Назовите меня Надеждой (СИ)

– Одевайтесь, - сказал он мне, наконец-то оставив меня в покое, а затем вымыл руки, и вышел из смотрового кабинета, позволив мне одеться в одиночестве. Я не надеялась на чудо, и поэтому прямо завела разговор об операции и дальнейшем лечении. Меня интересовало – что именно ждет меня. – Болезнь выявлена на ранней стадии, - сказал врач, - поэтому мы можем удалить саму опухоль, оставив молочную железу, но обычно мы удаляем полностью.

– Что вы посоветуете мне? – спросила я, стараясь не разрыдаться. Нельзя, нельзя. Возьми себя в руки!

– Вы женщина молодая, это можно понять, но я рекомендую, все же провести мастоптомию.

– Масто… Это…Это, - я заикалась, не решаясь произнести вслух эту страшную фразу. Было страшно осознавать ее смысл, а уж тем более, когда это имеет отношение ко мне.

– Это удаление молочной железы, - договорил за меня врач. – Вы можете отказаться, мы удалим пока опухоль, но придется чаще наблюдаться.

– Нет, - решительно сказала я. – Я не хочу жить в страхе, не хочу подвергать себя риску. Я согласна на эту…на операцию.

– Хорошо, - кивнул доктор. – Как только сдадите все необходимые анализы, сразу же приходите утром, натощак.

– А что именно нужно сдать?

– Я вам все напишу.

Сидя в коридоре и ожидая пока медсестра вынесет мне список необходимых процедур, я держалась, как могла. Я старалась не смотреть на молодую женщину, примерно моего возраста, чья голова была повязана платком. Волос под ним не было. Страшно. Боже, как же это страшно.

Я незаметно для себя шмыгнула носом. Проклятая аллергия. Конечно, это аллергия. Я ведь не плачу.

– Доченька, не расстраивайся, - обратилась ко мне рядом сидящая женщина. Я повернула голову, но не посмотрела на нее. Разговаривать мне сейчас совсем не хотелось. – Тебя будут лечить. Сейчас медицина пошла далеко, даже и такое вылечивают!

Конечно, действительно – чего мне расстраиваться? Подумаешь, в двадцать восемь лет остаться без сисек! Тоже мне, печаль да тоска. Я вежливо улыбнулась, и тут на мое счастье вышла медсестра.

Сказав ей сдавленное «спасибо», я взяла листок, и заспешила покинуть это страшное место под названием областной онкологический центр.

С этого дня начались хождения по кругам ада. Я понимала, что чем раньше приступлю к лечению, тем лучше для меня. Но мне хотелось оттянуть день операции. Я все ждала какого-то чуда, сама отлично понимая, что никакого волшебства не произойдет. Опухоль не рассосется и не превратится в доброкачественную. Я смертельно больна, и я должна, наконец-то осознать это и принять.

Удивительно, как мне удалось сохранить все в секрете. Маме я не хотела говорить, дабы не расстраивать ее. Но это было легко – она живет в деревне, и в город практически не приезжает. По телефону же я даже не сообщила о том, что потеряла работу, и поэтому на вопросы почему не могу приехать, ссылалась на то, что очень занята. Я понимала, что когда-нибудь придется сообщить маме эту новость, но я просто не могла решиться, я не знала, как это сделать. Да и не хотелось мне сейчас выслушивать причитания и охи-вздохи – и без того плохо.

С подругами же было и вовсе проще простого – я не появлялась в сети, на чем наша связь практически оборвалась. Пару раз, правда, звонила Ирина, но наша беседа состоялась в обсуждении ее нового коллеги, в которого она, кажется, влюбилась по уши. Я недолго слушала ее вдохновленные оды любимому, и вежливо, а может быть, и не очень, сказала, что меня ждут дела. На этом наше общение прекратилось. Обиделась, наверно.

Так что я решила пройти свой путь в одиночку. Так оно даже и лучше.

Влад переехал на съемную квартиру, и в короткой эсэмэске оповестил меня о том, что, как только я найду время, то могу смело подать заявление на развод. Возражать он не станет. Я решила разобраться с этим вопросом до операции, и отнесла заявление в ЗАГС. Вот только на слушание попасть не успела. После операции я чувствовала себя отвратительно, и не только морально. У меня скакало давление и температура, но врачи уверяли, что страшного ничего нет. А впереди меня ожидали еще курсы лучевой терапии.

