Привычка выживать (СИ)

Последнюю фразу Плутарх произносит с нажимом. В лице его появляется и самодовольство, и нахальство. Он будто желает унизить своего посетителя неожиданной новостью, считает, что обладает изогнутым кинжалом и сейчас потревожит совсем свежую рану. Он почти не ошибается. Пит не вздрагивает, только сильнее сжимает кулаки.

Конечно, он должен был привыкнуть к играм. К любым играм, потому что с момента, когда его имя прозвучало на Жатве в первый раз, он стал участником одной-единственной Игры, не имеющей никакого ограничения по времени, не имеющей правил, и не имеющей точного списка соперников.

- Ты нравишься мне все больше и больше, - оживляется бывший распорядитель Голодных Игр. – Мне жаль, что прежде у меня не было возможности пообщаться с тобой. Похоже, я многое потерял, будучи поглощенным пламенем Китнисс Эвердин. Итак, я полагаю, что ты хочешь узнать все об играх, в которых давным-давно участвуешь? – он смиренно ждет реакции собеседника и дожидается короткого кивка. – Я знаю, откуда впервые появились слухи о том, что Сноу сделал тебя своим негласным приемником. Я даже знаю причину, по которой эти слухи распространились так быстро. У Сноу, даже мертвого, еще много поклонников. Капитолийцы не испытывают восторга из-за нелегкой жизни, которая настала для них после окончания революции, но так повелось с ранних пор – капитолийцы не борцы. Но даже среди повстанцев, перешедших с одной стороны на другую, могут найтись паршивые овцы. Овцы, который пойдут за тобой, как за приемником Сноу. Овцы, которые молниеносно обратятся в волков и потащат за собой жалкое блеющее стадо. Разумеется, не будет никакой второй революции – вас раздавят, едва вы начнете свое шествие. Но попытка восстать вновь подорвет наши и без того шаткие позиции, - Плутарх закатывает глаза. – Настроения в разоренной стране слишком переменчивы, чтобы могли позволить себе хоть малейший риск, а нынешний Президент вовсе не готов реагировать на твое появление адекватно.

Назвать срочный приезд настроенного решительного доктора Аврелия в Четвертый Дистрикт адекватной реакций достаточно сложно. Пусть даже его поддерживали замаскированные под штатских военные. Пусть даже они ждали от Пита очередного припадка и нападения на миссис Эвердин. Пит качает головой, понимая, что корни боязни Президента к его ничтожной фигуре, вовсе не в страхе перед ним самим или перед слухами, которые его теперь окружают. В настоящий момент Президент Пэйлор не может верить никому, кроме жалкого, и в чем-то бесполезного доктора Аврелия. Чтобы не происходило за дверьми Президентского Дворца, она сама уже не верит в справедливость своей политики. Она готова уничтожать любые препятствия на своем пути.

- Чего вы ждете от меня? – спрашивает Пит.

Плутарх опять выглядит так, будто все идет по плану.

- Такой же последовательности, которую ты демонстрируешь сейчас. Ты можешь жить в свое удовольствие. Спать с Джоанной Мейсон. Это жизнь после войны, это все можно подать как отчаяние или смирение, - начинает на ходу перестраиваться Плутарх, весь одержимый восторгом от собственной покладистости. – Мы больше не придерживаемся линии несчастных влюбленных, хотя все, кто видел тебя во время безумного рейда, уверены, что ты все еще влюблен и еще более несчастен, - горестный вздох, но мысль Плутарха продолжает работать. – Замечательно, что ты решил стать художником. Творчество помогает тебе справиться с невосполнимой потерей, это тоже можно обыграть. Ты не шикуешь, живешь скромно, стараешься не высовываться, как человек, которому хочется покоя. Видишь, до сих пор ты уже играл по правилам нашей игры. Постарайся и впредь не обнаруживать своего недовольства тем, что происходит вокруг. Если ты недоволен чем-то – забудь об этом, Пит, и все будет в порядке.

- Подобный ультиматум когда-то Президент поставил Китнисс Эвердин, - не удерживается Пит.

- Да, мой мальчик, - Плутарх суровеет на глазах, - но, позволь заметить, что я – не Президент Сноу, а тебе не пойдут крылья, - и коротко смеется. – Чтобы успокоить Президента Пэйлор, ты должен будешь навестить Китнисс Эвердин, - говорит непререкаемым тоном.

