Ёжик (СИ)

Я не дал ей договорить. Просто взял и поцеловал.

Ежик с минуту сидела, уставившись на меня круглыми глазищами. Ее удивление было ничуть не меньшим, чем у тех, кто впервые попадал в этот дом. Наконец она шумно вздохнула и выдала на одном дыхании:

— Пашка, давай лучше будем просто друзьями, а то как бы из этого чего не того не вышло!.. — и она стремительно опрокинула в себя остатки чая, подавилась, закашлялась и завершила фразу: — Так вот ты не стесняйся, и будь как дома, а то я расстроюсь и уйду от родителей жить в хижину в горах!

С тех пор я еще два раза пытался намекнуть ей на свои большие чувства, но быстро понял, всю тщетность усилий. И принял правила ее игры. Стал просто другом. А она поверила и, как мне казалось, очень быстро забыла, об этих робких намеках и о том, что я все-таки мужчина.

Такая она была. Странная.

Но, право, сам-то я разве нормальный?

В школе у меня почти не было друзей. Только в старших классах я сумел найти общий язык с двумя мальчишками. Оба они появились в моей жизни, когда я перешел в 9 класс. И все трое мы мало чем походили друг на друга, имея в глазах учителей лишь одну общность — хорошие по мальчишеским меркам отметки.

Кирилл вместе с мамой пришел в наш класс в конце сентября. Он был младше меня на год и ниже на полголовы. На уроках больше всего любил рисовать солдатиков. Получалось это у Кирюхи как-то слишком уж по-детски. Да и сам он казался мне слегка инфантильным. Чего никак нельзя было сказать о втором нашем товарище: Серега явно превосходил и меня и Кирилла в плане жизненного опыта. В школу он, разумеется, пришел один и всегда отличался болезненной самостоятельностью. Лишь спустя пару месяцев я узнал, что Серегина мама живет совсем в другом городе, а сам он отдан на попечение тетки, у которой естественно была своя семья.

Мы проучились вместе два года.

Два года странной ревнивой дружбы, ссор, обид и неожиданных откровений под конец. И все это время я был уверен, что у меня есть один друг и еще колючка в заднице. С Кириллом дружба казалась удовольствием: он любил пошутить, относился ко всему легко и сам был на редкость легок в общении. Вместе мы часто задирали хмурого, взрывного Сережку. Но при этом Кириллу все шуточки сходили с рук, а я получал по загривку.

Рука у Сереги была тяжелая.

Он постоянно обижался, злился и ревновал меня к Кириллу. Порой это было ужасно утомительно.

А в конце первой четверти 11-го класса Сергей уехал к матери. Я больше никогда его не встречал.

Перед отъездом он сказал мне что я — дурак. Что не умею видеть сердцем и не отличаю ложь от истины. И что настоящая дружба никогда не бывает сладкой. Расстались мы скомкано, даже почти поссорились.

Значение странных Серегиных слов открылось для меня лишь к концу учебного года. Мы замечательно продолжали дружить с Кириллом, вместе сидели за партой, часто болтали о девчонках (теперь Кир рисовал их вместо солдатиков) и я почти не жалел, о том, что у меня остался только один из двух друзей.

А потом Серегины слова встали в полный рост.

На выпускных экзаменах по геометрии мы с Кириллом сели за соседние парты, я ближе к учительскому столу, он — дальше. И надо же мне было вытянуть билет, который я почти не знал. Ну, то есть знал, конечно, не даром имел свою твердую четверку, но понимал хуже всего. Зато мне было точно известно, что Кирюха в этой теме — дока. Конечно, я подсунул ему записку с мольбой о помощи. И долго ждал ответа. Сражаясь с ужасной задачей, искренне верил, что помощь вот-вот придет.

Не дождался.

Мой лучший дружок сделал вид, что не заметил записки. Зато он успел решить все свои задания…

После этого у меня резко пропало желание общаться с ним. Даже не потому, что он отказал мне в помощи в самый критический момент. Нет, не поэтому. Меня наповал сразила Кирюхина реакция, когда он заявил мне, что не обязан решать чужие задачи…

Я получил за тот экзамен хилую четверку. Кирилл — твердый пятак. Учителя, крайне раздосадованные моим слабеньким ответом, остались очень довольны ЕГО работой.

На вручении аттестатов Кириллу досталась золотая медаль, к которой он так старательно греб все два года нашей «дружбы».

Мне — обычный синий табель.

Плевать на него.

Я наконец осознал, что это такое — незрячее сердце…

Прости меня, Сережка, я и правда был тупым чурбаном. Жаль, что ты так и не смог мне этого объяснить, когда мы могли видеть друг друга каждый день.

