Золотой ретривер (СИ)

Я пытаюсь намекнуть на то, что в тот отрезок (сразу после того, как Драго выбыл с игры) времени произошла аферка, которую я почти детально описал во вступлении.

Марк стоял около платной парковки, осматривая ворота, делая замеры тротуара. При этом, одет в светоотражающий жакет. Он ждет, пока парковщик не уйдет на заслуженный обед.

Движения «присядь–вытяни рулетку–сделай вид, что что–то замеряешь (например, ширину тротуара) — встань» надоели. Марк просто стоял, делая вид, что кого–то ждет, в свою очередь, наблюдая за прохожими. Дверь «Rotary Apartments», находившегося через дорогу, открылась, и на улицу вышел худощавый молодой человек. Он придержал дверь, пропуская женщину в пальто из шотландки и белых туфлях с закругленными мысками, какие носят медсестры. Крепкого телосложения, она едва доставала молодому человеку до плеча. Седеющие волосы зачесаны назад, лицо испещряет преждевременные морщины. Голова повязана красным платком. Помада такого же цвета подчеркивала маленький рот, недовольный и сварливый, рот женщины, верящей, что весь мир настроен против нее, и за годы собравшей немало тому доказательств. Парень быстро пошел по тротуару. Его мать поспешила следом, схватила его сзади за пальто. Он повернулся к ней. Они ссорились, но говорила главным образом женщина. Трясла пальцем перед его лицом. Я не мог расслышать слов — нас разделяли добрых полтора квартала. Потом он двинулся к углу Западной Седьмой и Саммит–авеню, как я и ожидал. Он приехал на автобусе, а ближайшая остановка находилась там.

Женщина какое–то время постояла, словно в нерешительности. Давай, Мама, подумал я. Ты же не собираешься так легко его отпустить, правда? Он всего лишь в половине квартала.

Она последовала за ним, а когда они приблизились к углу, возвысила голос, и до меня донеслись ее слова:

— Остановись, не иди так быстро, я еще с тобой не закончила!

Он оглянулся, но продолжал идти. Она догнала его у автобусной остановки и дергала за рукав, пока он посмотрел на нее. Палец тут же закачался, как маятник. Я слышал только обрывки фраз: ты обещал, и отдала тебе все, и — думаю — кто ты такой, чтобы судить меня. Я не мог видеть лицо парня, потому что он стоял спиной ко мне, но его поникшие плечи говорили о многом. Я сомневался, что Мама впервые выскакивала следом за ним на улицу, непрерывно тараторя, никого не замечая вокруг. Она прижала руку к груди вечным материнским жестом: Смотри на меня, ты, неблагодарное дитя.

Паренек сунул руку в задний карман, достал бумажник, дал ей купюру. Она бросила деньги в сумочку, не взглянув на номинал, и пошла к «Rotary Apartments». Потом что–то вспомнила и вновь вернулась к нему. Марк уже не слышал то, что говорила эта мадам. Мимо проходил какой–то мужчина. Он демонстративно заткнул пальцем ухо, улыбаясь. Если Мама заметила, то не подала и виду. Она не желала замечать и смущения на лице сына.

Показался автобус. Когда он подъезжал к остановке, парень возвысил голос, чтобы перекрыть шипение пневматических тормозов. Но и этот крик Марк не смог разобрать.

Марка отвлек восклик. Не там, вдалеке, а прямо у него под носом. Он твердил о том, чтобы Марк закатил его «Кадиллак» на парковку. Мужчина заплатил, ушел за угол. Дальше сами можете догадаться о том, что произошло.

После кражи автомобиля, в предрассветные часы послехеллоуинского утра, я оказался не дома, а в океане. В штормящем океане. Я цеплялся за планширь большого судна — думаю, яхты — и меня едва не смывало за борт. Ревущий ветер швырял капли дождя мне в лицо. Гигантские волны, черные у основания и пенно–зеленые на гребне, накатывали на меня. Яхта поднималась, накренялась, потом вворачивалась вглубь, словно штопор в бутылочную пробку. Я вырвался из этого сна с гулко бьющимся сердцем и скрюченными руками, пытающимися ухватиться за воображаемый планширь. Да только ощущение, что кровать ходит вверх–вниз, осталось. Мой желудок будто отцепился от мышц, которым полагалось удерживать его на месте.