В тот день, когда все случилось, я возвращалась с аптеки – нужное лекарство можно было приобрести только здесь, ради чего мне пришлось тащиться аж в другой конец города.

В автобусе я разместилась на свободном сидении, но проехать успела лишь пару остановок.

– Девушка, уступите место! – услышала я позади себя. – Не видите, рядом с вами стоит пожилая женщина? Воткнут в уши наушники, глаза закроют и сидят! – ворчала сварливая баба. Я повернула голову и только сейчас увидела, что рядом со мной стоит женщина – совсем не пожилая, но годящаяся мне в матери. Мне двадцать восемь. Интересно – до какого возраста я буду считаться молодежью? Да, выглядела я всегда моложе своих лет. Даже сейчас, когда больна смертельной болезнью.

Я покорно встала, а затем бросила взгляд на ту, что плевала мне в спину возмущениями. Баба фыркнула.

– Молодежь! – презрительно ворчала она. – Даже место не уступят, никакого воспитания!

– Женщина, уймитесь, пожалуйста, - сказала я ей, сжимая от злости кулаки. Во мне все кипело, и лучше ей сейчас заткнуться. Я не услышала того, что она мне ответила, если она вообще ответила, так как резко и неожиданно у меня закружилась голова, перед глазами все поплыло, а к горлу подкатила тошнота. Против своей воли я потеряла контроль над своим телом и стала заваливаться на бок.

– Ой-ой-ой! Девушке плохо! – раздалось над самым моим ухом, а затем меня кто-то подхватил, и я сама не заметила, как оказалась сидящей на сидении.

Кое-как я доплелась до дома, и бессильно рухнула на диван. Голова все еще кружилась, а тошнота прошла, только когда я легла. Я закрыла глаза, и стала медленно погружаться в полу-беспамятство, в полусон, из которого меня выдернул настойчивый телефонный звонок. Я не хотела брать телефон, но он все звенел, звенел и звенел.

– Да, - простонала я в трубку, даже не глядя на дисплей, чтобы узнать звонящего.

– Ты спишь что ли? – узнала я родной голос, и мгновенно пришла в себя.

– Да, я приболела, - ответила я, не понимая, зачем он звонит и что ему нужно. Дело в том, что я начисто забыла о нашем с Владом разводе.

– Ты не была на слушании, - сказал он. – Почему? Что-то случилось?

– Я…, - я сглотнула комок, подступивший к горлу, - я заболела.

– Заболела? – встревожено переспросил Влад, и мне захотелось разрыдаться и крикнуть: «Да-да-да!». Хотелось пожаловаться ему, вообще, хотелось поделиться с кем-нибудь, и в первую очередь, с ним. Хотелось, чтобы он приехал, обнял меня и сказал, что все будет хорошо, что мы вместе пройдем через это, что мы справимся. Я вздохнула, и непрошеные слезы потекли из глаз по вискам - на подушку, на волосы.

– Насть…, - позвал меня Влад.

– У меня рак, - выдохнула я, и разрыдалась.

– Я сейчас приеду! – крикнул он в трубку.

В автобусе было нестерпимо душно, и некоторые пассажиры то и дело возмущались, мол, неужели нельзя было поставить кондиционер? Ведь дорога-то неблизкая! Мы с Владом тоже изнемогали от жары, особенно я, но предпочли не участвовать в общих стенаниях. Я энергично обмахивалась веером, так, что моя правая рука разболелась не на шутку.

– Потише, - сдерживая смех, шепнул мне Влад. – Ты машешь так, что у позади сидящей женщины вздымается челка.

– Думаю, она мне только спасибо должна сказать, - шутливо отмахнулась я.

Мы ехали уже полтора часа, и это время казалось вечностью, а сколько еще впереди!

Влад протянул ко мне руку, и обнял, притягивая к себе. Я положила голову ему на плечо, и задремала. Мне снился санаторий, снилось море, снилось предстоящее счастье, и неважно, что впереди меня ждали курсы лучевой терапии, болезни, страдания. Сейчас мне было хорошо и спокойно. Сейчас я была счастлива.

Я не сразу поняла, что произошло, когда из сладостной неги меня выдернул резкий то ли удар, то ли толчок. Я растерянно заморгала, уставившись на Влада.