Гравитация (СИ)

— О, боже, какой сюрприз, — воскликнула Нина, всплескивая руками, — проходи, не стой у дверей!

Габриил сейчас явно мечтал оказаться не просто у дверей, а где-нибудь на другом континенте. Желательно, с чужими документами.

— Действительно, какая встреча, — я не скрывала издевки в голосе. Кажется, я считала, что должна встретиться со всеми ними лицом к лицу? Ваш заказ готов, мадам.

Габриил что-то вяло пробормотал, Алан снисходительно кивнул ему, призывая ободриться.

— Жаль, что уже ухожу, но я рада всех вас видеть, — я посмотрела на Нину, сладко улыбающуюся мужу и не замечающую одеревеневшей физиономии Габриила. Все трое горячо, и от того еще более фальшиво попрощались со мной нестройным хором. Я была уверена — двое из них провожали совсем недобрыми взглядом мою спину, пока я удалялась по направлению к воротам за которыми меня ждало такси, и была в пределах видимости из окон дома.

Где-то на середине дороги, когда мы проезжали старый парк в центре города, я попросила таксиста остановиться и пошла дальше пешком. Листва медленно опадала вниз, на землю, и тишина была наполнена слабым шорохом. По привычке натянув на голову капюшон, я брела между высоких рядов деревьев и наслаждалась ощущением свободы. Никаких стен — ни реальных, каменных, ни искусственных, в виде придуманных клеток-решеток. Если отмести в сторону все, что превращает людей в слаженную массу, то остается лишь человек и вселенная. И тут уже не свалишь ответственность за свои действия, решения на кого-то другого.

Большой лист плавно слетел с низкой ветки и упал мне прямо на ладони. В желтеющей ткани виднелись тонкие сеточки-прожилки, делающие его похожим на старое кружево, выцветшее от времени. Я опустила руку и позволила ему лететь дальше, к земле.

Парк не был слишком большим, где-то через пару поворотов уже виднелись в просветах деревьев дома улицы, пролегающей возле аллей. Я дошла до дома за какие-то полчаса. Оставалось пройти дорожку через газон, и я была бы у двери.

В кармане тихо запищал телефон, и я вытянула его из куртки, чтобы ответить на звонок.

— Если ты остановишься и обернешься назад, я буду очень признателен, — могу поспорить, что произнося это, Гаспар посмеивался. Несмотря на то, что я обдумывала всю неделю, несмотря на все мысли, я поймала себя на желании разъехаться в улыбке. Остановилась и оглянулась назад, задаваясь вопросом — как так получается, что он появляется, и в моей голове словно переключается какой-то рычаг?

Я ненавижу этого человека. Я знаю, что он желал мне смерти. Но сейчас я вижу улыбку, которая оставляет сеточку морщин в уголках глаз, вижу волосы, прядь которых выбивается и падает на широкий лоб. Меня раздирает на части то, кто передо мной и то, как он почти искренен сейчас.

Затем я вспоминаю то, что планировала все это время. Будь самой собой и не проявляй глупость. Поэтому я улыбаюсь во весь рот и шагаю Гаспару навстречу. Лгут все, в большей или меньшей мере, почему бы и мне не воспользоваться их же оружием?

В руке у Гаспара небольшой продолговатый сверток. Сам он выглядит как всегда — уверенным, с толикой лоска, но при этом немного усталым. Это видно по тому, как под глазами кожа темнее, чем обычно, словно он не спал достаточно долго.

— Я только вернулся в город, — отвечает он на мой вопрос, — пришлось провести несколько часов в самолете.

Мы заходим внутрь, и я на мгновение задаюсь вопросом — как часто Гаспар размышляет о моем убийстве, находясь здесь, ходя по комнатам дома? И направляюсь на кухню, ведь наши совместные посиделки уже превратились в своеобразный ритуал с чашкой горячего чая или кофе.

Пока чайник начинает потихоньку разогреваться, я возвращаюсь к Гаспару, явно над чем-то раздумывающим. Он протягивает мне сверток, и сейчас я слышу в его голосе немного деланное безразличие:

— Я подумал, что это может тебе понравиться.

Пока я вожусь с нежно-лиловой подарочной бумагой, которая придает свертку праздничный вид, Гаспар смотрит в окно. Если я правильно понимаю, то он в некотором напряжении ждет момента, когда я доберусь до прячущейся под бумагой вещи. Невероятно, он что, волнуется?

