Хранитель слёз (СИ)

-- Что есть жизнь за пределами крепости? -- спросила она.

-- Именно, -- тихо ответил Никита.

Лиза закашляла.

-- Это тебе спасибо... -- произнесла она. -- За эту поездку. Я очень многое поняла... Поняла, как это важно -- семья. Как это -- очень тепло для сердца. Я увидела настоящий Новый год, зиму, радостные улыбки, твоя улыбка... И теперь... Я точно поняла, что мне нужно к своим родителям. Они ждут меня. Где-то там, верно? Они же меня любили и не могли так просто оставить. Они ждут меня, Никита. Я должна найти их... Ты отвезёшь меня в Гренландию? Ты поедешь туда со мной?

Никита вновь глубоко вздохнул. Лиза замерла в ожидании.

-- Ты знаешь... -- сказал он. -- А что, если... когда пройдёт договорённый год нашего проживания, взять обещанные деньги, продать квартиру и... на самом деле рвануть в Гренландию? Нужно только узнать, сколько там стоят частные домики. Нам ведь слишком большой не нужен, правда? Купим какой-нибудь маленький, но уютный. И будем жить. Я буду писать там свои романы, стану знаменитым писателем. Этим и буду зарабатывать нам на жизнь. А ты будешь читать мои книги. Иногда -- другие. Ну, это чтобы я сильно не ревновал. Как ты на это смотришь?

Мягкое золотистое сияние лампы выхватывало едва уловимую улыбку Лизы, просвечивающую сквозь влагу, заливавшую её разрумяненное лицо. Она плакала, тихо, бесшумно, и Никита этого видеть не мог.

-- Хорошо, -- прошептала она. -- Хорошо смотрю!..

-- Решено! -- почти уснув, объявил Никита и вскинул руку вверх. -- Едем покорять Гренландию!

Было слышно, как на первом этаже возвратилась толпа. Как они о чём-то оживлённо тараторят, как веселятся, как горланит телевизор голосом Галкина, Киркорова и Баскова. Но с каждой минутой все звуки затухали, словно опускались на дно глубокого озера. Закрытая изнутри комната Никита будто бы отделялась от всего остального мира, как подводная лодка, уносящаяся в бескрайние безмолвные глубины.

-- Интересно, сколько вдохов осталось до рассвета? -- прошептал Никита, взглянув сквозь приподнятые веки в тёмное окно, за которым носился снежный ветер.

-- Пять тысяч, -- тихо ответила Лиза и закашляла. -- Примерно, пять тысяч...

-- Пять тысяч вдохов до рассвета... -- произнёс он. -- Как же чертовски здорово звучит...

Так они и лежали. Лежали и слушали тишину. И своё ровное дыхание.

Вдох...

...Выдох.

Вдох...

...Выдох.

Лишь иногда идиллию тишины нарушал тихий кашель.

Вдох...

...Выдох.

Вдох...

...Выдох.

И словно вот он -- как говорила Лиза -- выход. Выход в другую, озарённую светом комнату. Словно вот она -- безмятежная усталость, перерастающая в здоровый, райский сон. И словно всё плохое -- навсегда позади. И словно вот она -- вот она! -- спокойная, размеренная и счастливая жизнь! Вот она, начинается, тихо и мирно, тихо и блаженно, тихо и тепло, тихо и убаюкивающе, словно нежная колыбельная, что поёт маменька своему малышу.

Всё только начинается!

Всё только...

-- Я счастлив с тобой, -- прошептал Никита сквозь сон. -- Теперь у нас всё будет хорошо... Теперь у нас обязательно всё будет хорошо!

X

Никита находился в удивительной снежной стране. Всё вокруг на нескончаемые километры было покрыто сверкающей белой тканью. Красота зимней безграничности. Ни деревьев, ни домов; лишь редкие холмы выступали где-то далеко, плавно срастаясь с розовеющим небом. Рассветало. Расцветало.

"Быть может, это Гренландия? -- сразу же предположил парень, восторгаясь от раскинувшегося вида. -- Тогда, может, где-то здесь есть Лиза?.."

И правда!

В необычной снежной стране появилась Лиза!

В лёгком белом платье она, игриво смеясь, бежала по полю, украшенному лучами ранней зари. Бежала и пела:

Там, где клён шумит над речной волной,

Говорили мы о любви с тобой.

Опустел тот клён, в поле бродит мгла.

А любовь, как сон, стороной прошла...

-- Постой! -- рассмеявшись, крикнул ей Никита. -- Куда ты убегаешь? Здесь ведь сплошные снега!

Но Лиза, поглощённая своим личным весельем, не замечала кричавшего ей издалека парня. Её светлые волосы развевались на бегу какой-то детской простотой и наивностью происходящего, а от босых ножек на снегу оставалась длинная цепочка маленьких следов. Она продолжала петь, прекрасно, словно сам ангел, и, кажется, ничто не могло отвлечь её от этого занятия.

А любовь, как со-о-о-он...

А любовь, как со-о-о-он...

Стороной прошла...

-- Подожди меня, Лиза! Слышишь? Подожди же! -- Никита бросился за ней, ступая по блестящему полю. -- Лиза!

Беззаботная девушка по-прежнему ничего не замечала. Казалось, она убегала в такое место, в которое ей невероятно сильно хотелось попасть. Будто это было её одной единственной целью, и ничто другое уже не смогло бы обратить на себя её внимание. Вздымающееся солнце, постепенно растекающееся по холмам, затопляя их золотом, словно манило её к себе.

Солнечная дорожка для щебечущей Лизы, по которой она мчалась в саму Вечность...

-- Стой! Остановись, Лиза! Подожди меня! -- всё кричал Никита, ощущая, что бежит за самим Счастьем и должен его непременно догнать.

Но ближе почему-то не становился. Будто только наоборот -- странным образом отдалялся.

А вдалеке всё резвился задорный женский голосок:

Четырём ветрам

Грусть-печаль раздам.

Не вернётся вновь

Это лето к нам...

Никита нёсся изо всех сил, но вскоре почувствовал, что выдыхается. Словно в его горле странные существа развели кострища. Толку никакого -- приблизиться не удаётся. А Лиза, которую становилось всё труднее разглядеть на фоне ослепляющего рассвета, и не думает колебаться. Нужно её чем-то привлечь! Но чем? Как сделать, чтобы она услышала? Чтобы увидела. Чтобы поняла, что он здесь!

Никита вдруг ощутил прикосновение. Повернувшись вправо, остолбенел.

Достоевский.

В старом засаленном чёрном костюме он держал его за плечо и пристально глядел в глаза. Глядел и, словно установив особый, прочный, хоть и невидимый канал между их глазами, стал передавать Никите всё, что тот сейчас чувствовал. Всю ту боль, что лилась из него в это мгновение дрожью, всё то отчаяние, что криком срывало ему высохшее горло, всю ту беспомощность, что без конца тянулась до самого ускользающего в небытие горизонта. Достоевский показал ему всё.