Мотылёк

Сделав круглые глаза, Клайв вышел из библиотеки.

Я была потрясена.

– Пока еще нет, мама, – проговорила я, не в силах скрыть свой ужас при виде того состояния, в которое пришли она и комната, а также собственного эгоизма, не позволившего мне увидеть, что с ней стало. На меня нахлынула неодолимая волна из чувства вины, любви, стыда и раскаяния.

– Мама, прости меня! – воскликнула я, опускаясь на колени и обнимая ее. – Пожалуйста, прости!

По моим щекам потекли слезы. Я крепко прижала ее к себе и почувствовала, как она чуть напряглась, – словно такая смена ролей показалась ей неестественной.

– Дорогая, и за что же я должна тебя простить? – захихикала она, уперев подбородок мне в плечо. – Поверь, мне начхать, что вы так и не открыли божественную тайну моли. И всегда было начхать, – шепотом добавила с серьезным видом. – Только не говори своему папочке.

Тут ее ладонь соскользнула с подбородка. Она ударилась головой об пол и радостно засмеялась, глядя в потолок.

– Не скажу, – заверила я ее, выпрямляясь. – Но что же здесь случилось? – Я обвела комнату рукой.

– Где?

– В библиотеке. А еще ты валяешься на полу, и…

– Дорогая, ты про беспорядок? – проговорила мама, лежа на спине и вытянув руки. – Не тревожься на этот счет – так, немного пыли, мусора и… В общем, мы в любую минуту можем убрать все это.

Она стала что-то напевать. Было очевидно, что она совершенно не контролирует себя. Было бесполезно пытаться донести до нее свои мысли и чувства. И какое потрясение испытала бы настоящая Мод, если бы мы с ней сейчас зашли в эту комнату и обнаружили нынешнюю Мод в том виде, в котором она сейчас пребывала! Подумать только, Мод, одна из самых уважаемых женщин в деревне… Меня пронзила мысль, что в этом отчасти и моя вина. «Настоящая Мод» была убеждена, что я никогда не допустила бы подобного. Она знала, что я буду следить за ней, что я не пущу зло в нашу жизнь. Я подвела ее – а ведь она всегда помогала мне, как могла! Я предала ее, слишком увлекшись своей работой и своей жизнью, потеряв счет времени и пропустив нечто намного более важное.

– Дорогая, который час? – спросила мама, сев на пол.

Ставни были закрыты, и с того места, где лежала Мод, невозможно было определить ни время суток, ни даже время года. Мама оказалась в каком-то своем мире, где времени просто не существовало.

Я посмотрела на наручные часы:

– Ровно половина одиннадцатого.

Затем я подошла к окну, открыла ставни и добавила: – Утра.

То, что произошло затем, стало для меня громом среди ясного неба.

– Вирджиния, что ты хочешь этим сказать? – долетел из-за моей спины злой мамин голос. – Что ты хочешь сказать этим «утра»?

Я медленно повернулась. Я собралась было ответить, что ничего этим не хочу сказать, но из моего открытого рта не вылетело ни слова.

– «Утра», – повторила она нарочито слабым голосом. – Не смей глядеть на меня свысока, девочка моя! Слышишь? Я не потерплю от тебя такого поведения. Ты поняла?

Мама сорвалась на крик. Я увидела, что она сидит, прислонившись спиной к дивану.

– Ну-ка, смотри на меня, – приказала она и уставилась мне прямо в глаза.

Мне стало страшно: я никогда еще не видела ее такой. Ее широко раскрытые глаза сверкали каким-то безумным блеском. Направив на меня палец, она продолжала:

– Ты можешь думать, что стала большой и умной, потому что теперь работаешь вместе с папочкой, что мир вращается только благодаря тебе, но на самом деле, Джинни, девочка моя… – ее голос понизился, однако угроза не исчезла из него, а палец по-прежнему был наставлен на меня, – …тебе еще очень многому надо научиться, черт возьми, и если я еще хоть когда-нибудь услышу, как ты разговариваешь со мной в таком тоне… Мне плевать, кем ты меня считаешь и кем ты считаешь себя, но ты будешь уважать меня, потому что я твоя мать, поняла? Поняла, я спрашиваю? – повторила она, вновь сорвавшись на крик.

