Привычка выживать (СИ)

- Не ты один, - усмехается Пит, не скрывая издевки, и отворачивается.

Мертвый Президент, стоящий в углу пустой комнаты с бокалом красного вина, уважительно склоняет голову. – Единственный верный ход, мой бедный мальчик, - добавляет осторожно, и Пит едва не срывается, и не начинает кричать в угол комнаты, в котором, разумеется, никого нет. Мысленно он просит Хеймитча убраться к черту, и тот, услышав-таки беззвучную просьбу, удаляется. В одиночестве Пит рисует. Дрожащими руками. Не задумываясь, будто находясь в каком-то трансе.

Он рисует мертвую Китнисс Эвердин – бледную, с тонкой кожей, с темными синяками на запястьях, с улыбкой на полуоткрытых губах, которая говорит о забвении, спокойствии. Разве не спокойствия ты хотела, Китнисс? Разве не забвения добивалась, когда внезапно потеряла все, ради чего жила – все, ради чего готова была пожертвовать своей жизнью. Но с тех пор, как в твою голову пришла мысль попробовать переиграть жестокий Капитолий с помощью горсти ягод, ты потеряла право умереть спокойно.

Мертвый Президент Сноу меряет шагами комнату.

- Я думал, что сумею пресечь все ее попытки выделяться из толпы. Она так боялась лишиться своей семьи, своей сестры, что теряла голову от страха, едва только кому-нибудь из них угрожала опасность. Она была так слаба, так легкомысленна, что я позволил себе заблуждаться. Мне нужно было всего сделать новой игрушкой Капитолия, запятнать ее имя бесчестием, предательством, причем запятнать ее в первую очередь в ее же собственных глазах. Но я дал ей шанс все исправить. Я ошибся: Китнисс Эвердин была всего лишь искрой, а искры не могут управлять огнем.

Пит рисует Китнисс, президент шепчет ему о Китнисс на ухо гадости и жестокие домыслы, и все это превращается в ад на земле, в ад, в котором мертвая Китнисс Эвердин оказывается жива, в ад, в котором Китнисс Эвердин все еще занимает его мысли.

- Она сломалась бы через какое-то время после Голодных Игр. Ее тело, ее разум, ничто в ней не избежало бы мясорубки из разврата, предательств, похоти, чревоугодия, ненависти и повсеместной лжи. Год, другой, и она стала бы видеть все чаще на своих руках кровь трибутов, которых не смогла вытащить с Арены. Со временем она перестала бы внушать кому-то надежду, и, скорей всего, покончила жизнь самоубийством. Что же касается тебя, Пит, думаю, ты бы не пропал в Капитолии, даже пытаясь спасти ее от саморазрушения. Ты бы выжил, против собственного желания, и, возможно, я бы придумал для тебя достойное занятие. Занятие, более достойное, чем превращение в бездумную машину для убийств, которой, я надеюсь, ты станешь, когда очнешься в следующий раз. И все же меня не покидает странная мысль, - президент чуть наклоняется в сторону своего пленника, - что я ошибся, считая искрой Огненную Девушку. Потому что теперь я точно знаю, что Китнисс Эвердин – девушка, которая тлеет, вместо того, чтобы гореть. Из Вас двоих горишь ты один. И ты нужен ей, нужен даже больше, чем можешь предположить, потому что она не выживет без тебя. Сейчас она медленно умирает там, куда ее забросила революция, и, я уверен, видит каждую ночь, как тебя убивают, как тебя пытают – и причина всегда в ней. Что ж, скоро ее желание сбудется, и ты вернешься. Ей предстоит узнать, что желаний нужно бояться.

Пит слушает невнимательно, уже не зная, где грань между воспоминанием и галлюцинацией. Он рисует сосредоточенно, не отвлекаясь, но голос Президента, звучащий в его голове, похож своим действием на яд, медленный и не имеющий противоядия.

- Я знаю, мой мальчик, что ты умеешь манипулировать людьми. Когда-то я тоже мог менять мнения многих людей, лишь объясняя им свою точку зрения. Когда-то я верил, что в политике можно побеждать без насилия, но мне показали, насколько сильно я заблуждаюсь, - смешок, Сноу кривит губы. - Я всегда жестоко отвечал на удары, я мстил, и месть моя не имела срока давности, не подчинялась законам человеколюбия и сдерживалась разве что холодном рассудком. Но я ни о чем не жалею. Я могу исповедаться перед тобой так, мой мальчик, что ты сам встанешь на мою защиту. Потому что мною всегда руководствовало то самое благородное чувство, которое вывело Китнисс Эвердин в ряды добровольцев Голодных Игр, - Президент прикрывает глаза на мгновение-другое. – Я защищал свою семью.