Тогда бы я точно не потерял твой новый адрес.

— Ань, как ты думаешь, можно найти человека, которого не видел почти 10 лет?

Мы доедали окрошку у меня на кухне, было воскресенье, солнечное и звонкое от птичьего щебета. Легкий ветер колыхал занавески, донося с улицы запах полыни и свежевыстиранного белья. Ежик дурачилась и кидала в меня хлебными шариками. У нее было отличное настроение. И вопрос явно попал не в струю…

Она резко стала серьезной и, глядя мне в глаза из под отросшей челки, спросила напрямик:

— Что, решил найти первую любовь?

Я так и застыл с ложкой у рта. Как это женский ум все так странно интерпретирует?

— Да, брось. Какая любовь. Я ее уже и не помню!

Слукавил, конечно. Ту девушку забыть трудно.

Ежик склонила голову набок, почесала переносицу сгибом пальца и заявила:

— Врешь.

— Не вру. Я совсем о другом человеке подумал, — Ну вот как всегда на ровном месте попал впросак.

Но, кажется, она поверила.

— О ком же?

— Это парень. Мы вместе учились.

— О. У тебя были друзья в школе?

— А почему бы им не быть?

— Это не похоже на тебя.

Мне даже немного обидно стало. Что же я, такой неинтересный что ли?

Она будто почувствовала мои мысли.

— Да ладно тебе, Пашенька, чего обижаешься? Я вот по себе знаю, какая жопа эта школа. Куда уж там друзей найти в этом доме идиотов!

Я понял, к чему она клонит. Оказывается, моя обида была неадекватной реакцией на комплимент. Гм!

Пришлось продолжить рассказ, отложив желание пообижаться до более благоприятного случая.

Ежик слушала внимательно. Подперев лицо руками, смотрела на меня не мигая и, казалось, видела больше, чем я описывал. Даже про недоеденную окрошку забыла, по краю тарелки семенила муха. Я говорил и говорил, боясь остановиться и нарушить хрупкую гармонию в ее лице. Когда у Ежики такое настроение, я готов сделать все, лишь бы взгляд этого создания оставался таким внимательным и заботливым. Как не хватает в нашей жизни простого понимания… Ежик меня понимала. Почти всегда. Но я редко когда рисковал демонстрировать ей свои шкафы и антресоли со скелетами. И вовсе не потому, что не доверял. Просто… не часто ее "погодные условия" совпадали с моей готовностью излить душу.

В этот раз, похоже, совпали.

Когда я, наконец, выговорился, она лишь вздохнула и покачала головой. Согнала муху. В сотый раз заправила отросшую челку за ухо. Я вдруг вспомнил, что у нее день рожденья через два дня, а подарка все еще нет.

Наконец она выдала:

— И все-таки тебе повезло.

Я не понял и получил в награду снисходительную ухмылку.

— Тебе повезло, что у тебя есть друг, хоть ты, тормоз, и понял это, только когда вы расстались. И до сих пор не понимаешь, что он есть у тебя и сейчас! У меня вот не было друзей. Ну, почти. Хотя иногда, конечно, я встречала прикольных людей, в основном почему-то мальчишек. Видимо нормальных девочек в мире мало или они мне не попадались.

Я подумал про тех девчонок, с которыми имел счастье общаться в школьные годы. Они были разные. Иногда попадались вполне ничего. Я так и сказал Аньке.

Она только плечами пожала:

— Я же говорю, тебе повезло.

Сама она про свои школьные годы особо не откровенничала.

Сентябрь

Как-то раз она пришла ко мне во время дождя. Вечером. Было холодно. Как всегда, когда осень уже наступила, а отопление еще не дали. С утра я хотел навести порядок дома, но потом представил, как придется возиться с водой и руки совсем замерзнут… Идея отпала. Весь день я провалялся с книжкой и горячим кофе. И совсем ее не ждал. Только вчера Ежик заявила мне, что все ее достало и я в том числе. И пошел ты нафиг и все такое. Ушла, разобиженная на какую-то мелочь. Я уже и не помню, что ее зацепило. По большому счету, это не имело значения. Я знал, что она все равно вернется. Не сразу, но позвонит мне и, как обычно, скажет, что я полная скотина, что она меня ненавидит, и что если я сейчас же не попрошу прощения, то могу уже больше не рассчитывать на какие-либо отношения. Конечно же, я всегда извинялся, уверял ее, что не смогу и дня прожить без любимого Ежика и шел в кондитерскую за ее любимыми пирожными. Потому что знал — скоро мой обиженный дружочек нарисуется собственной персоной.