Серпантин

- Согласен, - сказал Доплер, - хотя у меня это не совсем так... Вам легче, молодой человек. Вы это сделали в Нью-Йорке, значит теперь можете всюду.

- Вы даже не представляете, как он вас понимает, - доверительно сказала Лена.

- Серьёзно? - сказал Манко. - Мне приятно... А вообще, было странное стечение обстоятельств, я вам сейчас тогда всё расскажу... Славу - которого я встретил - я не тронул, пугнул только... Я ему говорю: "Раз ты считаешь, что это равносильно смерти..." Он сразу перепугался: "Это для меня, только для меня..." "А чем я хуже тебя? Нет, ты это так сказал, что получилось, что не только для тебя, а для всех... Так что, брат, умри ты сегодня, а я завтра..." Ну, напугал его немного, он же отвык... Вешать на ближайшем столбе я его не стал, даже пригласил "на дринк", да? Прилетел я домой, с женой встретился, ну, всё как следует, после разлуки... Потом она уснула, а мне чё-то не спалось, перемена временных поясов, когда в Америку прилетел, сразу стал спать по-тамошнему, странно даже... А когда назад, не спалось... Всё наоборот то есть... Я пошёл на кухню, захватив с собой книгу... Знаете какую? "Идиота" Фёдора Михайловича. Да потому что... В самолёте соседка по креслам затеяла со мной беседу... Лететь долго, скука - не тётка... То есть она всё прочла, что у неё с собой было, и стала ко мне с разговорами лезть... До этого как бы случайно попыталась пристегнуть меня к себе ремнём безопасности... Я решил, что лучше уж поговорить, хотя спать хотелось... И там что-то она навернула из "Идиота", про возвращение на родину... "Ах, вы не читали? Ну как же, как же..." В общем, честно взял с полки Достоевского, пошёл на кухню, поставил чайник, сел, читаю... Странное такое состояние, одной ногой я ещё в Америке, но уже дотянулся до жены, подбросил ей... Она теперь спит, а я на кухне, читаю Достоевского, всё чин-чинарём... Я сам себе нравлюсь в этот момент, и в то же время чувствую, что что-то не то... А что, не пойму... И снова читаю... И долго я так на кухне сидел, про чайник забыл... Тут открывается дверь, входит жена, сонная такая, глаза потирает, говорит: "Газом пахнет. Очень сильно..." А у меня нос был заложен, протянуло на океане, гулял там без шапки и шевелюры, я тогда стригся налысо... Я говорю: "Да я вроде ничего не слышу..." Она смотрит на плитку, я вслед за ней, вижу чайник и до меня доходит... Я же повернул ручку на полную... И спичку не зажёг... Привык, что там, в Америке, плитка в гостинице - я в дешёвой такой жил, бабок не было на нормальную, готовил себе всякую простую еду, и плитка там не требовала спички... Ручку поворачиваешь, и она сама зажигается, видно, чиркает там что-то у неё внутри автоматически... Газа я напустил в кухню столько, что если бы не жена, я бы точно угорел. А мог и сигарету зажечь, взорвал бы весь дом на хер... Вот и было бы кино, да?

- Нет, - сказала Лена, - другой жанр. "Смерть с Идиотом" - это опера.

- Если ты имеешь в виду Шнитке, то "Жизнь с..." - сказал Доплер.

- Так вот, - хохотнул Манко, вздымая в воздух рюмку, - давайте знаете за что? За то, чтобы всегда было это "чуть-чуть"! То самое, которое не считается!

- А теперь, если вы не возражаете, - сказал он, выпив, - я вам ещё кое-что расскажу... То, что меня по-настоящему сейчас... Слегка, скажем так, волнует... Можно?

Доплер кивнул, а Лена сказала:

- Только вы совсем ничего не едите, а пьёте много. Вы бы поели.

- Не беда, - сказал Манко, - это такие закуски, что не страшно, если остынут... А я потом ещё передумаю вам рассказывать... А мне нужно этим с кем-то поделиться, понимаете? А то во мне стало совсем тесно от этой истории... В общем, тема такая: еду я на своём хаммере...