Это альбом. Красивый альбом в переплете, внутри которого собраны виды самых красивых мест мира, потрясающие своей трехмерной реалистичностью фотографии. Когда-то в школе я мечтала о таком, но это была именно мечта, стоящая чересчур дорого. И сейчас она покоится в моих руках. Сказать, что у меня перехватывает дух, значит не сказать ничего. Я могу только восхищенно таращиться на альбом, пожирая его глазами.

Затем, с большим усилием заставляю себя оторваться от созерцания воплотившейся мечты всего детства и протягиваю ее Гаспару. Да, моё сердце обливается кровью, но разум холоден и способен адекватно оценивать происходящее.

— Я не могу принять его. — Я могу его принять, но не от тебя. Не от того, кто скоро окажется за решеткой и не сможет больше играть со мной, с полицией, со своими жертвами, — Это дорогой подарок. Очень уж дорогой.

— Он не настолько дорогой, — Гаспар выглядит немного снисходительно, пытаясь переубедить меня. Но я помню, что абсолютно всему в нем нельзя верить. И потому отрицательно качаю головой, показывая, что остаюсь при своем мнении. Если Гаспар и испытывает обиду, то не показывает ее никоим образом. Он берет альбом у меня из рук, несколько секунд смотрит на него, размышляя. Затем подходит к шкафу с книгами возле камина и кладет альбом на одну из полок. Не давая мне открыть рта и продолжить отказываться, он оборачивается и кивает на шкаф: — В таком случае я даю его, чтобы ты могли полистать на досуге. А затем вернешь альбом мне.

Я молчу, его довод таков, что, продолжив стоять на своем, я буду выглядеть и глупо, и подозрительно. А еще, втайне, я порабощена его подарком. Позорная слабость, которую Гаспар умело облекает в такую форму, что она не выглядит больше опасной и постыдной.

Все время пока он здесь, Гаспар периодически словно уходит в свои мысли, почти не слушая меня. При этом он выглядит так, словно часть него здесь, рядом со мной, а другая часть погружена внутрь, в размышления. Обычно он всегда невероятно вежлив и почти обостренно реагирует на каждое движение или смену выражения на лице. А сейчас его взгляд мельком касается меня и вновь фокусируется где-то там, в глубине себя.

— С тобой всё хорошо? — Я уже несколько минут исподволь наблюдаю за Гаспаром, — тебе стоило бы отдохнуть после перелета, поспать.

Улыбка его выглядит почти натянутой, и неприятный коготок беспокойства начинает царапать меня.

— Все нормально, просто смена часового пояса и большой объем работы — не то, на что хочется тратить время.

Три часовых пояса — не такая уж большая нагрузка, но я могу ошибаться. Чай с мятой и чабрецом, чей аромат заполняет кухню, способствует тому, что постепенно Гаспар расслабляется и все реже уходит куда-то в дебри своих размышлений.

— Вам хотелось бы уехать отсюда? Бросить все и изменить жизнь?

Я вздрагиваю от неожиданности.

— Иногда — да, хотелось бы.

— И ты готова к переменам? Не боишься, что они могут оказаться кардинальными?

Я не могу понять — в чем подвох, что он хочет узнать этими вопросами.

— Любые перемены — это шанс напомнить себе, что ты жив.

Гаспар наклоняется вперед, через стол и, глядя мне прямо в глаза, спрашивает:

— Ты так сильно хочешь почувствовать себя живой?

Передо мной оказывается тусклый свет, освещающий грязные деревянные полы. Я снова чувствую вкус своей крови на губах, и мои руки вновь немеют, стянутые веревкой. А за дверью раздаются мерзкие хрустящие и хлюпающие звуки.

— Да, хочу, — я смотрю прямо в лицо Гаспару.

Гаспар прикрывает глаза, затем поднимается со своего места. Я направляюсь за ним к дверям, провожая своего гостя. Он действительно выглядит уставшим. Утомленным. Это чувствуется в том, как он двигается — более скованно, медленно, не тратя впустую силы. Гаспар в хорошей физической форме, и его мало что может так измотать. Я стираю мысль о паре новых трупов, боясь, что она легко может отразиться на моем лице. Это не моя забота. Теперь этим должна заниматься Тагамуто.