Серпантин

Линецкий, скажем, мог потерять себя в трёхмерных пятнашках...

"Пересувной" такой торпедный заводик уже было заработал в его голове... Кубометры темноты - направо и налево...

Если бы его не увлекли некие связи... Между явлениями эмпирического мира...

Он даже подумал, что между этим самым днём... И прошлой ночью... Существует изоморфизм... Взаимно-однозначное соответствие... с сохранением системы отношений между элементами структур...

Структурализм, быть может, вовсе не так мёртв, как о нём принято думать... - сказал сам себе Линецкий...

И белый катер, который он видел ночью, тоже был, значит, никаким не катером... А прообразом того, что стало видно днём...

Линецкий не мог не вспомнить, как ночью едва не остался "с носом"...

Белым корабельным...

Когда посмотрел на небо сквозь стёклышко, которое за гривну купил у мальчишки...

"Холодная пиво, вобла с икрой!" - истошно кричали мальчишки вчера... Да и все дни... Они ходили по пляжу с этим криком...

Но теперь они ходили по-другому... Молча, важно, с подносиками... На которых разложены были чёрные стёклышки...

Какая-то зимняя музыка посреди пекла... Возможно, музыка Минкова... К "Снежной Королеве"... Что-то такое завертелось было уже в голове Линецкого...

Но её оборвал крик: "Закопчённые стёкла! Спешите! Затмение заканчивается!"

Линецкий вернулся наружу... И, глянув на солнце сквозь купленный за гривну осколок... Подумал, что увиденный ночью нос корабля, прикрытого чёрным...

Был прообразом...

Остатка Солнца...

Похожего на молодой месяц...

И опять же - смотрел Линецкий сквозь стекло... Только ночью это была линза, а теперь это был... Обломок рефлектора... Или рефрактора...

"Луна плюс горлышко разбитой бутылки плюс тень от мельничного колеса - и вот вам летняя ночь, - думал он, - ...но не солнечное затмение... Его не так просто воспроизвести... Его нет - не темнеет..."

Хотя люди вокруг по-прежнему стояли, задрав головы к небу, с поднятыми полусогнутыми руками - в которых они держали стёклышки...

Но не темнело, хотя в газетах обещали, что в Крыму будет как ночью, - Линецкий вспомнил, что читал о затмении ещё до того, как поехал в отпуск...

Линецкому казалось, что всё вокруг него - колоссальный розыгрыш...

Пока у него перед глазами было стёклышко, он видел... Нос корабля, который заслонил другой корабль...

А призраков, которые сошли на берег, он видел и теперь...

Это они стояли кругом, как мумии... Женщины в чёрных очках... С белыми бумажными носами...

Совершенно не темнело, наоборот... Остаток солнца светил всё сильнее и сильнее...

"This game has no name? - думал Линецкий... Или всё-таки - пятнашки?"

Пластмассовая коробочка с чёрными квадратиками... И на них - циферки...

Которые надо, меняя квадратики местами, расставить в порядке возрастания...

Дело было ещё в том, что он вспомнил... Что была у него в ещё более раннем детстве другая коробочка...

Размером со вторую, но там на половине чёрных квадратиков был нарисован месяц, а на другой - солнце...

Это были пластмассовые такие крестики-нолики...

Или, если угодно, рэндзю...

Пожилой человек с выцветшим вещмешком тем временем быстро рылся в ржавом мусорном баке... Линецкий подумал, что он похож на Белого... И вспомнил, что Белый здесь же получил солнечный удар... Который перешёл в апоплексический...

И в белый камень, который лёг над ним...

Чёрные пластмассовые квадратики пятнашек уже начали было превращаться в чёрные мраморные плиты... Которые заскользили по земной поверхности - точно так же меняясь местами, как цифровые квадратики...

Чтобы это предотвратить, Линецкий быстро пошёл прямо к бомжу...

Но тот пошёл ещё быстрее, сворачивая на ходу свою котомочку...

А бежать за ним Линецкий не стал - было слишком жарко... Не время играть в пятнашки-салочки...

Разве что в рэндзю... в настоящей тени, попивая зелёный чай...