- Пэйлор осведомлена о том, что я чувствую, когда речь заходит о Китнисс, - возражает Пит. – Она в любой момент может потребовать отчета у Аврелия, и тот выложит ей, как на духу – я абсолютно равнодушен к смерти или жизни Китнисс Эвердин.

- Докажи мне, - коротко отвечает Плутарх. – Убеди меня, что при виде Китнисс Эвердин в твоем мозгу не включится еще какой-нибудь режим охмора. Я не требую от тебя кинуться на ее постель, оплакивать ее саму, или же просиживать в ее палате дни и ночи, не закрывая глаз. Смирись с тем, что она для тебя – та, в которую ты если не влюблен, то был влюблен по-настоящему сильно, и увидишь, что тебя опять станут воспринимать, как простого человека, а не как капитолийского переродка.

- Все, - почему-то подчеркивает Пит. – Все, кроме Вас.

Плутарх морщится, досадуя на слишком конкретные слова.

- Мое мнение всегда остается при мне. Но, раз уж ты видишь меня насквозь, я всегда буду пристально следить за каждым твоим шагом, - он не договаривает фразы, в продолжении которой уже чувствуется какая-то угроза.

Пит не спрашивает, на ком именно отразится его неверный шаг в первую очередь. О, в этой игре правила остались, похоже, неизменными. Джоанна говорила, что о последствиях необдуманных поступков предупреждают только в первый раз, еще до их совершения. Что начинается после, Пит не хочет узнавать.

- У меня встречное условие, - он медлит, перед тем, как продолжить. Плутарх ощутимо напрягается. Не в правилах жертвы ставить какие-то условия. – Я хочу изучить принцип действия охмора.

- Что конкретно ты под этим изучением подразумеваешь? – непонятно, какое впечатление на министра связи производит это условие. Он не показывает ни удивления, ни облегчения, но взгляд его становится совсем недобрым.

- Я хочу понять, что со мной сделали. Я хочу пообщаться с людьми, которые разрабатывали методику охмора. Это возможно?

- Это вполне вписывается в стратегию поиска себя, - говорит Плутарх медленно. – Но все твои мучители либо мертвы, либо будут мертвы в скором времени. Остались только архивы, в которых больше пыли и воды, чем ценной информации. Разумеется, эти архивы закрыты. Впрочем, пусть, - министр прищуривается, откидывается на спинку стула, приняв не самое приятное в своей жизни решение. - У тебя будет доступ. Весьма ограниченный доступ, смею сразу предупредить. Все эти бумажки (а я знаю, что ты найдешь только бумажки) будешь изучать под прицелом камер.

Пит соглашается.

- Думаю, вы все же оставили кого-то из прежних ученых в живых, - говорит тихо, но уверенно, и выдерживает взгляд бывшего распорядителя Голодных Игр, чем заслуживает неподдельное уважение перед своей жалкой персоной. Уважение и тщательно подавляемый страх, а страх в подобных играх никогда не играет на руку тому, кому предназначена роль искалеченной жертвы.

- Ты слишком умен, мальчик, - смеется Плутарх. – Но ты мне нравишься, правда. Я рад, что Сноу решил все-таки не убить тебя, а использовать со свойственной ему жестокостью и изворотливостью. Я устрою тебе встречу с тем, кому ты обязан своим нынешним нестабильным состоянием. Одну встречу, Пит, - Плутарх подчеркивает новое условие сделки. – И ваша встреча будет записываться, и произойдет она только тогда, когда я поверю в твои намеренья стать таким же незаметным, как прежде.

Раздавленного несчастного влюбленного всегда можно будет достать из пыльной коробки, если возникнет нужда, - рассеянно думает Пит. Это очень удобно. Несопротивляющаяся складная марионетка, которая одним своим видом вызывает сострадание, светлую грусть, которая будет убедительно вещать со сцены о том, что все потери невосполнимы, но ни одна из них не пропала впустую, потому что мы победили. Пит представляет, что будет написано в карточках, которые ему обязательно дадут, когда наступит первая годовщина после освобождения. Представляет, как ему и еще нескольким несчастным, придется подниматься на сцену перед камерами, и со слезами на глазах убеждать всех в том, что эта победа далась нелегкой ценой, но цена, заплаченная ими всеми, была оправданной.