Дом, который построил Майк

Я его в губы целовал, как меня в своё время целовала комендантша-мышь этого самого Свердловского Архитектурного Клуба. Пётр в это суровое время нежно Малколмовские ноги влажные да кривые держал в своих строгих объятиях. Ему целоваться не по понятиям.

Спас ведь я его, Малколма, этим своим душистым дыханием на черных камнях Доминиканского пляжа от неминуемой смерти путём утопления.

Малколм потом выбился в люди и стал массажистом в Канадской Олимпийской сборной по пляжному волейболу. Бронзовая медаль победы, что с Чемпионата Мира 1999 года в Кейптауне светится жарким огнём на стене однокомнатной квартиры его матери Луизы в Скарбороу, Торонто, Земля, Солнечная Система.

Поклялся друг мой новорожденный Малколм, что всё для меня сделает за этот поцелуй.

А мне и так ничего не надо. Всё и так очень даже хорошо было. Губы такие нежные, податливые у него, совсем как у Ленки Свалки.

Такие дела.

ВАНУА-ЛЭВУ

Лучше бы этот урод Малколм из Скарборо утонул с вечной и доброй памятью в этом Пуэрто Плата или вообще не рождался. Именно благодаря этому другу мой кобель болезный в 2000 году угодил в психушку с маниакальной депрессией и никогда из неё больше не выходил до самой смерти. Всё это после падения самолета 4 июля в Сиднее, на котором он должен был лететь, но опоздал на 20 минут на посадку из-за пробки на 401-м хайвэе между Торонто и Миссисагой.

МГ.

СВЕРДЛОВСК

У меня, в годы моей бурной студенческой юности, еще до поездки в Пхеньян, до Чарына и до срока в армии была подружка Лидка Носатая, которая зарабатывала приличные деньги на том, что продавала свою венерическую болезнь молодым людям, желающим не ходить в армию. Она хранила у себя в общаге на Июльской 22, что в городе-герое Свердловске, в холодильнике пробирку с гонококками и заражала себя каждую весну и осень под приказ Министра Обороны СССР о призыве в Вооруженные Силы того же СССР.

Желающих оказалось настолько много, что вскоре она подключила к этому делу двух своих подружек, Светку и Таньку из комнаты 419. Подружки, в отличие от Лидки, были страшные, как моя жизнь, никто не хотел с ними играть и водиться, и они были только рады, что вдруг появилось такое огромное количество ухажеров, желающих провести с ними бурную ночь. А Лидка стригла купоны и слава о ней пронеслась по всей Земле великой, что в Солнечной системе.

Дело закончилось тем, что какая-то сволочь прознала об этом и в черной зависти, выкрав пробирку с гонококками из холодильника, вылила ее в общую стиральную машину. После чего наше общежитие закрыли на карантин в связи с поголовной гонореей даже у невинных девочек и мальчиков первокурсников.

Однако осталось потрясающее стихотворение, посвященное Лидии одним, влюбившимся в неё, студентом Педучилища (Педулища).

СТИХИ

Иллюзорной агаме вторит ваша стопа

Я лежу в панораме дармового пупа

Вы пол мира пригрели своим чувственным ртом

И меня не отпели, отложив на потом

В этом я не виновен, невиновны и вы

Просто стебель не ровен

Судьбоносной травы

Лидку выгнали из института за аморальное поведение, и на мне эта история отозвалась тем, что я не успел отмазаться от армии таким простым и приятным путем.

После неудачного перехода Государственной границы в Пиплс Репаблик оф Чайна на меня был положен строгий взгляд Комитета Государственной Безопасности, а подставлять себя под него лишний раз институту, без этого уже славившемуся своим антисоветским нигилизмом, было не сладко. Куда легче заслать нарушителя нравственности куда подальше на Восток, где дела, как поговаривал товарищ Сухов, тонкие.

Второй отмазкой мне могла стать вялотекущая шизофрения, по которой освободили валютчика Женьку Павлова и Вовку Мишина, и которой я в текущей действительности видимо болен.

Но тогда ее необходимо было доказать на психическом врачебном совете.

Женька, к сожалению, свалил в Москву, столицу нашей Родины покупать прописку у местной валютной проститутки и проконсультировать меня по телефону не смог по причине нехватки слов.