Этот монолог длится бесконечно долго. У Пита слипаются глаза, он откладывает кисть, и смотрит на застывающие краски на полотне. Эта картина не станет лучшей картиной из тех, что были написаны им когда-то. Но все еще живая снаружи и мертвая изнутри Китнисс Эвердин вышла на ней как нельзя более убедительно.

- И как это только у тебя получается? – спрашивает Джоанна, оставаясь в проеме двери.

Разумеется, никто не отвечает ей.

- Тебе, наверное, нужно отдохнуть, - говорит между тем девушка, осторожно касаясь ледяной руки. – Ты замерз? И едва держишься на ногах. Не спал всю ночь, так? – усмешка. Мейсон качает головой. – Конечно, как уж тут заснешь, когда тебе говорят, что любовь всей твоей жизни все еще имеет шансы на спасение.

- Нет, - выдыхает Пит.

- И ты не хочешь ее видеть? – уточняет Джоанна. – Насколько я поняла, она не то, чтобы жива. Ты боишься, что это слишком призрачный шанс? – подходит еще ближе. – Или ты просто боишься, что увидишь ее, и вся твоя напускная жесткость пойдет прахом? Ты так долго создавал себя с самого начала, что старая влюбленность не вписывается в твои планы? Почему, Пит, ты не хочешь видеть ее?

Для раннего утра после перенасыщенного событиями вечера и бессонной ночи она задает слишком много вопросов. Пит не отстраняется от нее. Она такая теплая, такая хрупкая, слишком тощая, стоит босиком, прикасается к нему своими теплыми пальцами. У нее мягкие податливые губы, она подается вперед, прижимаясь всем телом, и улыбается даже во время поцелуя.

- Тебя не смущает то, что я целовалась с другим? – спрашивает во время передышки, и пытается возобновить поцелуи, но теперь Пит отстраняется. – Что? – невинно переспрашивает Джоанна. – Разве что-то не так? Я всегда была свободной. Я ничем не связана с тобой. Меня не нужно держать за руку.

Пит может многое сказать в ответ, но не говорит.

- С тем парнем я уже спала прежде, в чем-то он даже неплох, хотя и противен до ужаса, - она смеется. – Никакой фантазии, зато техника исполнения вполне на уровне, - прикусывает губу, чтобы не засмеяться. – Тебе сложно представить, чтобы Китнисс Эвердин говорила подобное в твоем присутствии? Ты можешь представить себе, что она целовалась с другим? – ее взгляд чересчур пристален. – Конечно, можешь. Ты ведь думаешь, что она была с другим. Разве тебя не сводили с ума мысли о том, что во время твоих истязаний она целует его первой? Целует или даже спит с ним? Конечно, такие мысли были еще одной пыткой, и неизвестно, какая пытка убивала тебя сильнее. Этот… - Джоанна щелкает пальцами, вспоминая, - Гейл, да? – не дожидается даже намека на согласие. – Гейл не был никаким ее родственником, хотя определенное сходство между ними есть. И он был рядом с ней, чтобы поддержать. Тебя не волнует это сейчас? Нет? – ищет ответ во взгляде, позе, выражении лица, но быстро сдается. – Но тогда это не могло не сводить тебя с ума, Пит. И я знаю, что ты, даже будучи переродком, все же спросил ее о нем, но она, конечно, не ответила.

Пит и правда с трудом держится на ногах. Усталость накатывает волнами, глаза слипаются, голова раскалывается от тысячи незнакомых голосов.

- Договоришь завтра, - проговаривает он отчетливо и проходит мимо нее, чуть пошатываясь.

- У нас гости, - напоминает ему Джоанна. – И только одна постель на двоих, Пит. Но нам ведь не впервой делить ее, так?

Она забирается под одеяло первой, и наблюдает за ним. Безумная, легкомысленная, с ядовитыми улыбками, коварными словами и легкими дразнящими прикосновениями, она остается немного отстраненной, не такой, как всегда. Она обнимает его, будто боится потерять, и лежит с открытыми глазами.

- Ты не держишь на меня зла за предательство, потому что не любишь меня, - шепчет на ухо, не зная, спит он или еще нет. – Ее бы ты так легко не отпустил, и все равно, что двигало бы тобой – истинная любовь или внушенная ненависть. Я открою тебе одну страшную тайну, Пит. За эту тайну Эвердин должна была бы подняться из могилы и пронзить меня одной из своих стрел, но теперь она может только выйти из комы, а это уже не так эффектно. Так вот, Пит, вся ее тайна в том, что только ты нужен ей. Нужен даже сильнее, чем она могла предположить. Поэтому она покончила жизнь самоубийством – ее оставили сразу все. Даже ты. Ты, который всегда был рядом. Поэтому она перестала бороться. Поэтому она перестала хотеть жить, - ее шепот уже почти не слышен. – А самое страшное в том, что она тоже нужна тебе. Передок ты или нет, вы связаны и любовью и ненавистью одновременно, и неизвестно, какое из этих двух чувств теперь будет толкать вас друг к другу.