Дверь в глазу

Она пыталась нащупать дверную ручку, когда вдруг Куик резко отвернулся от нее, схватился за руль и потер ладонью глаз, будто в него что-то попало. Он пробурчал под нос что-то, Джейси не расслышала.

В голове Джейси промелькнула мысль, что Куик сейчас откроет дверь и уведет ее обратно в лес, но он завел машину, выехал на дорогу и дружелюбно похлопал Джейси по коленке.

— Как ты, Джун? Как настроение?

— Нормально, все в порядке, — ответила Джейси. — О, черт, вообще-то слушай, Стюарт! Я только сейчас подумала. Мы можем здесь повернуть быстренько? Мне нужно на секунду зайти домой. Хочу взять купальник.

— Что за глупости, зачем он тебе? — сказал Стюарт.

— А как же? Я хочу поплавать. Ты же сказал, что мы будем купаться.

— Можешь купаться в том, в чем есть, — сказал Стюарт. — Это тихое местечко. Там никто не обратит на тебя внимание. Это не важно.

— Для меня важно, — выпалила Джейси. — Я не собираюсь весь день ходить в мокрых, холодных шортах. Мне нужен купальник.

Куик замолчал. Джейси слышала, как он дышит через нос. Потом он рассмеялся — сухо, отрывисто, без тени радости.

— Ну ладно, сестричка, — сказал он. — Как скажешь.

Машина сбавила скорость и повернула.

Сердце Джейси бешено колотилось. Она чувствовала его пульсацию даже не столько в груди, сколько в подбородке, за который ее схватил Куик, под своими джинсовыми шортами, в губах и в том месте на ноге, где его жесткий палец пытался стереть родимое пятно. Она не знала, что делать, когда окажется дома, но ей казалось, что, как только за ней закроется входная дверь, идея появится.

«Лансер» Куика проехал мимо дома Фенхагенсов, во дворе которого малыши-близнецы боролись в надувном бассейне. Следующим был дом Маклуренсов. Их сын-подросток жег сорняки в канаве сбоку от лужайки. При дневном свете огня не было видно — только полосу колышущегося воздуха.

— Вот здесь, — сказала Джейси.

Они плавно повернули. Куик подкатил к дому. Серебристый «Бьюик» отца Джейси стоял на подъездной дорожке — на три часа раньше, чем договаривались, — но, когда она увидела его, она не почувствовала облегчения.

— Эй! — сказал Стюарт. — А это кто?

Отец Джейси ходил по лужайке, обрывая засохшие лепестки на розах, которые сам же посадил много лет назад. Он обернулся на шорох шин по гравию и, не успев еще разглядеть свою дочь за темным стеклом, неловко помахал рукой, роняя коричневые лепестки.

Как только Джейси увидела отца, страх покинул ее и его место занял ледяной стыд. Вот стоял отец, — ему еще не было сорока, но он уже был лыс, как яблоко, — озаренный непостижимой улыбкой толстого мальчика. Его лицо, опухшее от солнечного ожога, рдело на фоне темной зелени розовых кустов. На нем были дешевые резиновые шлепанцы, которые Джейси терпеть не могла, и черная футболка, на которой распыленной краской были нарисованы головы воющих волков, — ее уменьшенная копия лежала на дне шкафа Джейси с необорванным ценником. Изношенные серые носки обессилено сползали по его толстым щиколоткам, а над ними — до боли знакомые ноги, семейное проклятье, передавшееся Джейси: кривые бетонные столбы, которые не переделаешь, даже если будешь всю жизнь заниматься спортом.

Непоправимое унижение, которое она испытала, обрушилось на нее неожиданно, и она не могла объяснить его причину. Но ею овладело невыразимое, острое чувство, что отец не совсем отдельный человек, а часть ее самой, причина розовости и квадратности и неизлечимой ранимости, которую она всеми силами скрывала от мира. Что бы привлекательное ни нашел в ней Стюарт Куик, оно не затмит ассоциацию с этим флегматичным радостным толстяком, который шел к Джейси по бермудской траве, — она была в этом уверена.

Джейси открыла дверцу.

— Ты вернешься? — спросил Куик с нажимом.

Она не ответила.

— Вот ты где, — сказал отец. — Где ты была, Джейс? Я тебя уже час жду.

— Я-то в чем виновата? — зашипела Джейси. — Ты сказал — в семь.

— Да, — сказал отец. — Я пытался дозвониться. Я раньше освободился. И подумал, что перед ужином мы могли бы съездить в аквапарк.

Он посмотрел через плечо Джейси на «Мицубиси», любимую игрушку Стюарта Куика, — она стояла с невыключенным двигателем.

