Клуб желаний

— Уилл! — Она обеими руками взяла сына за плечи. — Ты видел Эндрю, его класс?

— Нет, — помотал головой Уилл. Испуганными глазами (не должно быть у девятилетних мальчиков таких глаз!) он шарил по школьному двору за дорогой.

— У вас сегодня научная ярмарка? — допытывалась Гейл. Свой научный проект Уилл должен был сдавать только на следующей неделе — во всяком случае, так он сам сказал.

— Да, вчера началась. Говорят, там и загорелось.

О господи, нет. Нет!

— А где устроили ярмарку? Ты туда ходил… другие классы ходили?

Наморщив лоб, Уилл уставился на маму. Нашла время интересоваться научными проектами.

— Мы вчера ходили.

— Вчера… Куда? Где эта ярмарка?

— В лаборатории. На втором этаже.

Дурнота поднялась из желудка, выше, выше, добралась до головы. Гейл согнулась пополам, ухватилась за плечо сына. Ей удалось пару раз вздохнуть, и она было выпрямилась, но тут ее повело в сторону и вывернуло наизнанку.

16

Грета, сцепив за спиной руки, слонялась по пятам за супружеской парой, заглянувшей к ней в галерею «Одиннадцатый дом». Замирала на месте, когда они останавливались, чтоб полюбоваться какой-либо картиной, пропускала те, мимо которых они пробегали без остановки. Выставив большой палец, Грета сквозь лиловый вельвет блузы почесала поясницу; браслеты на руках звякнули. Пустая трата времени, ничего они сегодня не купят. Забрели со скуки, убить время после обеда в «Альянсе», или «Сейвори», или другом каком-нибудь модном ресторане, их в окрестностях Ривер-Норт [14] хоть отбавляй.

Грета следила за неспешным передвижением пары, изнывая от скуки. Она тут прохлаждается, а дел по горло: уйма звонков, горы бумаг. Бесцельные прогулки по галерее обычно доставляли ей удовольствие, но сегодня Грета была не в настроении, терзала неотступная тревога, как в знакомом всем студентам ночном кошмаре — ты записался на какой-нибудь курс и начисто про это забыл; завтра экзамен, а ты ни в зуб ногой! Такое ощущение, будто что-то она должна сделать, — но что?

Нынешней осенью у нее уже было точно такое же дурное предчувствие, в странно сухом воздухе она почуяла тогда нечто противоестественное. Словно что-то или кто-то выбил матушку-природу из седла. Хорошо хоть заговор на дождь подействовал. Дождь, правда, обернулся снегопадом, так ведь дело было в декабре. Но сейчас она чувствовала что-то темное, мрачное, вроде тучи. Словно где-то зреет беда.

Дэвис. Имя проскользнуло в сознание как ртутный шарик. Грета плелась за парой и пыталась сообразить. Дэвис? Проблема в Дэвисе? Чушь какая-то.

Хотя может статься, Дэвис этот никак и не связан с ее тревогой. Возможно, так зовут мужчину, который битый час разгуливает с женой у нее по галерее. Или это фамилия супругов.

Дэвис. Имя явилось снова, но на этот раз вместе с образом нынешней посетительницы — та прижималась к какому-то субъекту. Та же галерея, та же дама, но мужчина абсолютно другой, выше ростом и с более темной шевелюрой, чем у того, что шагал рядом с ней сейчас. Хотя бы понятно, откуда всплыл этот Дэвис, — подумала Грета, ничем не выдавая своего открытия.

— Ах, вот эта мне нравится! — Жена замерла перед абстрактной композицией маслом в стиле экспрессионизма.

— М-м-м, — уклончиво откликнулся муж.

Грета бросила на них взгляд поверх очков для чтения:

— Боюсь, сейчас у меня не так много абстрактных работ, но если это именно то, что вам нравится, приходите в марте.

Женщина дернула головой и с полуоткрытым ртом уставилась на Грету, будто только сейчас вспомнила о ее присутствии.

— В третью пятницу марта у меня открывается новая выставка, — продолжала Грета, — замечательной художницы-абстракционистки Джил Требелмейер. Ее работы поистине хороши, вот уж что действительно стоит посмотреть. — Грета светски улыбнулась: дескать, вас и сейчас никто не торопит. На самом деле она избавилась бы от них с величайшим удовольствием.

