Большие чемпионы

Непобедимый Джо стал символом для сражающейся Америки, и прежде всего для самих солдат. Каждый хотел перед лицом опасности быть таким, как Джо Луис, чья смелость никогда не нуждалась в истеричном надрыве. В его ледяном спокойствии была та надежность, которой больше всего не хватало людям, которым пришлось жить в очень ненадежное время, и лучше всего это выразил президент Рузвельт во время той встречи, о которой уже шла речь. Отдел пропаганды американской армии использовал Джо на полную катушку. Было выпущено огромное количество киножурналов для военных с участием Луиса, не говоря уже о том, что сам он постоянно разъезжал по фронтам в составе концертной бригады, где проводил демонстрационные бои и выступал с речами, простыми и доходчивыми, в которых говорилось именно то, что люди, не знавшие, будут ли они живы завтра, хотели услышать. После войны многие ветераны вспоминали, что, когда Луис произносил свою знаменитую фразу: «Мы победим, потому что мы на стороне Бога» (ставшую такой же крылатой, как в СССР слова безвестного сталинского речеписца: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами»), солдаты действительно начинали ощущать себя Христовым воинством, которое шло на бой с силами зла. Именно так: не «с нами Бог», то есть не Бог на нашей стороне, а проще и величественнее — мы на стороне Бога, тем более что первый вариант был в ходе истории множество раз дискредитирован самыми разными фанатиками и циниками, искренне и не очень убежденными в том, что они выполняют Божью волю. В таких делах, как человеческая психика, в-отличие от арифметики, сумма от перемены мест слагаемых резко меняется. Луис поменял их местами, как надо.

В одной из самых первых послевоенных речей президента Трумэна имя Джо Луиса было упомянуто среди тех, кто внес наибольший вклад в дело победы. Нельзя сказать, что правительство отплатило Джо черной неблагодарностью. Он недоплатил налогов на сумму около миллиона долларов. Специальным указом президента ему их простили. Таким образом, новый, 1946 год Джо встретил без долгов, но и без гроша в кармане, хотя у него и была кое-какая собственность. Куда девались его деньги, меньше всего знал он сам. Правда, он как-то довольно язвительно заметил, что хотя от его гонораров ему доставалась половина, но все издержки всегда оплачивались именно из его половины. Очень легко все списать на менеджеров, но это было бы не совсем верно. Безусловно, они наживались на Джо, но, с другой стороны, они же добивались для него и самых больших гонораров. Кроме того, многие боксеры, заработавшие куда меньше Луиса, отнюдь не бедствовали. Джо просто не умел обращаться с деньгами. Они сами утекали у него из рук и, в частности, оседали в карманах самых различных прихлебателей. Джо был щедр, как самый настоящий чемпион или, точнее, как самый настоящий король.

Наступило время возвращаться на ринг. Долгожданный матч-реванш с Конном, состоявшийся 19 июня 1946 года в Нью-Йорке, был его первым боем после четырехлетнего перерыва.

И тут оказалось, что его не так уж и ждали. Публики было не так много, как всегда. Отчасти потому, что Джекобе, рассчитывавший на ажиотаж, непомерно задрал цены на билеты. Но главное — за пять лет, прошедших с первого боя с Конном, произошло слишком много событий, заставивших людей забыть о том, что когда-то их так волновало.

Через много лет, вспоминая былое, Джо любил повторять, что Луис до войны и Луис после нее — разные боксеры. И это было действительно так. Незадолго до второго боя с Конном доктор Беннетт, следивший за здоровьем Луиса все эти годы, играл с ним в настольный теннис и обратил внимание, что у того неладно с реакцией. Джо отлично брал мячи с одной стороны, но словно не видел их, когда они шли с другой. Тут же в команде Луиса состоялось совещание. Это был очень тревожный симптом. Джо неодинаково реагировал на раздражители с разных сторон. Но до встречи с Конном ему решили ничего не говорить, тем более что пока это проявлялось лишь время от времени и как-то поддавалось коррекции.

Если у Луиса ухудшилась реакция, то у Конна время забрало гораздо больше. Он прибавил восемь килограммов. Но это не пошло ему на пользу. Он потерял свое главное преимущество — скорость — как в ударах, так и в передвижениях по рингу. Перерыв, вызванный войной, обернулся бедой для Луиса и катастрофой для Конна.