В такие моменты тело почти всегда мудрее рассудка. Я отбросил одеяло и рванул в ванную, по дороге пнув ненавистный желтый стул. Потом, конечно, пальцы ног болели, но в тот момент я ничего не почувствовал. Я пытался целиком и полностью перекрыть горло, однако добился лишь частичного успеха. Слышал, как странный звук просачивается через него в рот. Что–то вроде: алк–алк–арп–алк. Яхтой оказался мой желудок, сначала поднимающийся, а потом, опускаясь, входил в штопор.

На побережье Марк начал разговор с человеком, которого практически не знал:

— Слушай, ты должен меня понять правильно. Если не восприймешь информацию, с которой я с тобой поделюсь, то просто сделаешь вид, что нашего разговора не было. Хотя сейчас я рискую ухудшить свой авторитет в твоих глазах, но я знаю на что иду. Ты согласен принять мои правила?

— Целиком и полностью.

— Дело в том, что сейчас мне как никогда нужна помощь. Драго от меня ушел, хоть и не по своей воле. Как я полагаю, ты станешь достойной заменой.

— Что от меня требуется?

— Для тебя это будет диковинкой, но лучше–ка я покажу на примере.

Марк принялся обходить пляж, атакуемый морским бризом со стороны воды. Не сразу стало понятно, чего он добивается. «Мистер Блащиковски» подходил к туристам, отдыхающим на лежаках, а они в свою очередь давали ему некоторое количество денег, сродни тому, как бы они участвовали в благотворительности. По сути, это и является благотворительностью. Люди скидываются во имя излечения больной души.

Когда Марк вернулся и объяснил все более детально, тучи рассеялись, как и в прямом смысле, так и тучи над сознанием собеседника «мистера эМБи».

Проснувшись на следующий день, в горсти опилок на ногах, Марк позвонил Яну:

— Доброго утра, соня. Ты не поверишь, что со мной случилось.

— Не поверил бы, если бы не знал тебя. Каков наш план?

— Заедь забери удочки, а вечером я буду на месте, указываемом в сообщении, которое отошлю немного позже. Я не решил, куда следует поехать.

— Мы будем на рыбалку собираться?

— Можно и так сказать. Хотя я и был не единажды с дедушкой на рыбалке, но не помню, чтобы он поймал хотя бы одну рыбешку. Обычно мы ставили удочку, а сами накрывали поляну, осыпая ее всякими вкусностями, приготовленными бабушкой.

— Небось, именно с дедушкой ты впервые попробывал алкоголь. Мне кажется, что это вполне вероятная ситуация.

— Да, но именно поэтому я больше никогда не притрагивался к водке. Меня просто воротит от нее.

— Ладно, я буду через час. Юлие нужно быть вместе с нами?

— Я захватил три удочки, поэтому твоя подруга будет весьма кстати. Больше наловим.

— Понял, уже собираюсь.

На этом разговор окончился.

Приехавший Ян был в недоумении по поводу плана, но недоумение вызывало еще большую заинтересованность и азарт. Подкормил интерес внешний вид переделанных удочек: на одной был на конце нацеплен большой круглый магнит, на другом — крючок, на третьем — маленький пакет, скрывающий еще что–то определенно интересное. Погрузив в машину дивные и странные приспособления, парни пожелали друг друг скорой встречи. Через двадцать минут на Nokia Яна пришло сообщение:

«Пролетарская улица, на углу третьей больницы. 23:20.»

Вызов принят. Ян позвонил Юлие, сообщив, что ее ждет, хотя и сам не был уверен. Не уверившись, что она заинтригована, Ян окончил общение.

Марк же тем временем был полностью расслаблен, развалившись на диване, употребляя перорально Биг — Мак и запивая его бутылочкой Ubuntu Cola, смотрел на Blu — Ray–проигрывателе «Симпсонов». Время дает подарок в виде расслабления и отдыха. Но не для того Марк строил свое королевство, чтобы расслабляться. Расслабся, покажи, что ты слаб — тебя разорвут на части, скормив медвеженку Тедди. Но ничего более не оставалось делать. Но «мистеру Блащиковски» становилось все хуже.

Вечером Марк очутился наедине с парализующей головной болью, какой не испытывал никогда в жизни. Должно быть, с мигренью. Точно сказать я не мог, потому что еще с ней не сталкивался. Даже от тусклого света в голове все гудело, а глаза слезились.