Рот у дамочки был по-прежнему приоткрыт, только теперь явно от удивления.

— Мы же знаем Джил! — Она глянула на мужа, затем снова на Грету: — Значит, это ее галерея?

— Галерея моя, но я выставляю Джил уже лет шесть.

— Удивительно. Да, мир тесен… — Женщина туманно улыбнулась. — Я работала с ее отцом — до того, как он умер, само собой. Джили росла практически у меня на глазах. С удовольствием посмотрела бы на ее работы. Когда, говорите, открытие? В марте?

Грета кивнула:

— Шестнадцатого.

— Чудесно. Надо свериться с ежедневником — надеюсь, у меня найдется свободное время.

Муж уже вытащил свой «Блэкберри».

— М-м-м. Я-то буду в Токио. Так что ты уж как-нибудь без меня. — Он подмигнул Грете. — Для моей хозяйки это не проблема. Я зарабатываю, она тратит — разом. — Он по-хозяйски (шучу, шучу!) облапил жену за плечи, а та состроила гримасу, и от мечтательного взгляда не осталось и следа. — Хотя в данном случае я не прочь обзавестись какой-нибудь картинкой Джил. Прелестная была малютка… Пари держу, из нее выросла отменная красотка.

Грета снова кивнула:

— Джил очень привлекательная молодая женщина. — Она перевела взгляд на супругу. — Надеюсь шестнадцатого увидеть вас на открытии.

В результате все вышло не так уж плохо. Дамочка наверняка зайдет еще раз и тогда уж что-нибудь купит. Хорошо, что Грета не стала их слишком активно выпроваживать.

Пара неспешно продвигалась к выходу; удивительно, но шпильки дамочки почти не стучали по паркету. Уже у самых дверей муж вдруг притормозил возле скульптуры из стекла.

Скульптура представляла собой указательные и большие пальцы двух рук, если их соединить и насколько возможно развести. Внешняя сторона зеленая, а в отверстии разворачиваются сотни розовых лепестков и стекаются к сердцевине цвета темного вина. У дамочки, когда она подошла ближе, уголки рта поползли вниз, а глаза стали круглыми.

Грете стоило большого труда сохранить серьезную мину. Дамочка живо смекнула, что у нее перед глазами, Дэвис тоже, надо полагать, не усомнился бы. А как насчет мужа? — вот в чем вопрос.

Приглушенный свист, а затем и языки пламени вырвались из окна первого этажа, усеяв мостовую стеклом. Все головы вокруг Гейл как по команде повернулись в ту сторону. Осколки стекла рассыпались с легким веселым звоном, словно заплясали десятки праздничных колокольчиков. Как страшен был этот звук здесь, сейчас.

— Ребятки, мы должны отыскать Эндрю. — Гейл выпрямилась, скривилась от боли в колене, утерла рот тыльной стороной ладони, что ее собственным детям запрещалось категорически. Вскинула Эмили к себе на бедро, обтерла руку о джинсы.

Уилл таращился на снег, на то место, где вырвало его мать.

— Ну же, Уилл! Пошли! — Гейл протянула сыну руку, тот замешкался, но лишь на мгновение и скорее всего из-за рвоты, а не потому, что собирался завести старую пластинку: он, мол, не маленький.

Гейл ковыляла, стараясь щадить правую ногу. С коленом явно что-то неладное.

И вокруг творилось что-то явно неладное. Вновь взвыли сирены, теперь уже карет «скорой помощи». Гейл добралась до конца квартала, напротив юго-западного угла школы, и повела детей через дорогу. Мимо пронеслись две «скорые», подлетели к тем, что уже стояли у школы.

Из южных дверей школы выскочили двое пожарных, каждый с двумя малышами на руках. Следом неуверенно семенили еще трое ребят, кашляли и терли глаза. Подбежавший санитар отвел их в круг из «скорых», где устроили пункт первой помощи.

Гейл ускорила шаг, по росту малышей угадав в них приготовишек. Она рассекала толпу зевак (делать им нечего!), обходила «скорые», как вдруг за очередной машиной с красным крестом увидела миссис Двайер — та привалилась к машине и тяжело дышала, прижимая к лицу кислородную маску. Щека у нее была вымазана чем-то черным, по лбу, несмотря на мороз, струился пот. Она возбужденно шарила глазами по детским головам, которых много было вокруг, будто машинально их пересчитывала.