— Кто это, Джейси? С кем ты?

Позади нее открылась дверца машины, и Куик окликнул ее по имени матери. Джейси рванула к дому. Ей пришлось обогнуть мопед Линдера, чтобы выбежать на дорожку, выложенную кирпичом. Линдер с Майей могли вернуться с минуты на минуту, и тогда сегодняшнее торжество позора достигнет апогея.

Джейси вбежала в дом, поднялась по застеленной ковром лестнице в спальню и обнаружила, что там ее ждет маленькая приятная новость. После нескольких часов заточения кот все же разделался с птенцом голубя, хотя на розовую лапку и изломанный треугольник голого крылышка его аппетита не хватило, и они остались лежать на одеяле. Когда запыхавшаяся Джейси вбежала в комнату, кот, дремавший на подоконнике, спрыгнул с него и вскочил на кровать. Он нахохлился возле останков птицы, враждебно глядя на Джейси. Но вскоре расслабился, поняв, что она не представляет для него угрозы, и доел добычу.

Аттракцион

Перевод В. Кобенковой и Е. Шульги

Уже стемнело. Солнце ушло за апельсиновые рощи, уступив место сверкающей палитре ярмарочных аттракционов. Слепящие красные огни чертова колеса, белые и синие огни колеса обозрения, зеленое мерцание «Орбиты», рассеянный свет желтых и фиолетовых ламп «Летающих кресел» смешиваются, и небо светится бурым цветом. Цаплями в дренажном канале неподалеку овладела паника. Чтобы спрятаться, они перебираются к дубу, который растет рядом с забитым сеном загоном для «Самой маленькой лошади в мире». Дерево будто приходит в движение от того, что белые цапли в беспокойстве то и дело складывают и расправляют во всю длину крылья.

Тень наползает на киоск с китайскими пельменями. Флоридская ящерица, вскарабкавшись на баллон с пропаном рядом с окошком киоска, соскальзывает и сползает по эмалевому боку баллона на пятно въевшейся ржавчины. Ящерица трется о ржавчину брюшком, от чего ей становится тепло, и ее шкурка цвета молодой листвы становится цвета листвы опавшей.

Ее возню замечает семилетний Генри Лемонс — он подходит и, сложив ладони лодочкой, снимает ящерицу.

— Что у тебя там? — встав за спиной у Генри, спрашивает десятилетний Рэнди Клотч.

Мальчики только сегодня познакомились. У Джима Лемонса, отца Генри, и Шейлы Клотч, матери Рэнди, здесь было назначено свидание вслепую. Джим Лемонс — специалист по маркетингу в фирме в Нортон-Бич, в двух милях езды отсюда. Сестра Шейлы, Дестини Клотч, работает в справочной службе — она и устроила свидание.

Совместный вечер проходит очень хорошо — слишком хорошо для Генри и Рэнди, которые сорок минут уже слоняются по аллеям, наблюдая, как их родители раз за разом поднимаются на колесе обозрения. Они видят волосы матери Рэнди — до того светлые, что отливают белым, — и желтую бейсболку, которую Джим Лемонс надел, чтобы скрыть залысины.

Генри прижимает ящерицу к груди.

— Ничего. Просто ящерка.

— Да ну? Хамелеон? Какого цвета? — спрашивает Рэнди. — Дай сюда.

Генри бережно приоткрывает кулак. До чего милая ящерка! Уголки ее рта, хотя у нее и губ-то нет, приподнимаются в хитрой тонкой ухмылке, словно ей нравится находиться в плену у Генри. Грудка часто пульсирует, мягко касаясь грязных складок на большом пальце мальчика. Единственное, что выдает ее тревогу, — цвет шкурки становится все бледнее. Может показаться, что она просто зеленая, но Генри Лемонс, поднеся ящерицу близко к глазам, видит, что кожа у нее не однотонная, а состоит из мозаики крошечных желтых и синих чешуек.

— Никакого, — отвечает он Рэнди.

— Фигня, дай сюда, — говорит тот и хлопает Генри по зажатому кулаку.

— Не фигня, ты, жиртрест! Убери руку. Это мое.

Рэнди Клотч краснеет. При своих ста семидесяти фунтах он самый толстый десятилетний мальчик на всей ярмарке Индиан-Ривер, а возможно, и самый толстый десятилетний мальчик во всем округе Индиан-Ривер. Руки — как кегли для боулинга. Грудь колышется при ходьбе. На ноге тяжелый синий гипс. Две недели назад, когда он долбил по газетному автомату, пытаясь вытрясти монету, автомат упал на него и сломал кость под самой коленкой.