"Это же нужно прочувствовать и показать правильно тебе дурилке картонной. Как ходить, как говорить утробой, как пописать или посрать у них в кабинете на столе".

Мишин, еще один псих самодельный, тот улетел в Новосибирск, на состязания доморощенных хоккеистов-студентов.

Одним словом шизофрения отпадала.

Инорэз - вот еще что помогает. Вот только сплю я крепко, а врачи сейчас ушлые стали, дадут тебе горсть снотворных пилюль на ночь в стационаре, потом утром посмотрят - кроватка сухая у деточки, не описался мой хороший, ну и славненько, ну и хорошо, туди-туди, ду-ду папа - папа ду-ду.

Ну-ка вали-ка отсюда хлопец по добру, да по здорову к во-о-он тому прапору страшному, он тебя и еще семерых твоих друзей-писалщиков-в-пелёнки со вчерашнего вечера дожидается. От него проходу медсестрам нет.

Можно сыграть сотрясение оставшегося мозга с последующей атрофацией памяти. Это неплохо получилось у Пашки Матюхина.

Неплохо? Потому что на самом деле Степан Адуашвилли, профессионал по делу увечий друзей, так засветил ему кулаком в челюсть, что Пашу увезла Скорая с переломом этой самой челюсти, а мы продолжали пьянствовать его удачную отмазку от армии водкой, которой молодой новобранец запасся в качестве возможной и необходимой анэстижи.

Хозяин и петух

(быль)

Хозяин не спал всю ночь, бухал, занимался всякой безнравственной туфтой с хозяйкой, да ещё и возил снопы перед полуночью. Потом прилег отдохнуть прямо на дворе.

Петух увидал хозяина и смекает: - "Хозяин хочет послушать, как я пою".

Подобрался поближе к хозяину и закричал ему над самым ухом: - "Подъём 45 секунд, форма парадная, строиться на плацу!"

Хозяин проснулся и забранился на петуха, что ему спать не даёт.

Петух подумал, что хозяин велит ему громче петь, подобрался поближе и стал кричать, что было силы: - "Вставай, суканахбля! Сколько служишь?"

Хозяин взял грабли, дал петуху в табло, аж циферки защёлкали.

Вот и поехал я, горемыка в общагу с литром водяры Столичная (с ручкой такая бутылка была) к Степану Адуашвилли, как хорошо зарекомендовавшему себя в деле.

Мы выпили.

Потом еще.

Потом еще.

Потом он стал меня профессионально бить. "Самое главное, - говорил Степан, - надо попасть точно между глаз. Тогда синяк поползет на оба глаза, и такие синяки долго не проходят. А главное это менее болезненно, чем свороченная челюсть".

Плохо у него получалось почему-то, жалел он меня, болезного, что ли.

Мы выпили еще водки, затем еще. Сбегали к таксистам. Как известно, недостаточное количество спиртосодержащих напитков является общей бедой и местным обычаем. Потом пришли какие-то биксы с ярко накрашенными губами, ногтями, глазами, щеками и колготками, и мы забылись в дурном сне грязной порнографии духа. Вдруг память у нас обоих резко атрофировалась, и я пришел в сознание только в автобусе с грязными и пьяными призывниками, который уносил нас от родных очагов, теплых, нежно-мускатных тел и веселой жизни. Уносил в непроглядную мерзость ранних подъемов, перловой каши и пердежа с неё, издевательств сержантов и стариков, питье Цветочного одеколона и клея БФ, и, если хватало сил после дневных караулов, вечерних мастурбаций в засраных туалетах воинской части 6705, что в городе-герое молодых и старых заключенных Комсомольске-на-Амуре.

В армии, кстати, или не кстати, я очень хорошо научился мастурбировать. В армии чувственность возрастает до неимоверных ощущений, в армии нужно уметь делать все быстро, пока размякло и расслабилось, под кумаром дальневосточной конопли, всевидящее око сержанта-узбека Урумбека Маменгалиева. Чтобы не слышать его боевых команд перед отбоем: "Ты че служишь, суканахбля! Кому тут стоишь, дрочишь, суканахбля? Че плохо сосешь по русскы, ты, не русскый, сволыщьбля?"