Можете звать меня Татьяной

Девочки не почувствовали Татьяниного присутствия. Восприимчивость детства кончилась. Татьяне бы навестить Павла и племянника его Петрушу. Они-то ее слышали. Но Татьяну занимало другое. На следующий земной день наведалась под землю и предупредила Алешу: «Убери руку… сейчас упадет балка». Балка упала рядом с отдернутой Алешиной рукой. Вечером он шепотом рассказывал Лизе: «Понимаешь, у меня появился внутренний голос. Предупреждает об опасности». – «А там опасно? = спросила Лиза. «Дура», - подумал Алексей. Скоро Татьяна увидела: ребятишки перегруппировались. Алеша пришвартовался к Соне, Вася к Лизе. Теперь уже Соне Алеша рассказывал, как слышал предупрежденье неведомо откуда. Соня делала большие глаза. А собственно, кто их контролирует? знает, кто в какой комнате лег? никто, кроме Татьяны, а она не в счет. Может быть, сейчас так принято, Татьяна просто отстала. Феи, феи, где ж вы. феи? феи, феи. это ж я. Почему не блюдете моих девчонок? ваших крестниц? Вы же сулили им сияющее счастье. Где оно, феи? Но феи от нонешней Татьяниной ангельской сущности попрятались. Ино дело святость, ино колдовство. А ведь когда-то здесь, на Ломоносовском, у Татьяны снимала комнату колдунья Катарина. В этой комнате колдунья у меня жила одна. Тень ее еще видна у порога в новолунье. Давно это было. Обеленная душа Татьяны отвергает любое ведовство.

На крыше ГАИШа стояли Татьянины сыновья. Красивые, успешные, говорили о бренности и о вечном. Павел с жаром утверждал: жизнь после жизни существует. Но о том, что слышал голос матери, умолчал. Андрей, агностик, рассеянно отвечал: да. возможно. Внизу, на двух ГАИШных скамейках, что смотрят друг на друга, снег почти стаял, а вокруг еще держался твердым сугробом. Татьянина душа, оставив сыновей, слетела вниз, послушала обрывки прежних разговоров, здесь звучавших. Они случайно записались где-то в ноосфере.

Михалыч в прежней своей комнате громко ворчал на кого-то новенького, Татьяне незнакомого. Из прежних остался один незаменимый Женя, что играл на фортепьяно «Зеленые рукава» и рассказывал по телевизору о Михалычевых далеко идущих планах. Татьяна выждала момент, когда Михалыч закончит очередную укоризну, и торопливо, пока он не начал следующей, произнесла: «Это я… меня ненадолго отпустили…» Михалыч вскочил, как ошпаренный, заорал на весь ГАИШ: «Вы… вы пришла!» - и вылетел в коридор. Привыкшие к его чудачествам подчиненные облегченно вздохнули и занялись текущими делами. А Михалыч под дверью махал руками, обнимая пустой воздух. Татьяна поцеловала Михалычеву лысую макушку и отлетела к сыновьям на второй этаж.

Сыновья любили ГАИШ, также как все его обитатели. Надо ли, не надо ли – приезжали сюда, благо близко, и проводили время вдвоем с часу дня до позднего вечера. Значит, так им было лучше. Михалыч получил наконец от университета трехкомнатную квартиру поблизости (хоть просил двухкомнатную) и ошивался в ГАИШе, если не был в командировке. В ГАИШ приходили студенты астрономического отделения из университета, и Михалыч-Андрей-Павел читали им лекции. Сейчас как раз Андрей распинался в сорок восьмой аудитории. Павел наедине с самим собой рисовал в компьютере что-то очень похожее на боттичеллиевский рай. «Павел, там так и есть», прошептала Татьяна. Сын ответил ей совершенно спокойно: «А я теперь вижу всё, что видишь ты». Стало быть, современные технологии бессмертия совершенствуются. На всякий случай Татьяна заглянула в сорок восьмую. Открывать дверь (пугать студентов) не пришлось. Проникла. Позвала: «Андрей! подай мне знак, что слова мои услышаны тобою!» Нет ответа.

Теперь к внукам, Пете-Сереже. Они по-прежнему работают на Юлиана Портнова, сидят в одной комнате, посмеиваются над хозяином. Не бегают по Подмосковью. как голодные волки. Хорошая вещь стабильность. Только бы босс не разорился. Авось насмешки Пети-Сережи его не сглазят. Татьяна окликнула из коридора: «Эй, ребята! вы без Рыси не соскучились?» На этот раз среагировали оба. Бросились к двери, стукнулись лбами. «Рысь! ты где?» - «Я здесь, со мной можно разговаривать». – «И столов вертеть не надо?» - «Ничего не нужно. Отключите компьютеры, как бы они не зависли. Я уже в комнате». – «Там… там есть?» - «Ну, вы же меня слышите. Значит, есть. Но гарантировать нельзя. Всё очень зыбко…» Город за окном давил на Татьяну. Она чувствовала: надо скорей отсюда.

