Вопросы

Дави усмехнулся недоверчиво.

– А сеть?

– Сеть – сама по себе, а Таня – сама по себе. Она – единственный человек, который не в сети, а просто рядом со мной. Я ее люблю. И это не проходит. И время ничего не меняет. Самому странно. Я вообще… равнодушен к людям, ты знаешь. В целом мире существуют всего три человека, к которым я способен что-то чувствовать. Таня – один из них.

Дави даже удивился тому, что Дим заговорил так серьезно.

– А другие?

– Другие – мужчины, – усмехнулся невесело Дим. – Но, думаю, они тоже не обрадовались бы, узнав, что мою машину кто-то начиняет взрывчаткой.

– Я ничего не скажу, – кивнул Дави.

– Ну, давай. Смотри, держи язык за зубами.

Дим пошел к отелю. Дави еще постоял в задумчивости, а потом поехал к себе. Он не жил в «Фортуне» и не хотел оставаться тут надолго. Жить там, где работаешь, – не вполне здорово. Это значит, что твоя жизнь – это работа, и, кроме работы, у тебя нет никакой другой жизни.

А Дим вошел тихонько в свои «апартаменты», тихонько включил воду в душе. Потом лег рядом с Таней и обнял ее.

– Конспирация?

Он рассмеялся.

– Сказала бы, что не спишь – я бы хоть дверями погремел, ключами.

– Не могу спать, когда ты уезжаешь.

– Все прошло хорошо.

– Город для нас еще закрыт? – спросила она.

– Для нас открыты все города и страны мира, но визы… пока нет. Вопрос еще на рассмотрении… у генерального консула.

– Он нам не выдаст по ошибке визу в рай?

– В рай? Нет. Мне – наверняка туда дорога заказана, – усмехнулся Дим.

– Мне тоже – за компанию.

Дим привлек ее к себе и поцеловал. Снова откуда-то сверху упало черное слепое небо – без единой путеводной звездочки. Низкий потолок над его головой.

– Там ветер гудит снова… за окнами.

– Да. Мы еще пешком шли – ему навстречу.

– Пешком? А машина?

– Да так, пройтись захотелось. Идешь – простор, заводами пахнет. Степью, морем – всем сразу. Звездами, пылью, гарью, смертью – идешь, словно каждый шаг в пропасть, через всю жизнь – в никуда. Ничего, к отелю потом вышли.

– Я очень тебя люблю, Дим, – сказала вдруг она.

И смахнула слезы. Потом лежали молча, думали об одном и том же – о том, что долго этого не выдержит никто, что генеральный консул должен поторопиться с решением и выдать им визы – на тот или на этот свет. 

Беззвездная ночь вошла за Димом в комнату, как бездомная собака, влезла в постель и легла между ними, поворачивая свою косматую грязную морду то к Тане, то к Диму.

На побережье не очень заметен приход весны. Деревья в парке еще мрачные и голые, море – по-прежнему серо-зеленое, холодное, и облака, разорванные ветром в клочья, носятся над «Фортуной», как обычно.

Когда Таня села в машину рядом с Дави, почему-то показалось, что «Фортуна» отступила и тотчас же, несмотря на то, что авто еще не тронулось с места, началось что-то другое. Приблизился город, запах весны и шум провинциальных улиц. Дави включил музыку.

– Жизнь била-била.., жизнь грела – спалила. Гагарин, я вас любила, о! – пело радио.

– Гагарин, я вас любила, о! – подпела Таня.

И взглянула на Дави.

– Это не страшно?

– Что? Любить Гагарина?

– Нет, ехать среди бела дня в город.

– Ты же со мной.

И Тане, действительно, стало спокойно. Дави взял на себя ответственность за ее жизнь, и она доверилась ему без колебаний.

В городе весна казалась ярче и заметнее. Дворники белили деревья, хохотали студентки на троллейбусной остановке, на всех перекрестках велась оживленная торговля. 

– В каком районе ты жила раньше?

– На «Поле Чудес».

– Не слабо. Хочешь туда?

– Нет. Сейчас не хочу.

– Тогда поедем ко мне – цветы поливать. Я над «Москвой» живу.

«Москва» – супермаркет в самом центре, но дом не новый – пятиэтажка, хотя комфортно. Таня поднялась с Дави в его квартиру, оглядела аккуратные комнаты.