Лена, в отличие от Доплера, не слушала вторую историю Лёни Манко. Она сказала себе, что хватит ей и первой... К тому же, пошёл дождь, и ей приятнее было слушать жестяной барабан у себя над головой, чем рассказы грубоотёсанного банкира, или как его там... Вокруг которого на самом деле была лёгкая аура безумия... "Облачко рудничного газа, голубой цветок Новалиса..." Короче, не вдаваясь... Что-то такое, во что окунаться Лене совсем сейчас не хотелось... До неё какое-то время доносились обрывки фраз: "... я не знаю, как такое может быть...", "...сам не свой...", "...а вы уверены...", "...обычное дело на дороге...", "...стоит у меня перед глазами..."

Дождь, вроде бы, перестал, но по тому, как вокруг потемнело, ясно было, что сейчас он пойдёт с новой силой. Людям давалась последняя возможность покинуть берег. Что они, в основном, и делали - все сворачивали подстилки... Пляж быстро серел, как стенка, с которой сдирают обои... Лена вспомнила пловца, который, якобы, видел под водой... Леденец в форме её головы... "Врёт он всё, - подумала она, - я бы ещё могла поверить, если бы он сказал, что увидел там мою прозрачную пизду..."

"Где-то я читала, - вспоминала она, глядя на дождь, - что медуза движется реактивно... Вбирает в себя окружающую воду... А потом выталкивает... И новую вбирает... Вот так же и я... Это не вампиризм... Все же остаются целыми и невредимыми, ничего даже не замечают... Ну, некоторые - сверхчувствительные... А потом всё это выталкиваешь из себя... Важно только, чтобы при этом не растекашеся... А то будешь как медуза на берегу... Нельзя включать в себя слишком большую часть окружающего... Есть точка возврата, которую нельзя переходить... Иначе - point of no return... Я буду состоять тогда всецело из этого ливня... Мужики будут хлестать меня по щекам, подносить нашатырь..."

- Доплер, я сейчас приду, - сказала она.

- Погоди-погоди, а что ты на это скажешь?

- Я честно признаюсь: я не слушала. Всё равно для меня это слишком сложно. Я была занята своими мыслями, вы уж меня простите...

- За что? - сказал Манко. - Я это и так не вам рассказывал...

- Тогда - за то, что я сейчас буду играть у вас на нервах, - усмехнулась она и пошла к роялю.

Но её опередила маленькая девочка!

В розовом платьице, с бантами, откуда-то вдруг выпорхнула, оказалась на стульчике и заиграла знакомую простую мелодию... Вроде чижика- кузнечика... Название Лена не могла вспомнить...

Зато она вспомнила, что, когда сама была розовой девочкой, видела по телевизору розыгрыш лотореи... Под эту музыку в прозрачном жбане бурлили белые шары с номерами, пока один не выкатывался по витиеватому жёлобу вниз...

Глядя, как маленькое существо сосредоточенно стучит по клавишам пальчиком, Лена подумала, что это - первый кабак в этому ряду, где нет бильярдного стола... Вместо этого - рояль... В него скатились все шары... И катаются там... Та-та-та-та-та-та-там.... ""Воздушная кукуруза", - вспомнила она название пьески, - ну всё, теперь хватит... А то сейчас утоплю..."

"Точно, у Маркеса в романе были такие маленькие дети, вытягивавшие нагретые перед розыгрышем шарики... Или наоборот, охлаждённые... Просто нужные номера клали в холодильник... А потом всех этих мальчиков и девочек собрали на одну баржу, затянули её в море и затопили... Чтобы сохранить тайну лотереи... Причём, скорее всего так оно и было", - она читала когда-то заметки, которые Маркес сделал при подготовке к "Осени патриарха"... Там было такое... И всё это - вырезки из газет... Маркес признавался в интервью, что реальность чудовищнее и фантастичнее литературы...

Да, но глупо было и дальше стоять над душой... Ждать, когда дитя наиграется... Возвращаться за столик не хотелось... Она подошла к поручню и, не обращая внимания на брызги, стала смотреть, как море расползается на белые лоскуты... Или наоборот - было так, как будто море латали дождём...

Она пыталась понять, показалась ли ей там, вдали, чёрная точка, или на самом деле... Если там кто-то плыл, то это мог быть только он... Но Лена ничего больше не видела, кроме волн и облаков... За спиной раздался скрежет... Кто-то быстро сыграл на электрогитаре гамму... си-бемоль мажор... Лена обернулась и увидела, что розовая девочка исчезла и возле рояля теперь стоят несколько музыкантов... Некоторых она узнала - они каждый день переползали из кафе в кафе, как стая котов...