11

Артур и каннибалы

Я прервала работу и посвятила остаток дня уходу за мамой и уборке в доме. После ужина позвонила Виви. Мама крепко спала там, где я ее оставила, – на диване в библиотеке, закутанная в одеяло. Мне пришло в голову, что будь Виви дома, она никогда бы не позволила Мод дойти до такого. Она устранила бы проблему в зародыше: просто взяла бы маму за плечи, хорошенько встряхнула и велела бы ей взять себя в руки. Именно так и должна вести себя в подобных обстоятельствах хорошая дочь.

Виви что-то говорила, но я ее не слушала. Как я могла проглядеть очевидные признаки того, что Мод начала слишком много пить? Наверное, меня ослепили собственные честолюбивые замыслы. Нас с отцом вполне устраивало то, что в это лето нас оставили в покое, не мешая нашей работе.

Я вспомнила обещание, которое как-то дала маме после смерти Виры. Она заставила меня поклясться, что я ни в коем случае не позволю ей умереть такой смертью, как наша экономка, и, если нужно, даже буду для этого бить ее по голове. Она сказала: «Джинни, я хочу умереть быстро и достойно. Пожалуйста, запомни это». Я не сомневалась, что достойно Мод хотела бы не только умереть, но и жить – иначе говоря, я не сдержала своего обещания.

Виви сказала, что в следующие выходные приедет домой.

– Я приготовила вам маленький сюрприз, – добавила она.

«Интересно, может ли что-нибудь быть сюрпризом, большим, чем те изменения, которые произошли с домом за последнее время?» – подумала я. Мне очень хотелось рассказать ей о том, как этим утром мама стала кричать на меня, но я сдержалась, отчасти потому, что знала: Виви мигом примчится сюда и устроит сцену; а отчасти из-за того, что в случившемся была и моя вина. Наверное, я и впрямь продемонстрировала покровительственное отношение к маме – пусть и не хотела этого делать. А еще я не помогла ей, допустив, чтобы она дошла до такого состояния, – а значит, заслужила самые горькие упреки. Однако Мод ошибалась, когда обвиняла меня в высокомерии, – высокомерной я никогда не была.

– Мы приедем с Артуром, – прозвучал в трубке голос Виви. – Артур – мой парень, – добавила она, так и не дождавшись моего ответа.

Я услышала, как зашевелилась Мод, и решила, что новость о предстоящем приезде Виви взбодрит ее. Когда я вошла в библиотеку, в нос мне ударил резкий тошнотворный запах рвоты. Я открыла ставни эркерного окна. На пол полился серебристый дневной свет, озаривший маму. Она лежала почти в том же положении, в котором я ее оставила; ее лицо было обмякшим и расслабленным. Рот ее открылся, а щеки безвольно провисли – во сне человеку нет дела до того, как он выглядит и что происходит вокруг. Но сон ее не был безмятежным: одеяло перепачкала уже подсохшая бурая жидкость, следы которой вели на желтый шелковый диван и вниз, на плиты пола. Я пошла за ведром и тряпкой, а когда вернулась, мама уже шевелилась. Казалось, она не понимает, где находится.

– Привет, мама. Ты немного заболела, – сообщила я, возя тряпкой по полу, не в состоянии посмотреть ей в глаза.

Мод медленно возвращалась в настоящее.

– О, дорогая, как все это отвратительно… Ты такая добрая! Должно быть, я… Я не очень хорошо себя чувствую, – проговорила она.

У нее был ужасный вид – она словно разом постарела на много лет. Вытянув руку, она показала, что мне не стоит убирать за ней, а затем взяла меня за запястье и крепко сжала его.

– Что случилось, дочь? – спросила она. – Я ничего не помню.

Ее глаза молили объяснить все. Я медленно перевела взгляд на пустую бутылку из-под амонтильядо «Гарвис», лежащую в двух шагах от кровати.

– Понятно, – сказала она и отпустила мою руку.

От ее пальцев на моей коже остались белые пятна.

– Скоро к нам приедет Виви – на следующих выходных. Она привезет с собой Артура, – сообщила я.

– Артура?

– Это ее парень.

– О боже, Вивьен!

Мама выпрямилась на диване, явно напуганная тем, что я ей сказала.

Я поняла, о чем она сейчас думает.