– И давно ты здесь?

– Года два.

Он налил в лейку воды и, действительно, занялся поливкой комнатных растений в горшках. Таня прошлась по залу, наслаждаясь неожиданным покоем.

– Здесь нет твоих фотографий? – взглянула на голые стены.

– Нет. Здесь я сам.

Она засмеялась.

– А где твои фотографии?

– Я не хочу ничего помнить.

– Много зла ты успел сделать, Дави?

– Достаточно.

– А добра?

– Меньше.

Он вдруг вскинул на Таню жгучие черные глаза.

– Диму ты тоже задавала такие вопросы? Интересно было бы услышать его ответы по поводу добра и зла.

Она отвернулась.

– Как ты думаешь, Дави… Думаешь, ему угрожает настоящая опасность?

Он помолчал.

– Думаю, Дим умышленно не хочет замечать многих вещей. Он погряз в том, что создал. И все, что сейчас происходит, обязательно скажется на «Фортуне».

– А что происходит, Дави?

– Сейчас столичная сеть объединяется с западной. Точнее, западная –ложится под столицу. «Фортуна» остается пока сильнее этой общей сети, но большой передел уже начался.

– И кто его начал?

– Если бы я знал, мы бы не прятались сейчас от каждой тени, – Дави развел руками. – Вот такие пироги, моя красавица.

Таня хмыкнула. Уже заметила за Дави привычку обрывать серьезные разговоры на полуслове или сводить их к шутке.

– Чем угрожает передел? Разве Дим не может победить?

– А ты всегда выбираешь победителей?

Она пожала плечами, отошла от Дави, взглянула за окно. Во дворе играли ребятишки.

– Я не делаю ставок. Я люблю Дима и буду с ним, что бы ни случилось.

– В могиле?

– Пускай.

Дети играли в прятки. Один малыш затаился в кустах в ожидании, что его отыщут, а игра уже шла дальше без него. Все снова перепрятались, девчонка с крысиной косичкой стала искать приятелей заново. А малыш продолжал сидеть в кустах и ждать…

– А если хорошо подумать? – Дави всмотрелся в нее пристально.

– Моя жизнь мне не нужна без него.

– Гагарин, я вас любила, о! – кивнул Дави.

И в этот момент что-то кольнуло у Тани в сердце, хотя Дави ничего не сказал об обреченности ее чувства. 

– Ты считаешь это бессмысленным?

– Что именно? Любить Дима? На здоровье. Я и сам люблю его и служу ему верой и правдой. Но в целом… это не очень умное решение – ни с моей, ни с твоей стороны.

– Почему? – растерянно спросила Таня.

– Он не удержит сеть…

– Что?!

Этого она никак не ожидала. «Он погибнет, – ясно добавили глаза Дави. – Погибнет «Фортуна», и мы все будем похоронены под ее обломками. Любить Дима – значит, не любить себя. Оставаться с ним – значит, обречь себя на верную гибель».

– Почему же ты… не уходишь? – все-таки спросила Таня.

– Я еще пытаюсь что-то исправить.

Она села на диван, уронила руки между колен.

– Это не может быть правдой.

– Вся наша жизнь – сплошная неправда.

Таня молчала, не могла реагировать. Мысли о том, что конец настолько близок, никогда не приходили ей в голову. Дави тем временем полил цветы, смахнул пыль с полок и пошел к двери.

Таня поднялась следом и увидела из окна, что спрятавшийся малыш так и продолжает сидеть в кустах, в то время как другие ребятишки уже разошлись по домам.

– Хочешь, погуляем по городу? – спросил Дави на улице.

– Хочу, – согласилась она, и они пошли вдоль проспекта.

– Хочешь мороженое?

– Хочу, – она снова кивнула.

Все кончится. Не будет другого шанса. Семья, дети, пикники на природе, записки на холодильнике, шумные вечера, школьные новогодние елки – ничего этого никогда не будет в ее жизни. Будет что-то другое: кровавое, жуткое, расползающееся пятнами по стенам, как тогда, после убийства Джина в квартире Риги.

– Хочешь пива?

– Хочу.

И вдруг она, зажав в одной руке мороженое, а в другой банку пива, судорожно оглянулась и бросилась назад. А через секунду уже вытаскивала из кустов перепуганного малыша.