на один глаз. Когда я спросил его, сколько стоит аренда в Алис, он рассмеялся и ответил: «Цену будете назначать вы. Но если речь зайдет о работе, с этим у нас туго. По большей части ее можно найти только на ранчо, а вы, уж простите, на ковбоя не похожи».

— Я точно не ковбой. — подтвердил я. — Если на то пошло, больше тяну на писателя.

— Да вы что! Я мог что–то читать?