Семь раундов прошли на редкость скучно. Публика свистела и топала ногами. В восьмом раунде у Джо прошла одна серия: два правых, левый хук и правый кросс, после чего Конн оказался на полу. Нокаут. Но эта победа не прибавила Луису славы.

В следующем бою с малоизвестным и абсолютно заурядным Тами Мауриелло от больших неприятностей Луиса, возможно, спас рефери. Джо пропустил сильный удар, но арбитр не дал Мауриелло закончить серию, а, усмотрев какое-то нарушение, встал между противниками. Джо пришел в себя и нокаутировал противника в том же раунде. Это уже было серьезное предупреждение.

То, что не удалось Конну и Мауриелло, удалось 5 декабря 1947 года прекрасному тяжеловесу Джерси Джо Уолкотту. Перед боем Луис повторил старую ошибку — слишком быстро сбросил вес и ослабил себя. Уолкотт доминировал все 15 раундов, дважды — в первом и четвертом — посылал Луиса в нокдаун и уверенно бы выиграл бой по очкам, если бы не двое боковых судей. Третьим судьей, выставлявшим очки, был рефери (иногда это практикуется по сей день). В тот день роль судьи на ринге исполнял Руби Годдстин, близкий друг Джо, который славился как самый объективный судья в профессиональном боксе. Характерно, что Уолкотту и в голову не пришло протестовать против того, что роль рефери будет выполнять друг Луиса, — настолько он был уверен в его честности. Джерси Джо не ошибся — Годдстин отдал победу ему, за что, кстати, Луис никогда не держал на него обиду.

Но победителем был все равно объявлен Луис, и ему впервые пришлось уйти с ринга под рев, свист и улюлюканье зала. Луис тяжело переживал свою «победу». Он собирался покинуть ринг, но только после повторного боя с Уолкотгом. Он состоялся 26 июня 1948 года и прошел достаточно ровно и скучно. В восьмом раунде Луису удалось овладеть инициативой, а в одиннадцатом после серии ударов Уолкотт оказался в нокауте. Точку в этом бою, как и во многих других, поставил короткий правый боковой в челюсть.

За три послевоенных года Луис провел всего четыре встречи, одну из которых, строго говоря, проиграл, а остальные три выиграл без особого блеска. Пора было уходить.

Он и ушел, официально объявив об этом 1 марта 1949 года. Однако, к сожалению, он вынужден был через полтора года вернуться на ринг только для того, чтобы проиграть новому чемпиону. Назад его вернуло не тщеславие, а нужда. Он так и не научился обращаться с деньгами, и после 12 лет чемпионства оказался фактически банкротом. Ничего удивительного. Джо всегда раздавал свои деньги направо и налево всем нуждающимся и тем, кто умело делал вид, что нуждался. О его щедрости ходили легенды, и все они соответствовали действительности. В кои-то веки молва не могла преувеличить добро, которое делал один человек. Друзья втягивали Луиса в самые разные финансовые авантюры, теряли деньги и исчезали из его жизни навсегда.

После своего поражения Луис одержал восемь далеко не блестящих побед и проиграл снова, на этот раз чемпиону будущему. Проиграл так, что оставалось только уйти окончательно. И он вновь ушел, но в 1956 году стал выступать как профессиональный борец. Больших денег на ковре он не заработал.

Уже в 70-е годы, когда гонорары боксеров сильно выросли,

обедневшего Луиса спросили, как он думает, каким было бы его благосостояние, если он выступал теперь. Старый Джо, к тому времени побывавший уже и в психиатрической лечебнице (сказалась тяжелая наследственность), улыбнулся и сказал: «Я заработал на ринге пять миллионов, разорился и остался должен миллион. Если бы я выступал сейчас, я бы заработал 10 миллионов, разорился и остался бы должен два миллиона».

Однако страна его не совсем забыла. Он не бедствовал. Работал в одном из лучших отелей в Лас-Вегасе «директором по приему особо важных персон», проще говоря, свадебным генералом. Другим таким же генералом в том же отеле работал великий пловец и известный когда-то киноактер, лучший исполнитель роли Тарзана Джонни Вайсмюллер.