Я анахроничная спиритка. И где только набралась? «…и что верные вести оттудова получила графиня Блудова?» Хорош источник. Так или иначе, Татьяна снова в раю. Рай изменился за время ее отсутствия. Или она попала в другую область рая? Что-то похожее на библейский эдем до грехопадения человека. Безымянные авторы Книги создали его своим воображением. Они жили практически в пустыне. Их пастушеская жизнь вращалась вкруг колодца. Возле него Иаков встретил Рахиль. Благополучие измерялось количеством скота. Чечевичная похлебка была лакомством, за которое можно отдать первородство. Сад, огромный цветущий оазис – предел их мечтаний. Ветхозаветный эдем безлюден. Татьяна без одежд, как и положено. Ей лет двадцать от силы. Несовершенна, совершенством никогда не отличалась, но сойдет. Гуляют и животные небесной красоты, сотворенные хиповатым Алексеем Хвостенко – песня его без упоминания авторства использована в фильме «Асса». Одно как рыжий огнегривый лев, другое – вол, исполненный очей, третий золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый. Всё, что мы придумали, может записаться и где-то воплотиться. Татьяна проходит прозрачными воротами – и теряет эдем. Недолго радовалась.

На землю, на землю. Там светлый июнь. Вот и Татьянина дача на низком берегу Бисерова озера. Стараниями фей разросшийся дом заметно обветшал. Должно быть, феи за ним не смотрят. Отбились от рук. Любимая невестка Вера, жена Павла, хозяйничает: подрезает усы клубнике. «Вера, это я, Рысь!» Услыхала. Вскочила, бросила резак, расплылась в улыбке. И будто играет в жмурки – топчется по грядке, ловит пустой воздух.

Татьяна решила призвать фей к порядку. Что за дела – умница Вера гнет спину. А на что целый штат фей? Татьяна вышла лунной ночью на люпиновое поле. Острый месяц качается в небе, ночные бабочки расправили темные крылышки. «Титания! Оберон! отзовитесь!» Милостиво явились. Хранят молчанье. «Ваши величества! отчего вы оставили заботами моих близких, чуть только я убралась со свету? Они довольно беспомощны… это такой ген, его нужно лелеять. Андрей, Павел. Вера… Ирина еще ничего». Не отвечают. « Ваши величества! потусторонний мир вам не чужд. Я видела горние страны. Кланяюсь вашему ночному могуществу. Пришлите легкокрылых, пусть хлопочут всюду, где окажутся мои близкие». Сдержанно кивнули. Аудиенция окончена.

Ирину, жену Андрея. Татьяна застала, когда та вела машину – ехала на дачу. На заднем сиденье уже набилось десятка два фей – переговоры с их величествами увенчались успехом. Не будучи вполне уверена в своей бестелесности, Татьяна прижалась к стенке. боясь помять фей. Когда машина остановилась у светофора, Татьяна шепнула на ухо невестке: «Ирина, ты везешь на дачу Рысь». Ирина повертела головой, точно отгоняя комара, но ничего не отвечала. Приехали вместе с феями. Как те взялись за дело! Не на глазах, конечно. Однако к утру дом был уже покрашен, крыша перекрыта, погода исправлена. Ни ветерка, и отраженья сосен в воде вытянулись по стойке «смирно». Давно бы так. А эти четверо, Лиза-Соня-Алеша-Вася, или Лиза-Соня-Вася-Алеша, на дачу не едут. У них свои разборки. Не заглянуть ли Татьяне самой к ним на Ломоносовский?

Феи и на Ломоносовском появились. Набралось даже слишком много. В воскресный день сидели на открытом окне. Татьяне пришлось их потеснить. Колокольный звон донесся прямо с неба – церквей рядом не было. Пора, пора уходить. Бок о бок с колдовством ей не годится. Но Татьяна медлила. Две новости. Парней перевели в центральный офис метростроя. Белые воротнички – сидят за компьютерами. Деньги платят, но работа скучная. Зато безопасная. Татьяна нюхом чуяла: беда ходила рядом. Еще: объединились по-прежнему. Лиза-Алеша, Соня-Вася. Хорошо ли. плохо ли - по крайней мере, родителей пугать не будут. Татьяна прокричала, улетая: «Ребята! я вас проведала!» Все четверо повернулись к окну. Высунулись, сталкивая прозрачных фей. Но ничего не увидали, за исключением долговязого ясеня.