Но так сложно было теперь найти настоящую тень...

А не пропасть...

Он не раз предлагал Мигулину использовать листок в клеточку для игры в рэндзю... То бишь, в крестики-нолики... Он любил играть в эту игру... В институте все лекции по истории КПСС... По научному атеизму, коммунизму, на "военке" во время "самоподготовки"... Линецкий играл в эту игру со Степанычем...

Но на работе, кажется, ни разу... Мигулин обещал, что в следующий раз...

"Всенепременно", - говорил инженер Мигулин... Но когда в следующий раз разворачивал листок, там снова было слово, вокруг которого был очерчен квадрат и рядом - две колонки для подсчёта очков...

Перед глазами у него вдруг встал Переверзев, рисующий в своей тетрадке фигурки...

А может быть, те же крестики и нолики?

Кто его знает, что он там рисовал...

"Надо было на чистой странице начертать партию... Естественный такой переход был бы... Его фигуративной графики... В гимнастику для моего ума... Но он бы обиделся... Всё-таки диссертация... Звучит так же гордо, как человек..." - думал Линецкий...

Жара была страшная... Похоже, затмение на самом деле увеличило солнечную активность...

Он подумал, что если когда-то будет описывать этот день, то начнёт так: "Волк поперхнулся солнцем".

Но тут же вычеркнул эти слова длинной линией... Как пять поставленных подряд крестиков... Или ноликов...

Когда играют на бесконечной плоскости...

И они проступают там и сям...

На асфальте... На лицах людей...

Нет, это уже не помарки, а... паморки, - сказал себе Линецкий...

И оказался за столиком какого-то тёмного каменного кафе... Похожего на грот... Он уже не мог вспомнить вывеску... "Ассоль"? Можеть быть... Он только понимал - задним умом, - что если бы не зашёл сюда - упал бы на асфальт...

Он это почти увидел...

Это было дневное отражение его ночного падения... Но иногда можно ускользнуть и от собственой тени...

- Что будем пить? - спросила официантка.

- Кислородный коктейль, - сказал Линецкий. Официантка улыбнулась и сказала:

- Это будет очень дорого стоить.

- Да нет, - сказал Линецкий, - я же не имею в виду жидкий кислород... Если ты о нём подумала... Это просто пена такая, похожа внешне на капуччино, на вкус другая... Я пил её в детстве, в районной поликлинике... Сейчас вдруг припомнил вкус... Впервые с тех пор, представляешь? В самом раннем детстве я её пил, когда только приземлился на этой планете...

- Когда ты приземлился на этой планете, ты пил грудное молоко, - сказала официантка. - Хочешь, чтобы я тебя покормила грудью?

- Нет, - улыбнулся Линецкий, - я и так уже немного ожил... Спасибо тебе.

- Да не за что... Пока...

- Принеси, пожалуйста, что-нибудь холодненькое... Что угодно, но только со льдом и без градусов...

- Простите, - сказала официантка, - а у вас есть деньги?

- Что такое? - хотел было возмутиться Линецкий, но почувствовал, что на это у него ещё нету сил.

- Вы извините, но просто видно, что вы упали... Или подрались только что... У вас мог при этом пропасть кошелёк, вы могли и не заметить...

- Вот он, - сказал Линецкий и достал из кармана кошелёк, - и там ещё есть кое-что.

Она пошла выполнять малопонятный заказ, а он попытался вспомнить, в какое слово они с Мигулиным играли в последний раз...

Но это уже было невозможно вспомнить...

Он только точно знал, что крестики-нолики всё время откладывались... А потом...

А потом был суп с котом - убрали стенд с наглядной агитацией, они перестали встречаться в тупике коридора, игра с букварём закончилась...

Официантка пришла со стаканом молочного коктейля... Он, может, и не так пенился, как кислородный... Но, отхлебнув немного и почувствовав приятный ванильный привкус, Линецкий сказал:

- Я в полном восторге.

Кроме эзотерики, Мигулин выдавал ему на дом ещё и "антисоветчину"... Линецкий перечитал тогда уйму всяких книг... От которых в его голове теперь сохранилось не больше слов, чем от эзотерики, или игры в в буквы...